Глава 1. Нежданные гости (1/2)

В северо-западной, прибрежной, части обширной территории Тристиквэ-Рэгнум протянувшаяся на сотни миль береговая линия изрезана длинными заливами-фьордами. Эти живописные озёра с кристально чистой водой глубоко вдаются в древние горы и отделяют многочисленные полуострова с крутыми скалистыми берегами.

Здесь, на одном из небольших островов на озере, соединенном с сушей лишь узким перешейком, на вершине базальтовой скалы расположился старый каменный замок. Вот уже много веков страж-великан молчаливо взирает на пустынный ландшафт, надёжно храня тайны этого уединённого места, что отличает особая, печальная красота. Большую часть времени остров окутан густым туманом, который, подобно седому стяжателю, ревниво оберегающему свои сокровища, скрывает за плотной молочной пеленой устремлённые ввысь пикообразные купола, стрельчатые арки и массивные колонны главного паласа замка.

Однако стоит туману на мгновенье рассеяться, обнажив горные вершины из чёрного базальта, как на светлом небосклоне, словно по волшебству, выступит грациозный и величественный силуэт старинного дворца. Его роскошный фасад, щедро украшенный чудесными лепниной и скульптурами; тяжёлые ступенчатые столбы-контрфорсы, соединенные со зданием изящными округлыми аркбутанами под шестигранными и звездчатыми куполами; ажурные шатры с их сложными барельефами — подлинный триумф мастерства зодчих давно минувших столетий — поражают воображение. Это рукотворное великолепие не может не тронуть даже самого искушённого ценителя, и даже самого черствого из людей заставит задуматься о вечном. О прекрасном.

Правда, любоваться фантастическим зрелищем случайные путники смогут лишь до тех пор, пока застенчивая солнечная улыбка, столь редкая в этих суровых землях, не сменится хмурым взглядом из-под густых нависших туч; в любое мгновение этот печальный взгляд затуманится слезами проливного дождя — и плотное белое марево вновь укутает неприступный замок. Так гордая мать старательно кутает слишком красивое дитя, чтоб скрыть своё драгоценное сокровище от завистливых взглядов.

Что ж, этот край не для неженок. Слабым духом и телом не место в этом нордическом царстве бескрайних вересковых пустошей и торфяных топей. Здесь всегда прохладно и очень влажно. Погода меняет своё настроение, как своенравная красавица: то угрюмо насупится, делая всё вокруг мрачным, серым и бесприютным; то расплачется навзрыд, орошая слезами — прихорашивая — влажно-трепещущие осины, рябины, ясени, черемуху, да берёзы. То вдруг благосклонно одарит лучезарной улыбкой — и радостно заискрится-закрасуется чёрный базальтовый песок укромных пляжей. То расхохочется безудержными брызгами всепроникающего солнечного света — и мягкие силуэты гор тут же меняют свои сдержанные цвета на ослепительно яркие и чистые краски, а стиснутые ими узкие долины являют синему небу — точно смущенные девушки из шкатулок — свои сокровенные богатства.

Но чаще всего нежданно налетают с моря шквальные ветра, кружа всё вокруг в безудержном танце, пронизывая насквозь, и яростно, словно пыльный ковёр, встряхивают плотное, бескрайнее полотно из вереска, папоротников, брусники, черники, лишайников. Сильный ветер ограничивает рост растений. Жители этой части Тристиквэ-Рэгнум давно научились довольствоваться тем, что есть. Тем более, что здешняя почва, благодаря базальту, весьма плодородна, а в быстрых прозрачных речушках и узких заливах в изобилии водятся форель, лосось, крабы и устрицы. В древних лиственных лесах вековые сосны, осины, берёзы, ивняк и рябины, живописно перемешанные с зарослями карликового вереска, блаженствуют на мягком ковре из зелёных мхов и лишайников. Грибов кругом видимо-невидимо. Прыткие ящерицы, огромные лоси, шустрые зайцы и дикие кролики, белки и куницы — все лесные обитатели чувствуют себя здесь привольно. Не на что жаловаться и многочисленным пернатым — коростели, беркуты, гагары, чижи, глухари и даже орланы-белохвосты давно облюбовали эти холодные, поэтично-красивые места.

