Глава 5. Синеглазый Король (1/2)

В Каллунаполюдэсе было раннее утро. Где-то вдали бледно-сиреневой дымкой чуть брезжил рассвет, и пока в замке Рубрум Каструм, где рано вставать было принято даже среди знати, а многочисленная прислуга и подавно вставала с первыми лучами солнца, стояла мертвая тишина. Не лаяли собаки на псарне, и из конюшен не доносилось привычное ржание. Тишина казалась почти осязаемой — чудилось даже, будто сам воздух насквозь пропитался ею и отзывается тихим печальным звоном сквозь промерзшую свежесть туманного осеннего утра.

Сонный покой дворца внезапно нарушил гулкий звук шагов, под которыми тихо зашуршали ароматные травы и цветы, покрывающие каменные плиты. Леди Гелидар плавной царственной походкой шла через крытую галерею в северном крыле паласа по направлению к эркеру, из которого вчера на закате она наблюдала, как отряд чужестранцев приближается к стенам её замка.

На молодой женщине было надето великолепное одеяние из алого шёлка и парчи насыщенного вишнёвого цвета, богато расшитое золотыми и бронзовыми нитями в виде сложных орнаментов и украшенное драгоценными камнями и редким розовым жемчугом. При помощи вшитых клиньев из узорчатого атласа от бёдер это нарядное верхнее платье с длинными узкими рукавами сильно расширялось книзу, выгодно подчёркивая тонкую талию. На стройных бёдрах красовался пояс из тяжёлых чеканных пластинок. Округлые плечи хозяйки замка покрывало роскошное сюрко из темно-бордового бархата с обшитыми мехом широкими проймами, через которые была видна часть верхнего платья.

Холёные белые руки леди Гелидар унизывали перстни с редкими крупными изумрудами, алмазами и рубинами. Длинную нежную шею украшало драгоценное колье с подвесками. Роскошные волосы красавицы ниспадали до колен, и их глубокий тёмный цвет красиво оттенял покрывавший их тончайший, полупрозрачный нежно-сиреневый платок, который венчал золотой обруч с искусной инкрустацией. С каждым размеренным шагом тяжёлый подол платья чуть приподнимался, открывая изящную обувь из мягкой цветной кожи с заострёнными носками.

Наконец хозяйка Рубрум Каструм достигла той части крыла дворца, где находился эркер. Это было её любимое место в замке. Тихое, уединенное, скрытое от посторонних глаз, в живописном обрамлении плюща и глициний — здесь можно было спокойно предаваться своим мыслям, не будучи никем потревоженной. Безупречно вышколенная прислуга и вхожие во дворец вассалы были осведомлены, что ни под каким предлогом не стоит беспокоить леди Гелидар, когда она решала уединиться — здесь или в каком-либо другом месте. В противном случае, повод должен был быть действительно достойным внимания госпожи — если, конечно, нарушитель покоя не желал на неопределённый срок добровольно отправиться в мрачное подземелье донжона.

Последнее было вполне вероятным наказанием, ибо люди бывало оказывались в замковой тюрьме, одно упоминание которой у каждого вызывало дрожь, и за менее значительные провинности. Темница представляла собой темный круглый подвал с холодным каменным сводом, откуда то и дело раздавались проклятия и леденящие кровь стоны несчастных узников. Заключённых — пленных чужестранцев или приговоренных за различные неугодные деяния своих, местных — опускали в темницу через отверстие на верху свода. Это было по-настоящему страшное место, и горе тем, кого угораздило попасть в капкан его холодных, покрытых древней плесенью стен. Воздух скудно входил в мрачное помещение через редкие отдушины, тотчас становясь затхлым и смрадным; грязь, всякие гады, а иногда и подпочвенная вода, внезапно прорвавшая себе дорогу, угрожали здоровью и жизни несчастных узников — большинство из них были обречены, и уже никогда им не суждено было вдохнуть свежий вольный воздух.

Одна мысль об этом жутком месте заставила леди Гелидар невольно поёжиться. Ей и так было прохладно в эти утренние часы, когда камины дворца ещё дремали, словно драконы в своих тайных пещерах, и их пасти — топки не пламенели жарким огнём, а тут ещё эти тоскливые образы холодного сырого подвала… Молодая женщина зябко повела плечами и плотнее закуталась в свою отороченную мехом накидку. И всё же, подойдя к приоткрытым окнам эркера, она с наслаждением втянула бодрящий воздух, в котором ощущалось прохладное, приторно-свежее дыхание осени. Леди Гелидар всегда любила мистический покой, что ранним осенним утром приносил с собой сырой туман вместе с хвойно-дымным запахом сосен и елей, оставляя шлейф сладковато-землистого, мускусного аромата дождя.

