Глава 8. Лорд Дилектир (1/2)
Уже больше недели в Каллунаполюдэсе стояла ненастная погода. Однако никому из местных жителей и не пришло бы в голову роптать: каждый с рождения привык к непостоянству стихии и относился к этому, как к капризам любимой дочери. Стараясь не пропустить редкие мгновения — когда, пребывая в благостном расположении духа, своенравная красавица одаривала всех прелестными погожими деньками, ласково обнимая мягкими мохнатыми ветвями елей и сосен, нежно целуя солнечными устами с медово-пряным привкусом душистого вереска. Словно в щедром порыве стараясь вознаградить людей за терпение и бескорыстную любовь.
Однако же недолгие эти порывы обычно заканчиваются так же внезапно, как и начинаются. Стойкие и терпеливые, жители Каллунаполюдэса научились просто наслаждаться благословенными моментами, дарованными им природой, и быть за них благодарными. «Хвала Великому Квод-Ар Канумонду! Слава Всевидящему!» — изрекает и стар, и млад, каждый раз, как густой туман рассеивается, ледяные порывы ветра с Грисенмар стихают, укрощенные невидимой рукой, притихшие было птахи вновь начинают щебетать, а густые кроны поют свои древние ласковые песни-былины. Мудрость и смирение — вот главные благодетели, которые ценятся — и рано приобретаются — всеми жителями на северо-западе Тристиквэ-Рэгнум.
Казалось бы, ещё совсем недавно светлое и безмятежное небо сейчас выглядело так, словно вот-вот обрушится всей своей тяжестью на хрупкий мир там, внизу, со всеми его нелепыми страстями и грехами, и погребёт под собой всё то, что когда-то казалось таким необычайно важным, что ради этого можно было бы пожертвовать всем на свете. Но теперь, под этими угрюмыми, свинцово-серыми тучами, беззастенчиво вытеснившими робкое осеннее солнце, всё то, что было до этого момента, вдруг представилось чем-то незначительным. Нелепым. Нереальным. И только эти грозные облака, изливающиеся тонкими, холодными и колючими струями дождя, были настоящими. Только это тяжёлое, дышащее космическим холодом мрачное небо, утопающее в безумном вихре хищно ощерившихся туч, имело значение.
Яркая вспышка молнии высветила нахмурившийся горизонт — совсем близко что-то громыхнуло, отозвавшись протяжным гулом в самых дальних уголках Каллунаполюдэса; казалось, само основание острова Контритумкор вместе со скалой, на которой высился Красный замок, заходило ходуном, зашаталось. На мгновение, — лишь на одно короткое мгновение — будто давая всему живому единственную возможность укрыться от неизбежного дождя, всё замерло.
И вот откуда-то издалека послышался низкий гул — подобно гигантскому шару, сметающему всё на своём пути, он неумолимо приближался; всё вокруг загудело, задрожало. Раздался страшный, оглушающий грохот, на миг встряхнувший землю со всеми деревьями, горами и строениями — и на замерший от ужаса мир наконец обрушился ливень. Стремительный, косой, широкий, подгоняемый непрекращающимся рокотом и порывистым ветром, проливной дождь отчаянно колотил по лесам, полям с пожухлой травой и всем заливам Грисенмар; и чудилось, будто всё кругом дымится и сверкает под его неутомимым напором. И слышалось в отчаянном шуме дождя какая-то неизъяснимая скорбь. Какое-то жалобное причитание — точно сама природа, безудержно рыдая, оплакивала чью-то несчастную судьбу.
~~~</p>
В такой ненастный вечер, под шумный аккомпанемент непрекращающегося ливня и оглушительных громовых раскатов, лорд Эгрегир и леди Гелидар проводили время в компании юного Дилектира.