Жители этого острова — а также других, более мелких, объединённых в архипелаги островов прибрежных вод, равно как и поселенцы окружающих их холмистых долин, — суровы и немногословны. Земли эти носят общее лиричное название — Каллунаполюдэс. Местные жители — мужчины и женщины — высокие и сильные; их красивые лица с крупными правильными чертами словно высечены из камня. Здесь не принято открыто выражать свои эмоции. Любое проявление чувств воспринимается неоднозначно — как странность или слабость.

Но если понадобится защищать свой дом, каждый без исключения, не задумываясь, будет стоять насмерть, до последней капли крови. Ибо каждый житель — представитель ли старинного знатного рода, или простой крестьянин — с молоком матери впитал любовь к этой зачарованной земле, окутанной туманом и древними тайнами. И стар, и млад надёжно, как семейные реликвии, хранят эти тайны, бережно передавая из поколения в поколение. Каждому с детства известны негласные правила: о чём можно говорить открыто; о чём следует шептать вполголоса в темноте, вдали от нескромных ушей; а что должно сохранить любой ценой — даже ценой собственной жизни. К чужакам относятся с подозрением — им здесь не место. Это красивая и холодная земля. Она рождает подобных себе. Она не приемлет слабых. И никогда не прощает слабости. Никому.

~~~</p>

Вечереет. Ветер становится заметно прохладнее, его порывы усиливаются. Громадные вековые лиственницы и ели, что окружают неприступную цитадель на скале, нехотя гнутся под шквальным напором, не в силах сопротивляться разгулу стихии. По-осеннему свежий воздух бодрит; он пахнет сырой землёй, дождём и морем. Остров Контритумкор готовится встречать живописный закат, который, подобно щемяще-красивому перебору струн — последнему аккорду, взятому рукой искусного арфиста, завершит очередной день ранней приморской осени.

По длинной боковой анфиладе паласа неспешно идёт молодая женщина, стройная и высокая. Царственная посадка головы, гордая осанка, плавные и грациозные движения — всё выдаёт в ней знатную даму. Тяжёлые фалды шлейфа её отороченного беличьим мехом манто из бордово-красного бархата, надетого поверх длинной шелковой туники, монотонно шуршат в такт её плавным шагам. В глубоких складках красиво играет, переливаясь, искусная золотая вышивка в виде растительного орнамента. Её густые тёмные волосы до колен, блестящие и гладкие, как шёлк, покрывает накидка из алой парчи, поверх которой надет инкрустированный драгоценными камнями широкий золотой обруч. Тонкое красивое лицо её бледно, и лишь большие зеленые глаза в обрамлении чёрных ресниц выделяются на нём, сверкая в дворцовом полумраке таинственным изумрудным блеском.

Прекрасная женщина направляется к увитому плющом и глициниями каменному балкону-эркеру. Подойдя вплотную, она изящно облокачивается о его тяжёлый округлый выступ. От прикосновения к прохладному камню нежная кожа на её тонких руках тоже становится холодной — но, погружённая в свои мысли, она этого словно даже не замечает. Из-за густого тумана, окружившего замок плотным кольцом, дальше высоких и мощных крепостных стен почти ничего не видно. Но кажется, что её изумрудный взгляд устремлён вдаль, сквозь серебристо-белый туман. Будто далеко-далеко, даже через многие мили, за чуть тронутым пунцовым закатом горизонтом, темноволосая красавица как наяву видит нежно-лиловые пустоши медового вереска, что в это время года все ещё обильно цветёт, радуя глаз фиолетовой нежностью своих прелестных цветов, напоминающих миниатюрные колокольчики. Растворяясь в изумрудной зелени полей на пологих склонах холмов, обдуваемых холодными ветрами, розоватые облачка вереска колышутся, как подернутая рябью поверхность воды, и далеко вокруг источают свой дивный, пьянящий аромат.

