Глава 3. Последняя надежда (1/2)

Пройдя сквозь широкий портал главных дверей, у которых, словно изваяние, застыл встречающий гостей дворецкий, процессия влилась в протянувшуюся вдоль основного фасада здания галерею. Головокружительно высокие своды главного и боковых нефов состояли из множества стрельчатых арок, которые, в свою очередь, включали в себя диагонально перекрещивающиеся нервюры. Пространство между этими напоминающими рёбра декоративными элементами заполняла лёгкая кладка из камня. Все гости — за исключением рыцарей, которые, обливаясь потом, почти сгибались под тяжестью латных доспехов, надетых поверх них плотных длинных плащей и обмякшего, становившегося всё тяжелее, тела раненого Дилектира — невольно задрали головы высоко кверху, словно пытаясь убедиться в реальности этой рукотворной красоты, что разверзлась над ними: заполняя собой всё вокруг, она подавляла их; заставляла чувствовать себя жалкими, мелкими и никчёмными существами.

Крестовые, шестигранные, веерные и звёздчатые своды, помимо массивных нервюр, состояли из более тонких и изящных перемычек. С одной стороны, все эти замысловато перекрещивающиеся тьерсероны и лиерны придавали старинным сводам прекрасную лёгкость и ажурность. Но, в то же время, в глазах тех, кто оказался внутри, эта красивая и сложная система перекрытий, созданная гениальными зодчими с одной лишь целью — укрепить конструкцию здания, походила на огромную паутину, которую сплёл гигантский паук, что на протяжении многих веков терпеливо поджидает, когда в неё, точно глупые мухи, попадутся потерявшие бдительность жертвы. Несчастным путникам, чьё восприятие обострялось усталостью, чувством жажды и голода, казалось, что бесчисленные нервюры заострённых сводов выступают из них, точно гигантские рёбра, напоминая скелет давно умершего мифического чудовища, внутри которого они оказались по роковой случайности и не ведают, что им уготовала судьба. Как всё это не походило на их милый Монтеканвалис в далёкой горной Убэра Тэррэ на Востоке! Поскорей бы вернуться домой…

Тем временем шествие медленно продвигалось вдоль галереи — каждый дивился тому, каким же огромным был дворец изнутри. Высоченные опорные столбы представляли собой пучок тонких колонн, монолитно соединенных с основным устоем. Часть колонн была составлена в виде трилистника, часть — являлась как бы вертикальным продолжением нервюр. Колонны были затейливо украшены фестонами в виде перевязанных лентами гирлянд из веток с растениями и фруктами; наряду с ними, кое-где можно было разглядеть традиционные изображения черепов животных и маски. Каменные стены украшали старинные гобелены, искусно выполненные предметы из оленьих рогов, а также богатая коллекция картин, написанных лучшими художниками минувших эпох.

Устремлённые ввысь колонны-устои, сооружённые по всему периметру внутреннего помещения, навеяли чужестранцам образ зачарованного леса, заманивающего потерявших бдительность путников. Там, попав под его древнюю магию, несчастные могли лишиться рассудка и остаться в лесу плутать до самого своего печального конца, или оказаться съеденными заживо невиданными тварями, издревле населявшими его. Безрадостные мысли вызывал этот великолепный дворец, воздвигнутый на самой высокой скале острова Контритумкор много веков назад и являющийся немым свидетелем множества событий — в том числе, таких, о которых непринято говорить вслух. Отчего-то всех охватила смутная тревога. Лорд Эгрегир услышал, как кто-то из его воинов тихо выругался сквозь зубы.

Сходство с лесом — правда, гораздо более приятное — дворцу также придавали разбросанные по каменному полу цветы и травы. Разноцветные, правильно чередующиеся между собою крупные плиты были устланы свежесрезанными тростником и камышом, тимьяном, полынью, мелиссой, диким луком, васильками, мятой и лютиками, которые в обилии росли на местных полях, лугах и болотах; под ногами идущих то и дело пестрели лепестки разнообразных цветов из оранжерей дворцового сада, который путники видели по пути в палас.