Через проём в эркере она посмотрела на небо, которое, печально хмурясь, светилось рваными облаками. В такие мгновения она ощущала смутную тоску — от этого чувства у неё щемило грудь и почему-то было трудно дышать. Но вместе с тем леди Гелидар нравилось быть частью этого холодного бесконечного покоя, когда всё вокруг как бы умолкает и затаивает дыхание; когда окружающий мир, укутанный — словно саваном — серо-белой ватой тумана, вдруг становится совершенно иным: размытым, призрачным, потусторонним. Ей хотелось покинуть дворец, чтобы ступить в дымчатое марево и где-то меж двух стихий, воды и воздуха, раствориться в молочных клубах безвременья. Ей грезилось, как она полностью обнаженной входит в это таинственное море облаков на земле, ощущая чьё-то холодное и влажное прикосновение к своей белой коже; как погружает в него бледные руки и набирает полные пригоршни туманного зелья, пропуская его сквозь унизанные драгоценными камнями тонкие пальцы.

Как наяву, видела хозяйка Рубрум Каструм свой старинный замок, который обволакивала клубящаяся млечная густота. Утренний туман, как некое мистическое существо, на больших мягких лапах крался по сырой, переливающейся алмазными крошками росы земле, всё ближе подступая к поблёскивающему витражами, устремлённому ввысь дворцу; он укрывал землю, навевая странные грёзы, являя таинственные миражи, волшебным образом преображая пространство и словно заманивая в свою колдовскую бездну.

