Глава 14 (1/2)

Возможность высказать мужу всё, что она о нём думает,

представилась Анфисе уже на следующий день. Звонок Сергея оторвал её от

очередного перевода, который женщина выполняла на дому.

— Да, Зеленов.

— Здравствуй, Воробьёва, — процедил Серёжа.

— Чем обязана?

— Прости, что… Кхм, потревожил, но у меня срочное дело.

Скажи, пожалуйста, ты дома?

— Да.

— Сделай мне одолжение, сходи в кабинет, в верхнем ящике

секретера посмотри, есть зелёная папка?

— Есть, — отозвалась Анфиса через минуту.

— Отлично. Пришли её, пожалуйста, мне со всем содержимым

как-нибудь на днях.

— Ладно.

— Хорошо, спасибо.

— А, то есть единственным поводом для звонка стала ебучая

зелёная папка? О детях не спросишь, Зеленов?

— Вообще-то, я собирался, но ты начала наезжать. Ломка, что

ли?

— При чём тут мои ломки, отец года? Ты когда последний раз

детям звонил? Или что, я мужик — мне не рожать. Сунул, вынул и в Питер съебал?

— А ты с каких пор хорошую мать из себя строишь? — судя по

голосу, Сергей начал закипать.

— Да уж я мать получше, чем ты папаша! Я хотя бы знаю, что в

жизни детей происходит.

— Что ж там неожиданного происходит? Ежу понятно, что Полина

с Денисом учатся. Даже тебе, конченной наркоше, легко догадаться! Это ещё не

говорит о том, что ты заебатая мамка. Говорила мне всё-таки мать, что порода у

тебя Зинкина.

— А ты породу-то мою не трожь! Видел, на ком женился.

— Видел, видел, но думал всё-таки, что из тебя общение с

нами человека сделало. К тому же ты залетела.

Анфиса не могла поверить, что её ёжик изменился настолько

радикально. Ощущение было такое, будто муж старается ударить её как можно

больнее. А раз так, то и она в долгу не останется. Нет больше ёжика и

незабудки, есть двое полных ненависти людей, видимо, навсегда потерявших способность

слышать друг друга.

— А чё ж ты ждал столько лет, терпила? Я ж ведь даже не

очень и от тебя залетела.

— Дебилом был, благородным и рогатым.

— Что, блять?! — Анфиса сорвалась на крик.

Она никогда не изменяла любимому мужу, ни единого раза, по

крайней мере, пока тот окончательно не переехал в Питер, а она не ушла в

подполье.

— Только не надо трогательную ромашку корчить, ладно?

Думаешь, я не знаю, что ты по бабам бегала. Или чё, с бабой не считается? Тебя

небось даже Диана в койку затащила — всё-таки столько лет облизывалась. Спала

ведь с Князевой, скажешь, нет? — Сергей перешёл на фальцет.

— Слушай сюда, жертва прогрессирующей паранойи, я могу хоть

с половиной города переебаться…

— Не сомневаюсь в твоих способностях, — перебил Анфису

когда-то любимый муж.

— Но это не твоё, блять, дело! Ты давно съебал в свой Питер,

и я не спрашиваю, кого ты там трахаешь. Или, может, тебя трахают? А, Серёж? У

тебя всё-таки хребта недостаточно. Омежкой был — омежкой и помрёшь, — женщина

намеренно била по больному.

— С-сука! — зло процедил Зеленов.

— Пидор! — не осталась в долгу Анфиса.

— Шалава!

— Мудак!

— Наркоша ублюдочная!

— В жопу себе зелёную папку засунь! А нужна — так приезжай

сам. Дети хоть вспомнят, как ты выглядишь.

— Знаешь, а ты права, приеду, — как-то зловеще отозвался

Сергей. — Приеду, подам документы на развод и лишу тебя родительских прав к

ёбаным хуям! Ты права, я был очень хреновым отцом, но пора навёрстывать.

Анфиса похолодела. Она не может потерять детей.

— На каком основании ты собираешься лишить меня родительских

прав?

— Ой, а что, нет оснований? И наркотиков-то никогда не

принимала, и родительскими обязанностями не пренебрегала, — теперь Зеленов

растягивал каждое слово.

— Нет, не принимала. И если бы три года назад меня выслушал,

ты бы об этом знал, — весь запал разом улетучился — остался только страх.

— Дай угадаю, тебя заставили?

— Меня подставили, Зеленов, — тяжело вздохнула Анфиса.

— Да кому ты нахрен упала? — зло рассмеялся Сергей. — Ты

жертву-то не включай. Никакой жалости ты не заслуживаешь.

— Мать твоя подставила. Она, кстати, свихнулась. Ты не знал?

— Ты сторчалась, она свихнулась — точно детей заберу.

— Серёж, им до совершеннолетия год. Давай подождём и не

будем перетягивать их как канат, — Анфиса попыталась достучаться до мужа.

— Не, прости, любимая, у меня неодолимая жажда исправить

свои невинные отцовские промахи. А то знаешь, работа, дела, личная жизнь — не

мудрено и забыть ненадолго, что дети в нашей жизни самое важное.