Наступая на этот живой ковёр, иноземцы ощущали, как старинные залы наполняют волны терпкого, сложного, но очень приятного аромата, — словно невидимый композитор-чародей создал волшебную симфонию из пряных, эфирных, медовых, сладких, душистых, фруктовых и ягодных нот, и на каждого эта волшебная музыка оказывала своё, особое, воздействие. Кто-то испытывал лёгкое головокружение и даже эйфорию; кому-то чудилось утро в степи, бодрящий, свежий ветер; некоторые внезапно ощущали непонятную, щемящую грудь нежность или печаль. Витающие в воздухе ароматы почти в каждом будоражили воспоминания об их прошлой жизни, былой любви и утратах, навевали какие-то мечты. Некоторых это успокаивало. Иные же, наоборот, испытывали невыносимую тоску по ушедшей юности, что увяла, подобно хрупким цветам под их закованными в латы ногами.

И каждому эта симфония ароматов играла свою, понятную только ему мелодию. И каждый чувствовал себя будто одурманенным. Словно опьяненным неведомым напитком, — крепким, но, в то же время, лёгким; сладким, но с горчинкой и терпким послевкусием — который доселе ни один из них не пробовал. «Магия — не иначе», — покачивая головой, думали люди, с опаской ступающие по мягкому цветастому ковру, который приглушал их тяжёлые шаги. Однако вслух никто ничего не произнёс.

~~~</p>

Вопреки ожиданиям, внутри огромного помещения под каменными сводами было не так темно и мрачно. Свет обильно проникал сюда через большие удлинённые стрельчатые окна — как одиночные, так и сгруппированные; более крупное окно с массивной рамой и витражными узорами располагалось в центре. Внезапно огромные витражи, которые, из-за отражения лучей света от поверхности стенок, снаружи здания выглядели серыми и блёклыми и едва привлекли внимание приезжих, пронзили последние — и оттого особенно яркие — лучи заходящего солнца. Как по волшебству, световые потоки стремительно проникали в помещение через креплённые свинцовыми полосами куски красного стекла, повсюду рассеивая багрово-алые и пурпурно-сиреневые блики и создавая особое спиритуалистическое свечение покрытых витражными композициями стен.

Не в силах оторвать глаз от удивительного зрелища, вся процессия, включая несущих лорда Дилектира рыцарей, остановилась посреди галереи. Лишь теперь невольные зрители увидели, что бесчисленные витражи состояли не из привычных жёлтых, синих, красных, зелёных, фиолетовых, с добавлением белого и чёрного, а исключительно из красных стёкол. Самых разных его оттенков — от бурого, рубинового, бордового, винного, вишневого, кораллового до пунцового, карминового, сангинового, макового, алого…

Лучи заходящего солнца, преломляясь в прозрачных стёклах всех оттенков красного, превращались в какой-то удивительный свет, неведомо как проникший сюда из другого, таинственного мира. Прямо на глазах совершалось чудо перерождения реального света в бесконечно меняющуюся на глазах багрово-алую субстанцию, что каким-то невероятным образом преображало всё окружающее пространство.

Благодаря смене освещения, казалось бы, плоские статичные изображения — религиозные сюжеты и сцены, описывающие знаковые события в истории Дома Гелидар, — буквально оживали. Свет багрово-розового заката, проходящий сквозь застеклённую поверхность, как бы передавал изображения в пространство, изменяя его образ. Достижение подобного эффекта и составляет суть и главную цель искусства витража, представляет собой высшую степень мастерства и достигается только в результате кропотливой, многолетней работы художников-витражистов, стекольных дел мастеров и архитекторов. Однако ошеломлённым свидетелям подобного преображения казалось, что они присутствуют при совершении некоего священнодействия, — скорее походившего на колдовской ритуал. Со всех сторон слышались изумлённые возгласы. Кто-то тихо промолвил: «От Властителя Тьмы всё это, не иначе!».

Остановившийся вместе со всеми лорд Эгрегир внезапно произнёс, будто его осенило:

— Красные витражи… Красный замок! Действительно, я слышал о красных витражах в старинном замке на одном острове, к северо-западу от Убэра Тэррэ… Кажется, от отца, давно, в детстве…а, может, ещё от деда…только вот никак не вспомню, что именно мне про них рассказывали.