Слабые лучи уже взошедшего солнца едва пробивались сквозь плотный слой густой пелены, превратившей мир в бескрайнюю равнину. Там, внизу, туман всё стелился молочной рекой, оседая в долине, на мягком лилово-розовом ковре вересковых пустошей; заползая меж мхов и лишайников в безмолвный зловещий мрак болотных топей; живописно укутывая причудливой формы скалы из местного базальта. В этой белой пугающей глубине мир словно замер, и время остановилось; испуганно притихли все птицы, не было слышно ни дуновения ветра, ни плеска воды в заливах — лишь волны Великого Северного моря Грисенмар тихо, словно на другом конце света, плескались где-то вдали за туманом.

~~~</p>

Гулкий звук чьей-то тяжёлой поступи вывел леди Гелидар из забытья. Быстрые шаги настойчиво приближались через анфиладу прямиком к эркеру, где в приятном — до этого момента — уединении хозяйка замка встречала рассвет. Её красиво изогнутые тёмные брови сошлись у переносицы — так, нахмурившись, в мрачном молчании она встречала того, кто в этот ранний час осмеливался потревожить её драгоценный покой. Каждому в замке было известно, чем чреваты подобные провинности — поджав губы, леди Гелидар устремила недовольный взгляд туда, где вот-вот должен был появиться дерзкий нарушитель. Через мгновение в умиротворяющую тишину северного крыла вторгся густой, звучный голос лорда Эгрегира.

— Миледи, позвольте поприветствовать вас. Простите мне мою дерзость — ваша челядь, от весьма угрюмого дворецкого до очаровательных служанок и даже оказавшегося внизу садовника в голос умоляли меня не беспокоить вас в этом крыле замка, которое, как я вижу, вы облюбовали для своего уединения.

Не давая опомниться, лорд продолжал, не замечая — или делая вид, что не замечает — не суливший ничего хорошего колючий взгляд леди Гелидар.

— Поверьте, они сделали всё возможное — и невозможное — чтобы я здесь не появился (ну и вышколили же вы свою прислугу, миледи — у вас бы нашим лордам в Убэра Тэррэ поучиться!), а посему не стоит их винить в том, что я всё же дерзнул пожаловать к вам без предупреждения. Прошу вас проявить снисходительность и не наказывать безгранично преданных вам людей из-за проявленного мной упрямства.

Произнося эту громогласную тираду, молодой человек всё больше смущался под пристальным взглядом зелёных глаз, которые сейчас неприязненно и, пожалуй, даже несколько враждебно смотрели на него. Однако он мужественно выдержал его и, так и не дождавшись ответа, продолжал громко и нарочито бодро:

— Миледи, я дольше не мог ждать, ещё раз простите мне мой порыв. Я осмелился потревожить вас с единственной целью — чтобы от всего сердца поблагодарить за бесценную помощь, которую вы оказали нам, несчастным чужеземцам, приняв нас с моим умирающим братом в своём замке, предложив не только кров, но, самое главное, возможность спасти моего любимого Дилектира.

В непроницаемом взгляде этой удивительно красивой женщины невозможно было ничего прочитать; она смотрела на лорда из-под опущенных ресниц, словно изучая его, — и лорд бы не покривил душой, сказав, что это было одним из самых сложных испытаний в его жизни, пожалуй, гораздо сложнее поединка с сильным противником или даже битвы с жестоким, превосходящим силами врагом. Но, к его чести, он старался держаться достойно, по возможности пытаясь ни голосом, ни выражением лица не выдавать охватившее его волнение. И всё же ему казалось, что леди Гелидар читает его, как открытую книгу. Ему незнакомы были эти ощущения, поэтому он и сам не знал, как именно к этому относиться, и предпочёл сосредоточиться на цели своего визита.

— Моя госпожа, ваш Магистр Ниавиденс — воистину настоящий волшебник, он сотворил чудо, не иначе! Не желая утомлять вас подробностями, скажу лишь, что мой брат благополучно пережил эту ночь — сегодня на рассвете доктор уже побывал у него, и, насколько я понял, он вполне удовлетворён результатом: кризис миновал, состояние Дилектира довольно удовлетворительное, — лорд почти захлебывался словами, словно боясь, что его в любой момент могут прервать. — Теперь за ним нужен правильный уход — по словам самого Магистра, если все его указания будут тщательно выполняться, через две-три недели лорд Дилектир сможет начать ходить — конечно, не без посторонней помощи — и двигать сломанной рукой. Доктор уверяет, что если обеспечить его пациента необходимым покоем, впоследствии он сможет полностью восстановиться, взяться за оружие и вновь совершать ратные подвиги, коими, несмотря на свой юный возраст, он уже успел прославиться во всех Восточных горах.

Лорд Эгрегир перевёл дух, стараясь не встречаться с устремлёнными на него насмешливыми глазами, чей цвет в полумраке эркера сейчас был подобен темно-зеленому нефриту. В свою очередь, леди Гелидар думала о том, какими же одинаковыми были все мужчины, которых она знала. Взять хотя бы братьев Синсерионов: один чуть не погиб из-за ранений на поле брани, а другой, его любящий брат, который ещё вчера ночью не верил в его спасение, сейчас стоит здесь, перед ней, искренне радуясь тому, что лишь чудом выживший юноша вскоре опять сможет запрыгнуть в седло и поскакать во всю прыть разить врагов своими копьём и мечом. Ну разве это не парадоксально?

Она поморщилась при мысли о том, как же примитивно устроены все мужчины. Ну, почти все. Она знала два исключения: один из них — великолепный Цэруладамир Дэмониэл, обворожительный Король Юга. Несмотря на то, что луксурский синеглазый распутник, помимо выдающихся внешних данных, совершенно заслуженно мог похвастать своей воинской доблестью, умением искусно владеть самым различным оружием и непревзойдённо держаться в седле, сам он считал откровенной глупостью желание некоторых проводить всё время в кровопролитных битвах и пасть смертью храбрых на поле боя. Ведь помимо битв, в жизни существовало ещё столько всего приятного, чем мог бы заняться истинный мужчина.

Леди Гелидар невольно улыбнулась, переносясь мыслями в тот день, когда Синеглазый Король говорил ей это своим низким чарующим голосом с лёгким южным акцентом.

~~~</p>

Накануне весь Каллунаполюдэс взбудоражила весть о том, что сюда, на северо-запад пожалует сам правитель Юга, знаменитый Король Дэмониэл. Направляясь на север бывшего Единого королевства с некой одному ему ведомой целью, Цэруладамир Синеглазый решил осчастливить эти суровые земли своей венценосной особой, на время остановившись в самом крупном и богатом замке Каллунаполюдэса — Рубрум Каструм. Он прибыл с многочисленной свитой с другого конца Тристиквэ-Рэгнум, поражая воображение местных жителей роскошью своих одеяний и царственными манерами. Народ Каллунаполюдэса, в целом довольно непритязательный и совершенно непривычный к подобному зрелищу, во все глаза смотрел, как пышный кортеж южного короля въезжает на подступы к находящемуся во владениях Дома Гелидар острову Контритумкор.