Это был уже не первый подобный вечер: как только Магистр Ниавиденс подтвердил, что состояние его подопечного больше не вызывает опасений и он быстро идёт на поправку, леди Гелидар пожелала навестить своего гостя, с которым, в отличие от остальных постояльцев, ещё не имела возможности познакомиться лично. Лорд Эгрегир, в свою очередь, был несказанно рад решению хозяйки замка, ибо, по его словам, он только и делал, что целыми днями рассказывал о ней своему любимому брату, и тот уже давно мечтал познакомиться с его прекрасной спасительницей.
Слушая лорда Эгрегира, который был весьма воодушевлён предстоящим знакомством с ней его ненаглядного Дилектира, леди Гелидар резонно заметила, что главным спасителем юного лорда был, безусловно, доктор Ниавиденс — именно он сотворил настоящее чудо с, казалось бы, безнадёжно раненым рыцарем, в то время, как она всего лишь пошла на риск, отдав приказ открыть ворота и впустить отряд молодого Синсериона.
Конечно же, лорд Эгрегир был с этим категорически не согласен — ведь, как он утверждал, по большому счёту, в тот момент всё как раз зависело от одного её решения: хозяйка Рубрум Каструм могла отказать незнакомцам, прибывшим неизвестно откуда и непонятно с какой целью приблизившимся к стенам Красного замка. И даже если бы леди Гелидар не сделала этого, никто бы не посмел её осудить — в столь неспокойные времена безопасность всегда была превыше всего. Молодой женщине оставалось только согласиться. За то короткое время, что она провела с лордом Эгрегиром, она сумела получить весьма чёткое представление о его характере: пылкий, порывистый и упрямый, он до конца настаивал на своём, даже если в конце концов понимал, что был неправ.
~~~</p>
Когда, сопровождаемая лордом Эгрегиром, леди Гелидар в первый раз вошла в отведённые его брату покои, чтобы наконец лично познакомиться с юным лордом, её взору открылась очаровательная картина: в глубине комнаты на широкой кровати в облаке узорчатого балдахина, утопая в шелках и мехе, белело стройное мускулистое тело прекрасного юноши. В комнате было сильно натоплено — очевидно, молодому человеку было жарко, он почти полностью выпростался из-под тяжёлого покрывала, которое лишь слегка прикрывало его бёдра. Он спал, инстинктивно прижимая к груди перевязанную руку, где у него была рваная рана на плече; виднеющаяся из-под покрывала нога со сломанным бедром всё ещё выглядела неестественно вывернутой, хотя уже не представляла собой того ужасного зрелища.
Его красивое гармоничное тело было сплошь покрыто ссадинами, синяками и кровоподтёками, но все же это было тело выздоравливающего, а не смертельно раненого рыцаря, коим он казался, когда леди Гелидар впервые увидела его в этой самой комнате после того, как рыцари, по просьбе Магистра Ниавиденса, сняли с него латы и окровавленную одежду.
«Воистину, Магистр — кудесник, раз сотворил такое чудо с этим юношей, на челе которого смерть уже было оставила свою холодную отметину», — подумала молодая женщина, с интересом разглядывая спящего лорда Дилектира. Его лицо уже не было мертвенно бледным; по-юношески округлые щёки, на которые густые пушистые ресницы отбрасывали длинные тени, слегка разрумянились от жара свечей и пламени очага; изящно очерченные губы цвета алого мака были слегка приоткрыты; густые светлые локоны волнами разметались по подушкам и красиво золотились в отблеске свечей.
Лорд Эгрегир, который тоже ненароком залюбовался братом, увидев, что леди Гелидар не таясь изучает его полуобнажённое тело, вдруг спохватился и бросился прикрывать его наготу, чем вызвал лёгкую насмешливую улыбку у искушённой хозяйки замка, которую уж никак нельзя было смутить подобным невинным зрелищем.