— Верно, милорд. Название Рубрум Каструм на местном наречии означает «Красный замок». Замок моего рода — один из древнейших и, позволю себе сказать, один из самых красивых не только здесь, в Каллунаполюдэсе, — слава о нём и его прекрасных витражах идёт по всему Тристиквэ-Рэгнум. Многие мечтают воочию убедиться в его красоте и величии — не удивительно, что вы о нём слышали. Но я, его владелица, — и мои преданные вассалы меня в этом поддерживают — предпочитаю вести тихий, уединённый образ жизни. Лишь в редких случаях — таких, как ваш, — я делаю исключение.

При этих словах головы всех повернулись туда, откуда раздавался ровный, мелодичный, чуть приглушённый голос: на верхней площадке каменной лестницы, ведущей на верхний этаж, стояла леди Гелидар в своём бордово-красном облачении, прямая и бледная, как изваяние из мрамора. В это мгновение последние лучи солнца, точно огромные острые копья, пронзили большое витражное окно, напротив которого находилась леди Гелидар. Особым образом преломившись через стеклянную мозаику красных оттенков, световой поток начал стремительно завоевывать пространство, поочерёдно, сверху вниз, зажигая на сложном изображении алые, багровые и золотисто-бурые языки пламени.

У зрителей, наблюдавших эту поразительную фантасмагорию, вырвался невольный возглас восхищения. Который однако тут же застыл на их губах от открывшейся леденящей кровь картины: цветные рефлексы света, проходящего сквозь красный витраж, рассеиваясь, заполнили часть окружения и перво-наперво устремились туда, где, возвышаясь над всеми, неподвижно стояла леди Гелидар. Пятна света, попадая на красный бархат роскошного платья, окропляли его алыми брызгами — крупные рубины на её широком золотом обруче запламенели, облекая в багрец длинные тёмные локоны. Даже её перчатки отливали красным — людям невольно показалось, что руки прекрасной леди, как и её платье, запятнаны кровью.

Красная дама обвела взирающих на неё с ужасом гостей спокойным ледяным взглядом. На её красивом лице ничего нельзя было прочитать. На одно короткое мгновение её глаза, таинственно сверкнув, встретились с поблескивающими под маской тёмными глазами бродячего менестреля, который, в отличие от остальных, оставался невозмутимым и смотрел на молодую женщину, удобно прислонясь к одной из боковых колонн галереи. Казалось, всё это его даже забавляет: если бы кто-то из присутствующих сейчас посмотрел на него, то, несомненно, удивился бы тому, как спокойно и бесстрастно — будто зритель на представлении — бродячий певец наблюдал за происходящим. Но никто на него сейчас даже не взглянул, каждый находился под впечатлением от увиденного.

Между тем, с заходом солнца обширное пространство внизу постепенно погружалось во мрак. Вне светового потока витражи, казалось, утратили свою магию, тускло поблескивая только что полыхавшими стёклами. Так огнедышащий дракон, извергнув языки пламени из страшной пасти, скрывается в сумраке укромной пещеры, чтобы, свернувшись среди груд золота и драгоценных камней, затаиться до следующего подходящего момента.

В стене напротив витражных окон находился ряд удлиненных, заострённых кверху порталов, скрывающих высокие массивные двери: одна из них, состоящая из двух створ в обрамлении самого высокого и богато отделанного портала, была широко распахнута и вела в главную залу. По сторонам от неё также находились другие, подобные ей залы, но только гораздо меньших размеров. Минуя расположенные внизу помещения, процессия продвигалась дальше, по направлению к высокой каменной лестнице, ведущей на верхний этаж.

Леди Гелидар, которая всё ещё стояла на широкой площадке лестницы, возвышаясь над всеми, сделала знак — и рыцари, несущие лорда Дилектира вместе с бережно поддерживающим его голову лордом Эгрегиром, начали медленно, с большой осторожностью подниматься наверх — туда, где располагались жилые помещения, и где должны были осмотреть раненого юношу. Остальные гости были перепоручены заботам дворецкого: вместе с остальными слугами ему надлежало разместить приезжих в отведённых для них покоях и проследить, чтобы утомленных путников как следует напоили, накормили, помогли умыться и привести в порядок одежду и облачение.