Толпы зевак следовали за кортежем, не в силах оторваться от сказочно красивого наездника с необыкновенно синими глазами и длинными серебристыми волосами в усыпанной алмазами короне и расшитой золотом и драгоценными камнями пурпурной мантии, горделиво восседающем на породистом жеребце редкой масти. Слава Синеглазого Короля шла впереди него и, несмотря на то, что он был известен как умный и элегантный правитель, тонкий стратег и ценитель прекрасного, прежде всего, каждого интересовали его бесчисленные любовные похождения, о которых повсюду слагали легенды и сочиняли народные песни. Красавец-король, безусловно, знал о неиссякаемом интересе к своей особе и беззастенчиво красовался перед восхищенной толпой, на годы вперёд давая пищу для пересудов.

В Рубрум Каструм заблаговременно были направлены гонцы от имени Его Королевского Величества, чтобы передать весть о том, что король Дэмониэл надеется заручиться согласием его хозяйки и на некоторое время расположиться вместе со свитой на территории замка. Также в знак своих добрых намерений правитель Юга отправил с гонцами бочки с лучшим вином из прославленных сортов винограда, взращиваемого в столице Южного Королевства — Луксурии, а также в городах Инманситдее и Вирунт-Гортуме. Получив утвердительный ответ от леди замка, разряженное в пух и прах блестящее общество во главе с их обожаемым сувереном в сопровождении охранного отряда устремилось к воротам Красного Замка.

~~~</p>

Был знойный летний день. Король расслабленно лежал на ковре из нежно-розового вереска, лениво жуя травинку своими полными, красиво очерченными губами. Над душистым вереском кружили пчёлы, их монотонное жужжание приятно успокаивало. Повсюду витал пьяняще-сладкий медовый аромат, который усиливался, когда редкие порывы ветра с залива ласково взъерошивали мягкий вересковый ворс. Невероятно густые и тяжёлые, цвета белого золота, волосы синеглазого монарха были распущены и, доходя до пояса, слегка прикрывали его совершенное, безупречно-гладкое обнаженное тело. Они красиво разметались по благоухающему ковру, смешавшись с мелкими лилово-сиреневыми цветами вереска. Непринужденно согнув в колене одну ногу, король бездумно смотрел в раскинувшееся над ними ярко-голубое безоблачное небо своими чудесными синими глазами, и казалось, что они жадно пьют небесную лазурь, вбирая в себя всё до последней капли, от чего небо постепенно светлело, а его глаза — наоборот, темнели, становясь похожими на волшебные лазуриты из тайных сокровищниц гномов.

Эмеральда лежала рядом с ним, тоже обнаженная, всё ещё пребывая в сладкой истоме после его недавних ласк. Их красивые молодые тела, хранившие следы бурных объятий, всё ещё были влажными. Над красиво очерченной, припухшей от их страстных поцелуев верхней губой короля блестели мелкие капельки пота. Эмеральда слегка приподнялась на локте, с любопытством рассматривая его, словно видела впервые — её роскошные тёмные локоны рассыпались по плечам, прикрывая обнажённую грудь. Она любовалась его царственным профилем, высокими, словно вылепленными, скулами; его благородным подбородком и сильной длинной шеей с нежной атласной кожей, к которой так и хотелось прикоснуться губами. Ах, как он был красив! Будто сказочное существо из другого, волшебного мира. Таких просто не бывает на свете, подумала Эмеральда. Не среди простых смертных.

Помнится, ей тогда ещё пришло в голову, что, должно быть, именно так и выглядят эльфы, которые, как рассказывают древние старики, и поныне обитают где-то в сокрытой от людей непроходимой глубине густых лесов северных и северо-восточных земель Тристиквэ-Рэгнум. Говорят, если обычный человек узрит неземную красоту одного из эльфийских королей, он тут же упадёт замертво, ибо незрелый человеческий разум просто не способен постичь такое совершенство, созданное магическими силами самой природы многие тысячелетия назад. Эмеральда тогда ещё произнесла вслух: «Какой же вы красивый, Ваше Величество!». Сказала искренне, без тени кокетства, ибо в тот момент оно было бы неуместно. Рядом с ней лежал самый красивый из смертных. Самый прекрасный король на свете. Глубокая синева его глаз поражала, манила, поглощала без остатка. Его гладкая бархатистая кожа источала лёгкий аромат благовоний и розового масла, и этот запах пьянил не хуже терпкого вина, которому они с таким наслаждением отдавали должное все эти долгие знойные летние дни.

