Пролог (2/2)
В скриптории веет вечерней прохладой. На голых стенах почти ничего нет, разве что большое деревянное изображение всевидящего ока, довольно грубо сделанное и явно старинное, висящее над небольшим очагом на противоположной от входа стене, да несколько старинных портретов в массивных рамках с потускневшей позолотой, на которых с трудом можно различить чьи-то бледные лики. Холодный каменный пол устлан тростником и камышом. Вдоль стен стоят простые деревянные скамьи, на которых возвышаются беспорядочные груды книг. Днём свет сюда проникает через несколько полукруглых окон с одностворчатыми ставнями. Они ещё открыты, и через них в скрипторий проникают свежие и одновременно сладковатые, древесные запахи - сырой земли, вечернего леса, мха и грибов, опавшей хвои и сгнивших прошлогодних листьев. Вот-вот окна закроют и в расставленных повсюду ночниках зажгут сальные и восковые свечи. Большую часть помещения занимает длинный широкий дубовый стол, заваленный листами пергамента, перьями и книгами; на нём стоят чернильницы и чашечки для разведения красок. В комнате также имеется ещё несколько столов поменьше, за которыми усердно трудятся братья Манус-Доминир. Монахи недавно вернулись из трапезной, подкрепившись нехитрым ужином из тушёных бобов, рыбы, яиц и стакана вина из монастырской винокурни.
Чуть поодаль от остальных, за высоким столом, в деревянном кресле с широкой спинкой сидит старый монах: как и остальные монахи, он также одет в манто из грубого темного сукна со спадающим складками большим капюшоном и простым кожаным поясом; его гладкий голый череп обрамляет ровный венчик белоснежно-седых волос. Умное светлое лицо покрывают мелкие морщины, живые серо-голубые глаза под густыми бровями смотрят зорко и внимательно. Это глубоко почитаемый всеми, главный хронист обители Манус-Доминир - брат Софос. На каменном полу рядом со столом громоздятся увесистые фолианты в кожаных переплётах. На столе перед монахом стоит чернильница, лежат несколько перьев и пергамент, на который падают мягкие блики от толстых свечей в массивном канделябре.
Откинувшись на жёсткую спинку своего кресла, брат Софос критическим взглядом рассматривает лежащий перед ним пергамент: лист, на котором, если приглядеться, можно заметить тонкую разлиновку, исписан аккуратным витиеватым шрифтом, выполненным коричневыми чернилами; текст поделён на две ровные колонки. Это результат его тяжелого, многочасового труда. Всего за целый день скрупулёзной работы хронист Софос успевает написать лишь несколько листов: ведь пергамент, на котором он пишет, никак нельзя испортить. Изготовление пергамента из предварительно вычищенной, вымоченной и высушенной кожи животных, было слишком сложным и долгим процессом, чтобы халатно относиться к подобному труду. Конечно, он не выполнял всю работу в одиночку — несколько его помощников из монастырский братии трудились тут же, вместе с ним. Они готовили пергамент и краски, иногда им позволялось переписывать отдельные листы; наиболее способные монахи — мастера — впоследствии украшали страницы миниатюрами, инициалами и маргиналиями. Поля манускриптов, согласно давней традиции, покрывали изящным мелким орнаментом из побегов, золотых листьев, цветов и плодов; здесь также изображались бытовые сцены из жизни знати и простого народа. И всё же, главная работа неизменно ложилась на плечи хрониста Софоса.
Случалось, что этот трудоемкий процесс затягивался на десятилетия. Однако на сей раз брату Софосу и его помощникам необходимо было успеть выполнить работу за вполне конкретный - и довольно сжатый - срок. Некоторое время назад в обитель Манус-Доминир поступил заказ от самих властителей Юга: монастырю надлежало составить правдивые хроники не только южных земель, но и всех регионов, некогда составляющих однажды единое королевство Тристиквэ-Рэгнум. Заказ этот щедро оплачивался, и обитель, которая сейчас особенно нуждалась, никак не могла отказаться от такой редкой возможности. А посему, брат Софос, несмотря на свой преклонный возраст, трудился не покладая рук.
При тусклом мерцании свечей всё труднее становится выводить аккуратные буквы с завитками. Перед тем, как отложить исписанный лист и взяться за новый пергамент, хронист внимательно изучает то, что написал накануне. Его крупная голова с лысой макушкой в обрамлении седых волос покачивается в такт словам, которые он проговаривает вполголоса, в очередной раз проверяя уже давно законченный текст. Заголовок, выполненный особым, крупным шрифтом с позолотой, гласит: «Хроники Печального Королевства Тристиквэ-Рэгнум». Брат Софос сосредоточенно читает написанное, и не дай Всевидящий, если хоть кто-нибудь посмеет его сейчас отвлечь:
«На многие тысячи миль простирается обширная территория некогда единого, славного и процветающего королевства Тристиквэ-Рэгнум. Имя это было дано ему ещё в древние времена, однако с давних пор его также называют «Печальное Королевство». Название это сие древнее королевство получило недаром. Пусть богата и разнообразна его природа: от прекрасного своей суровой красотой Великого северного моря Грисенмар; бескрайних вересковых пустошей и причудливой формы базальтовых скал Каллунаполюдеса на северо-западе - до живописных горных ландшафтов с их бурными реками и цветущими долинами региона Убэра-Тэррэ на востоке; и плодородных земель цветущего Юга, славящегося разнообразными фруктами, сладостями и морепродуктами, а также превосходными терпкими винами из Луксурии, Инманситдеи и прочих винодельческих районов, омываемых тёплым морем Калиденмар. Но не стоит соблазняться прелестями этого, казалось, бы, благословенного края. Ибо тёмные дела творятся тут. Множество легенд ходит в народе о древних проклятиях дремучих лесов и гиблых топей Тристиквэ-Рэгнум; о мрачных старых замках и их проклятых владельцах; о страшных тайнах, сокрытых в морских пучинах.