Неровными золотисто-пурпурными мазками просвечивает сквозь пелену тумана алеющий небосклон. Загадочно и немного пугающе выступают из мрака эркера очертания грациозного силуэта в красном. Кажется, что прямая и стройная, укутанная красным бархатом фигура с горделиво расправленными плечами навеки застыла у массивного края балкона, украсив этот уединенный уголок дворца, подобно прекрасным античным статуям. Неподвижно стоящая женщина продолжает смотреть сквозь туман долгим, застывшим взглядом. Торжественен и печален её величественный облик. Совершенен её точёный профиль. Подёрнутые поволокой изумрудные глаза устремлены в неведомые дали — туда, где вековые деревья скрывают мрачные торфяные болота.

Там, на древних пустошах, неравномерно пересыпанных крапинками клюквы, брусники, голубики, морошки, в сыром и прохладном дыхании влажной земли чувствуется что-то мрачное. Холодный воздух пахнет сосновой смолой, торфом, вереском и грибами, терпкими древесными запахами, а ещё чем-то…тревожным. Рваные клочья тумана беспорядочно висят на кустах — и кажется, что они шевелятся на ветру, как чьи-то лохмотья. В иных топях до сих пор находят останки мужчин, женщин и детей — людей и прочих существ, населявших бескрайние просторы Тристиквэ-Рэгнум тысячи лет назад. Благодатная болотная среда так хорошо законсервировала утопленников, что ни сами тела, ни одежда, ни оружие воинов, погибших во время кровавых боев и нашедших здесь свой последний приют, почти не пострадали за минувшие века.

Часто на торфяниках можно наблюдать зрелище, наводящее ужас на всякого, кому случилось его застать: словно по какому-то волшебству, на поверхности болота постепенно вздувается огромный пузырь — и вдруг неожиданно лопается, выбрасывая высоко вверх струи воды и грязи. А ещё здесь часто слышатся заунывные пугающие звуки: то будто кто-то тихо стонет — словно зовёт на помощь раненый, то как-будто красивый чистый женский голос тихо напевает тоскливую погребальную песню… А бывает, раздаются душераздирающие крики, от которых даже у смельчаков кровь стынет в жилах и волосы встают дыбом. «Гиблыми топями» называют люди эти мрачные места и по возможности всегда обходят их стороной. Ещё столетия назад местные жители проложили тропы, чтобы ненароком не заблудиться и — не дай Бог! — очутиться безлунной ночью на мрачных, жутких болотах.

Но не всегда удаётся странникам обойти проклятые топи. Промозглыми осенними ночами на сырых болотах появляются таинственные танцующие огоньки. Припозднившиеся путники в немом оцепенении наблюдают, как между чёрными силуэтами кустов и деревьев мелькают небольшие светящие шары со странным желтым, белым или зеленоватым свечением. А то и внезапно зажгутся недобрым голубым светом фитили призрачных свеч — и тогда, если дорога жизнь, скорее уноси ноги.

Жители здешних краев с суеверным страхом относятся к блуждающим огонькам на местных болотах. Каждый знает множество страшных историй о том, как блуднички — или, как их ещё называет, «фонарики» — заманивают путников в самую трясину, откуда несчастным уже никогда не выбраться. Есть поверье, что огоньки указывают на место, где зарыт клад, и жадные — или же отчаявшиеся — люди готовы рискнуть, лишь бы найти спрятанные кем-то сокровища. Однако вместо несметных богатств находят они там свою гибель. Правда это или нет — но в тихих замшелых водах бледнеют всё новые лица, и ужас навеки застыл в их открытых глазах. «Свечи покойников» — вот как ещё называют огни на болотах.

~~~</p>

Леди в красном всё смотрит в даль — и кажется, будто загадочное далёко приоткрывает ей завесу тайны, недоступную пониманию обычных смертных. Будто печальный взгляд её холодных изумрудных глаз проникает в самую суть бытия. И нет никого, с кем могла бы она поделиться своими древними знаниями. Словно это тяжёлое бремя, которое она вынуждена нести до конца дней своих. В полном одиночестве.