Сейчас он лежал расслабленный, разомлевший от их бурных ласк. Такой головокружительно близкий и невозможно доступный. Но Эмеральда знала, что это впечатление обманчиво: прежде всего, Цэруладамир был могущественным правителем Юга, властным монархом, избалованный всеобщим обожанием и лестью, который без колебаний избавлялся от тех, кто вставал у него на пути, проявляя жестокость и демонстрируя свою безграничную власть там, где это было необходимо. Несмотря на некоторые авансы — вернее сказать, подачки — временным фаворитам, Синеглазый Король по-настоящему никогда и никому не открывал своё сердце, его истинные мысли и мотивы для всех были неразрешимой загадкой. Он был прекрасен и далёк, как мерцающая в небе синеокая звезда: отовсюду к нему тянули тысячи рук, но он всегда оставался недоступен. И он никогда не изменится, ибо такова его природа.

Но именно это и подкупало в нём Эмеральду — король Дэмониэл глубоко волновал её; в силу их схожести, она понимала его, возможно, чуть больше, чем другие. Он был одним из очень немногих мужчин, на которого её тело отзывалось столь бурно, к кому она испытывала непреодолимое влечение. И неважно, сколько раз подряд они делили ложе — она желала его снова и снова. Пожалуй, кто-то бы назвал это похотью, распутством, но Эмеральда не стала бы придавать этому никакого значения. Синеглазый Король одним своим видом будил в окружающих самые потаённые желания, превращая в рабов своей плоти. Но ей это как раз и нравилось. Именно это ей было нужно как воздух.

Поддавшись внезапному порыву, Эмеральда протянула руку к прекрасному безмятежному лицу Цэруладамира и медленно провела по нему кончиками пальцев, с изумлением вновь открывая совершенство этих строгих линий, очерчивая красивые изгибы его широких густых бровей, до которых доставали длинные чёрные ресницы, его прямой тонкий нос — точь-в-точь как у статуй легендарных королей древности, опускаясь всё ниже, к сочным капризным губам, правильному подбородку с небольшой ямочкой, и еще ниже — туда, где нежные округлые линии шеи оканчивались аккуратной ложбинкой, и затем — к чуть выступающим ключицам с более светлой, чем всё тело, кожей. Эмеральда в который раз залюбовалась его маленькой необычной родинкой в виде звёздочки над чуть приподнятой верхней губой, ближе к уголку рта, которая придавала Синеглазому Королю такой невозможно соблазнительный вид. Эмеральда не сдержалась и легонько, обдав тёплым дыханием, коснулась её своими мягкими губами.

Она уже нежно поглаживала прохладной рукой его широкую гладкую грудь, когда Цэруладамир наконец отвёл напитавшиеся небесной синевой глаза и пристально посмотрел на неё. Этот красноречивый взгляд, в котором отражалось бесконечное лазурное небо, взволновал Эмеральду. Он перехватил своей твёрдой рукой её тонкое запястье, нежно, но крепко сжав его — Эмеральда охнула. В его сапфировом взгляде она с трепетом увидела стремительно разгорающееся желание, которое мгновенно передалось и ей — она задрожала всем своим стройным обнаженным телом, чувствуя себя безвольной добычей в лапах сильного хищного зверя, отчего охватившее её возбуждение лишь возросло.

Король одним порывистым движением склонился над Эмеральдой, обдав её медово-пряным ароматом своих длинных шёлковых волос; он провёл рукой по её пылающему лицу, по блестящим тёмным локонам, что растрепал внезапный порыв тёплого морского ветра; он посмотрел ей прямо в изумрудные глаза своим пленительным взглядом, в котором читалось настойчивое, беспрекословное желание мужчины обладать женщиной — обладать ей — и она вся затрепетала, словно в синюю бездну, погружаясь в этот призывный взгляд.

Эмеральда подалась к нему всем телом — Цэруладамир тут же до боли сжал её, и у неё перехватило дыхание. Она знала — была наслышана — что ненасытный Синеглазый Король любит изощренные ласки, получая от них известное наслаждение, и, вероятно, далеко не без причины южного монарха считали столь развратным и сластолюбивым, и называли главным распутником Тристиквэ-Рэгнум. Но она также знала, уже проведя с ним несколько дней, пока он гостил в её замке, что ей нечего бояться — с ней он не станет переходить грань дозволенного. С ним они на равных. Впрочем… Эмеральде даже нравилось ощущать некоторую боль — когда он, прямо как сейчас, сильным и плавным движением брал её за волосы, откидывая её голову назад, и принимался неистово целовать своими восхитительно вкусными спелыми губами; они становились всё настойчивее и нетерпеливее, мягкий язык ласкал её жемчужные зубы, проникая глубоко внутрь; в жарком дыхании короля чувствовался горько-пряный, терпкий привкус вина, которое они недавно пили, а также вкус сладких ягод, что он накануне брал влажными губами прямо из её рук.