В этих краях рано темнело, поэтому прислуге необходимо было позаботиться о том, чтобы, пока дворец не погрузился во мрак, повсюду зажечь огни. На каждом уровне дворца, по всему периметру, на стенах были закреплены специальные кованые зажимы из чёрного металла, — некоторые в форме руки — в которые были вставлены факелы. Кроме того, огромное помещение освещалось бесчисленными восковыми свечами в железных бра, вделанных в стены, а также стоящими на столах в залах канделябрами с восковыми и сальными свечами. Повсюду виднелись люстры, состоящие из железных перекладин и подвешенные довольно высоко от пола, — как же, наверное, было непросто при помощи длинных лестниц и лебёдок ежедневно устанавливать и зажигать свечи там, на верху!

Возникшие словно из ниоткуда, молчаливые слуги быстро и слаженно справились с задачей; и, как только дворцовые помещения осветил приглушённый, интимный свет свечей, придавая всему пространству некую таинственность, вышколенная челядь исчезла так же незаметно, как и появилась, словно растворилась в толстых каменных стенах. Создавалось впечатление, что всеми во дворце: от сенешаля, констебля и дворецкого до казначея, поваров, камердинеров, главной служанки, церемониймейстера и их непосредственных подчиненных; оруженосцами и пажами — умело управляет чья-то невидимая рука. Ничто не нарушало тишину старинных сводов, все действия прислуги были идеально слажены — будто давным-давно тщательно отрепетированы под управлением блестящего дирижёра.

Кроме того, что во всех жилых помещениях горели камины под массивными каменными колпаками; в дополнение повсюду для согрева были расставлены железные корзины с углями. Казалось, тепло исходило даже от каменных полов. На этих широтах даже ранняя осень была, как правило, довольно прохладным временем, и прогрев помещений, особенно таких обширных, как во дворце замка Рубрум Каструм, был весьма непростой задачей. Пришельцев с Востока, привыкших к холоду в своих замках, немало удивило, насколько тепло было внутри этого огромного старинного паласа. Видимо, обитатели замка — а именно, его загадочная хозяйка — очень не любили зябнуть.

Вслед за леди Гелидар, сопровождаемой несколькими слугами, мужчины поднялись на второй этаж и, преодолев очередную анфиладу, которую неярко освещали светильники на стенах, оказались перед заранее распахнутыми настежь дверьми, ведущими в спальню. Стараясь двигаться как можно осторожнее, они внесли туда обмякшее тело лорда Дилектира, который больше не стонал и, кажется, был без сознания.

При мягком свете толстых восковых свечей в тяжёлых канделябрах, расставленных по всему помещению, и кованых светильников в громоздких каркасах можно было хорошо разглядеть богатую обстановку спальни — по всей видимости, гостевой. В комнате было два окна из цветного стекла, которые едва позволяли свету проникнуть внутрь и, вероятно, давали днём лишь скудное освещение. Стены повсюду были задрапированы расписными холстами и шпалерами с искусным орнаментом; повсюду висели прекрасные картины. Пол укрывал ковёр из полевых трав, отчего в комнате витал приятный свежий и чуть сладковатый аромат.

Лорд Эгрегир, отличающийся хорошим обонянием, также почувствовал знакомый смолистый, тягучий, древесно-хвойный запах — позже он обнаружил, что к потолку были прикреплены ветки можжевельника, который как раз источал особый пряный бальзамический аромат. Это напомнило ему о доме. И о том бедственном положении, в каком они оказались. Странный незнакомый замок, от которого почему-то хочется бежать подальше. Умирающий брат. Любимый младший брат. Единственный. Он стиснул зубы и чуть крепче обхватил голову Дилектира, которого им предстояло аккуратно положить на кровать.

Несмотря на вечернюю прохладу, которая ещё больше ощущалась из-за накрапывающего снаружи дождя, в просторном помещении было довольно тепло. Между окнами располагался большой камин с выдающимся далеко вперёд каменным колпаком, суживающимся к потолку. Колпак был расписан изображениями на исторические и мифологические сюжеты. Отблеск пламени, горящего в камине, усиливал свет восковых свечей в железных бра, вделанных в стены по обе стороны очага. Недалеко от камина стоял стол, уставленный небольшими круглыми и четырёхугольными ящичками из дерева редких пород, бронзы и слоновой кости.