Лорд Дилектир, вероятно, почувствовал присутствие посторонних рядом с собой и медленно, словно после глубокого сна, открыл глаза. Столкнувшись чуть затуманенным взглядом с братом, юноша радостно улыбнулся ему очаровательной, почти детской улыбкой. Затем он обратил взор на стоящую чуть поодаль леди Гелидар, которая внимательно смотрела на него. На удивление, юный рыцарь не смутился: его цепкий взгляд скользнул по богато инкрустированному обручу на её длинных роскошных волосах, по красивому, чуть надменному лицу с точеным профилем, по гордо расправленным плечам и изящной фигуре, выгодно подчёркнутой великолепной парчой темно-красного, как у дорогого выдержанного вина, цвета.
Он рассматривал её совсем недолго, всего одно короткое мгновение, но когда лучистые серые глаза юноши встретились с бесстрастными изумрудными глазами леди Гелидар, она убедилась, что увиденное пришлось ему по душе. В отличие от своего старшего брата, который неизменно испытывал смущение и терялся в присутствии хозяйки Красного замка, лорд Дилектир ответил ей спокойным внимательным взглядом, в котором светился живой ум и, несмотря на юный возраст, мудрость и достоинство.
Когда Эгрегир представил брату леди Гелидар, их радушную хозяйку, которой они стольким были обязаны, Дилектир слегка приподнялся в постели, насколько ему позволяли его раны, лучезарно улыбнулся ей и тепло поприветствовал, выразив искреннюю благодарность за то, что она не отказала в крове чужестранцам, тем самым вернув его к жизни, когда он уж было с ней распрощался, и, конечно, все они — а он особенно — находятся у неё в вечном долгу.
У юноши был на удивление приятный, благозвучный голос; речь его была правильной и богатой. Правда, на общем языке он говорил с лёгким акцентом, который придавал его словам особое, неповторимое очарование. Заметив немой вопрос во взгляде леди Гелидар, лорд Эгрегир добродушно пояснил:
— Вас, вероятно, удивляет, миледи, что Дилектир, в отличие от большинства представителей знати всего Тристиквэ-Рэгнум, которые в совершенстве владеют общим языком, изъясняется на нём пусть и великолепно — ибо очень уж он у нас начитанный, но с явным акцентом. Видите ли, мой братишка с самого своего рождения был особенным — наверное, поэтому он всегда и был всеобщим любимцем.
Он шутливо отмахнулся, когда Дилектир сделал протестующий жест и, как обычно громогласно, продолжал:
— Этот упрямец ещё в детстве решил, что нет на свете земли прекраснее нашей родной Убэра Тэррэ, и язык там, значит, тоже самый красивый. И вот, малец вбил себе в голову, что ни за что на свете не станет учить иной язык, кроме языка нашей родины. Когда родители и воспитатели поинтересовались, каким образом он будет объясняться с представителями других народов Тристиквэ-Рэгнум, я помню, чуть не упал со смеху, когда наш юный чудак заявил, что, мол, ежели кому надо, пусть учат его язык — в противном случае, он не собирается вступать с ними в какие-либо сношения, так как ему неинтересны те, кто не владеет языком Убэра Тэррэ. Вот так-то, миледи. А вообще Дилектир у нас сильный, не по годам мудрый и живучий, как дуб — не даром, это его любимое дерево.
Старший из братьев Синсерион прямо раздувался от гордости, рассказывая о Дилектире, словно речь шла об его собственном сыне. Он даже не пытался скрывать, как обожает и восхищается младшим братом. Пожалуй, это было даже трогательно и позволяло по-другому взглянуть на упрямого и неуступчивого лорда Эгрегира.
Леди Гелидар тогда весьма позабавила эта история из детства лорда Дилектира, которая, между прочим, давала вполне определённое представление об особенностях его характера. Приветливо улыбаясь обаятельному юноше, леди Гелидар поинтересовалась у него:
— И как же, милорд, вы в конце концов выучили общий язык? Неужто вынуждены были изменить себе, поправ собственные принципы? А ведь, по словам вашего брата, вы были просто непоколебимы…
— Мне пришлось, мои воспитатели… — начал было он, но, увидев весёлые огоньки в обращенных на него зелёных глазах, юноша понял, что леди Гелидар его дразнит, и неожиданно густо покраснел. Они с лордом Эгрегиром рассмеялись, и тот крепко обнял Дилектира, потрепав его по длинным, красиво вьющимся волосам, отчего они беспорядочно разметались по его плечам.