Не в силах сопротивляться настойчивым, искусным объятиям синеокого любовника, Эмеральда выгнулась, цепко обхватив его крепкую талию длинными стройными ногами. Пристально глядя ей прямо в глаза, король одним рывком притянул её за бёдра и, прильнув к соблазнительно приоткрытому рту своими горячими губами, ещё какое-то время продолжал медленно и чувственно, почти на грани, целовать Эмеральду, лаская напрягшуюся под его руками небольшую упругую грудь. Цэруладамир медленно — словно нарочно продлевая эту сладкую пытку, оттягивая долгожданный момент — гладил её гибкую нежную спину длинными пальцами в перстнях, металл которых приятно холодил разгоряченную кожу, вызывая всё новые волны возбуждения, — а затем, одним резким движением широко разведя ей бёдра, с силой овладел ей, сорвав с приоткрытых губ неприлично громкий чувственный стон.

Синеглазый Король ещё долго ласкал её, и она пылко и даже дерзко отвечала ему — точно это был любовный поединок, в котором они соревновались друг с другом в своих изощренных умениях. Помнится, в тот раз он победил — Эмеральда билась под тяжестью его сильного тела, не в силах сдерживать стоны наслаждения, моля о пощаде. Ещё и ещё. И король Дэмониэл пощадил. Ах, как же сладко было ощущать, как её хрупкое тело выгибается под ним, точно струна, содрогаясь от всё накатывающих волн неземного наслаждения; как невозможно прекрасно было чувствовать в себе всю силу его пульсирующей плоти; покрывать поцелуями его сказочно красивое точёное лицо, по которому тонкими струйками стекал пот, собираясь мельчайшими солено-сладкими капельками над его припухлой верхней губой; целовать его драгоценные синие глаза, казавшиеся почти чёрными от затопивших радужку зрачков.

В едином порыве они продолжали целовать и ласкать друг друга, пока в полном изнеможении не упали в душистый вереск. С изумлением они обнаружили, что на побледневшем небе уже зажигаются первые звёзды — таинственно мерцающие крапинки постепенно покрывали весь синеющий небосвод; наступивший вечер принёс долгожданную прохладу, остудив их влажные, разгоряченные тела.

Эмеральда и Цэруладамир лежали в траве, обнаженные, сплетя руки, любуясь множеством мелких — но таких ярких! — звёзд таинственного северного неба. Им было сейчас невероятно хорошо и спокойно. Казалось, они слышат, как размеренно дышит сам бесконечный Космос. Как, мерно пульсируя, тихо шепчутся звезды, рассказывая друг другу древние тайны. В приятной полудрёме Синеглазый Король медленно водил кончиками пальцев по её нежной округлой груди, раз за разом обводил плавные линии талии и живота, опускаясь ниже, к соблазнительной ложбинке, осторожно гладя её бёдра, — и коварно улыбнулся, услышав её тихий чувственный стон.

Эмеральда положила свою руку поверх его, продолжая направлять всё ниже, — перехватив её обольстительный, вновь разгорающийся огнём желания взгляд, король тихо засмеялся своим низким чарующим смехом:

— Какая же ты ненасытная, моя прекрасная Эмеральда.

И она сказала, игриво рассмеявшись в ответ:

— Это всё колдовские чары Вашего Синеглазого Величества — зря я не слушала молву и простодушно согласилась принять вас в своём скромном замке… про вас столько всего рассказывают, любвеобильный Король Юга, что я, поддавшись порочному любопытству, не смогла отказать вам — за что сильно поплатилась.

— Что ж, Прекрасная леди Красного замка, — в тон ей ответил король мужественным и в то же время нежным голосом, который ласкал слух лучше песни самого искусного менестреля, — о вас я тоже кое-что слышал — так не будем же разочаровывать друг друга.

Он запрокинул ей голову и жадно приник к её податливым губам, терзая их страстными поцелуями. Её гибкое молодое тело, соблазнительно белеющее в тёмной траве, мгновенно отозвалось на его искусные ласки, и они вновь ещё долго-долго, без устали любили друг друга, пока совсем не обессилели.