Но знай, случайный путник, что древние легенды не врут — пока не стряслось беды, обходи, обходи стороной это Печальное Королевство. Иначе сгинешь навеки - и след твой навсегда затеряется среди огромных замшелых камней, покрытых тайными знаками. Среди мрачных погостов, где рыщут невиданные существа и каркают вороны. Среди непроходимых зарослей, крутых утёсов, скалистых уступов и молчаливых гор. Среди бурных рек и тихих заводей, где всё ещё обитают ведьмы и колдуны. Тролли, гномы и эльфы. Чудовища и великаны. Оборотни, кровососы и ужасные драконы. Беги! Беги, пока не поздно, припозднившийся странник. Обходи стороной Печальное Королевство Тристиквэ Рэгнум. Иначе будет слишком поздно…».
~~~</p>
Уж глубокая ночь сменила тихий вечер в окрестностях древней обители, схоронившейся в самом сердце Прэстиги-Сильварда. А братья-монахи всё молча трудятся в скриптории — лишь поскрипывает перо достопочтенного хрониста Софоса, да шуршит почти исписанный пергамент, и потрескивают поленья в топке. Или вот ещё ухнет ночная птица, и пробежит по опавшим листьям проворными лапками какой-то зверёк. Чуть колышется пламя от множества свечей, таинственно отражаясь в мутноватых стёклах небольших окон — и кажется, что по ту сторону комнаты, из темноты, дышащей влажными ночными запахами сырой земли и листьев, и озаряемой лишь тусклым светом растущей луны, кто-то маячит и маячит огоньками, словно желая предупредить о чём-то. Поведать нечто важное, что непременно должен узнать каждый. Узнать как можно раньше, пока… не стало слишком поздно.
От долгого сидения у брата Софоса заболела спина — дают знать о себе застарелые болячки, — но он этого будто и не замечает. Надо успеть, успеть выполнить работу в срок; он только начал - им с помощниками предстоит нелегкое дело, что потребует от них всех сил и времени, всего их умения и опыта, а ещё…смелости и силы духа. Ведь ему, старому монаху Софосу, предстоит возродить из пыли веков странные, таинственные истории; описать не постижимые человеческим разумом события; явить на свет самые мрачные тайны Печального Королевства Тристиквэ Рэгнум. Растревожить преданных забвению духов прошлого. Да укрепит его Всевидящий Создатель! Да защитит его с братьями от злых чар и поможет выдержать это невиданное испытание — пожалуй, самое тяжёлое, что выпадало им за всю их долгую жизнь.
Крепко прижав к груди амулет в виде Всевидящего ока, брат Софос неистово молится одними губами: «Смилуйся над нами, о Великий Квод-Ар Канумонд, вооружи нас своим Вечным Светом против всякого зла, колдовства и чародейства, что тысячелетиями, подобно смертельному, медленно действующему яду, отравляет земли Тристиквэ-Рэгнум, обрекая его народы на невыносимые муки и страдания. Узри нас, Всевидящий, ибо всё, что было, есть и будет на этом свете — всё в Твоей власти. Тумэрит.» «Тумэрит. Тумэрит», — эхом отозвались братья, и каждый дважды приложил раскрытую ладонь ко лбу и груди.
Заря ещё не занялась. Через тусклые стекла круглых окон были видны некрупные, часто мигающие голубые звёзды. В скриптории умиротворяюще пахло восковыми свечами, что постепенно таяли и гасли на глазах, и разбросанными по полу и подвешенными к невысокому потолку травами. Глубокую тишину обители нарушил протяжный гул. Большой колокол церковной звонницы призывал братьев к утренней молитве. Один за другим, монахи поспешно покидали помещение, чтобы успеть присоединиться к остальным в монастырский часовне. Вдали уже слышалось их заунывное пение. Скрипторий опустел, лишь брат Софос остался трудиться.
Он писал и писал, старательно выводя каждую букву, часто хмурясь и удручённо покачивая головой — словно поражаясь тому, что выходило из под его усердного пера. К тёмным сводам поднимались змеящиеся струйки дыма от уже прогоревших свечей. Медленно вставало солнце, ласково касаясь черепичных крыш каменной обители Манус-Доминир своими золотистыми лучами и оставляя на них лёгкие пурпурные мазки. Внизу под окнами шумно ворковали голуби, плескаясь в ещё не просохших после вчерашнего дождя лужах. А монах Софос, всё больше мрачнея, писал Хроники Печального Королевства, и в монотонном поскрипывании пера отчего-то чудилось ему нечто зловещее.