Краем глаза рассматривая младшего Синсериона, Леди Гелидар отметила про себя, что с его нежным лицом с правильными чертами; чуть округлыми щеками, на которых появлялись прелестные ямочки каждый раз, когда он улыбался или в задумчивости покусывал свои аккуратные, красиво очерченные пухлые губы; большими лучистыми глазами с густыми и длинными — чересчур длинными для мужчины — загнутыми ресницами и роскошными золотыми локонами, Дилектир был поразительно похож на очаровательную девушку, юную и свежую как роза.
Чуть позже в тот же день леди Гелидар поделилась с лордом Эгрегиром своими благоприятными впечатлениями о внешности и характере его обожаемого Дилектира:
— Ваш брат, милорд, невероятно хорош собой. Он, бесспорно, умён, деликатен, с хорошими манерами — и при этом, судя по тому, что вы мне про него рассказали ещё у ворот в день вашего прибытия сюда, отважный воин, храбрый и сильный. Уверена, что в Убэра Тэррэ девушки от него просто без ума. Впрочем, не удивлюсь, если у нашего Дилектира, несмотря на юный возраст, уже есть избранница…
— Благодарю за столь лестную оценку в отношении брата, — искренне поблагодарил лорд, явно польщенный вниманием, которое уделяла его родственнику обычно холодная и недоступная леди Гелидар. — О да, он у нас просто красавчик… в отличие от его старшего братца, — добродушно хмыкнул он, — а что до суженой… есть у него нареченная невеста, милая и добрая девушка, единственная наследница лорда одного из соседних с нашим Монтеканвалисом замков. Они с Дилектиром с детства знают друг друга, этот вопрос давно был решён в интересах представителей обоих Домов, так что…
Лорд слегка замялся, перед тем, как продолжить — словно раздумывая, следует ли слишком откровенничать, но всё же завершил мысль.
— Однако, должен сказать вам, миледи, — говорю это лишь потому, что питаю к вам глубокое уважение и благодарность, — при этом Эгрегир беззастенчиво скользнул жадным взглядом по алым губам, соблазнительным шеи и груди леди Гелидар, — и мне претит всякое лукавство перед вами — боюсь, наш Дилектир в некотором роде, он… ну, в общем… Дилектир уже с самого детства проявлял наклонности несколько иного рода, если вы изволите понять меня правильно…
Леди Гелидар какое-то время насмешливо наблюдала за жалкими попытками лорда, и, наконец, устав ждать, когда тот наконец дойдёт до сути, решила облегчить ему задачу:
— Дилектир предпочитает мужчин — ведь именно это вы пытаетесь мне сказать, милорд?
Лорд Эгрегир странно посмотрел на неё, и, сделав неловкий жест, лишь молча кивнул. Он заметно нервничал и с тревогой вглядывался ей в лицо, будто пытаясь проникнуть в её мысли и понять, что же его собеседница на самом деле обо всём этом думает. Однако молодая женщина ничем не выдавала своих эмоций, по-прежнему оставаясь бесстрастной — не было ни малейшего шанса, что он сумеет её прочитать, заглянуть ей в душу. Ни сейчас, ни когда-либо ещё.
Смерив смутившегося лорда своим привычно насмешливым взглядом, она невозмутимо продолжила:
— Что ж, не вижу в этом ничего противоестественного: никому из ныне живущих не ведомо, какова на самом деле природа человеческая. Лишь Всевидящий знает, какими замысливал людей в начале времён. Не стоит идти против своего естества — этот зов никому не дано заглушить, в противном же случае — всё будет самообманом. Не жизнь, а лишь иллюзия, при том не самая приятная. А ведь она дарована нам вовсе не для того, чтобы притворяться и угождать. Но с тем, чтобы познать самих себя и все бесчисленные грани нашей загадочной души. Каковы бы они ни были.