— Тебе четыре года до них дела не было! Ты вообще не помнил,

что они есть! — эмоции Анфисы снова возобладали над разумом.

— А ты помнила? Это я с ними возился после смерти отца,

когда ты предпочла делать вид, что тебе хуже всех.

— Да я за матерью ухаживала!

— Ну да, ну да, ты забила болт на детей, которые тебя

любили, чтобы ухаживать за старой блядью, которой на тебя похуй. Всегда было —

от твоего рождения и до того дня, когда она сдохла. Она просто использовала

тебя как рабсилу и делала всё, чтобы напоследок ещё немножко тебе подосрать. А

ты и рада была съебать от детей и позволить себя использовать. Это крест такой?

У каждой уважающей себя бабы должен быть крест. С мужем-лошком не повезло — не

пил, не бил, не гулял — подружкам не пожалуешься. А вот больная блядовитая мать

— это повод, да.

— Что ты вообще знаешь о моей жизни, холёный папенькин

сынок?

— Ну, например, то, что ты сторчалась, бросив Дениса и

Полину, то, что сидела на моей шее вместе со своей мамашей, когда та подыхала.

Дай-ка подумать, что ещё… Тут область моего знания себя исчерпывает и

начинается дивный мир догадок и предположений. Я, допустим, предполагаю, что

зарабатываешь на дозу одним древнейшим и приятнейшим способом, завещанным ещё

маменькой, мудрейшей Зинаидой Андреевной.

— Сам так стартовый капитал нарабатывал? А говорил, папа

помог. Нехорошо, Серёж, жене врать, — ледяной голос Анфисы резал как ножом.

— Я приеду в Москву, дорогая, и тогда мы обо всём поговорим

в суде, где я добьюсь того, чтобы детей отдали мне. И я увезу их так далеко,

что ты никогда их не увидишь, — интонации Сергея, напротив, были елейно

сладкими.

— Им до восемнадцати год, снова напоминаю. Они от тебя

сбегут. Ко мне.

— Ну, это если будет к кому сбегать. Тебя же можно

определить в какой-нибудь наркодиспансер… Или психушку.

Женщина горько усмехнулась.

— Ты истинный сын своей конченной матери. Та мне тоже всё

психушкой угрожала.

— Говоришь, маменька свихнулась? — Зеленов будто не слышал

её. — Вот и будете рядышком отдыхать в каком-нибудь закрытом двухзвёздочном

санатории. Может, даже соседками по комнате окажетесь… Устроить тебе

по-родственному, чтобы скучно не было?

— Ну и гниль ты, Зеленов… Настоящая плесень… — потрясённо

выдохнула Анфиса и положила трубку.

Крыть ей больше было нечем.

***

Сергей приехал на следующее утро, болезненно худой, холодный

и с мрачной решимостью в потемневших глазах.

— Зеленов, давай, поговорим, — Анфиса зашла в кабинет, где

муж склонился над какими-то бумагами.

— Слушаю тебя, любимая, — в интонациях угадывался намёк на

истерику.

— Можешь мне объяснить, зачем ты хочешь калечить наших

детей? Ну хочешь ты развода — пожалуйста, но давай дождёмся их совершеннолетия.

Тебя ж четыре года штамп в паспорте нигде не скрёб.

— Да всё, знаешь, как-то не до того было, — ядовито

усмехнулся мужчина. — А тут ты мне так любезно напомнила.

— Серёж, это глупо, в конце концов. Тебе же дети не нужны.

Зачем превращать их в орудие мести? — Воробьёва очень старалась сохранять

спокойствие.

— Два маленьких орудия большой мести, — глаза Сергея

блестели.

На какое-то мгновение Анфиса подумала, а не сидит ли он на

каких-нибудь стимуляторах сам? Уж очень состояние мужа напоминало лихорадку.

Расширенные зрачки, сбивчивая речь, будто слова толкались, спеша перегнать друг

друга, подрагивающие руки, порывистые движения и подозрительно звенящий голос —

всё это настораживало и пугало. Но эту мысль женщина от себя отогнала. Будь

Сергей наркоманом — весь его бизнес давно бы схлопнулся, да и за местью он бы

не гнался. Зеленову вообще всё было бы до сиреневой звезды, как говорит Яся.

— И чё вылупилась?

— Да вот думаю, зачем ты убил того мальчика, которого я

когда-то любила. Ты детей хотя бы спросишь, хотят ли они с тобой остаться?

— Хм-м, спешу и падаю. Ты же наверняка им уже наплела, что

папка-то их — козёл, а ты несчастная, оболганная, третируемая, возможно,

оступившаяся, но любящая мать.

— Зеленов, ты меня не слышишь. Я ничего не принимала.

Никогда, — Анфиса услышала в собственном голосе мольбу.

— Ну да, ну да. Знаешь, Воробьёва. Открою тебе маленький

секрет: мне похуй, — мужчина сжал кулаки так, что костяшки побелели.

— То есть я не ошибаюсь, и ты действительно просто хочешь

отомстить мне через детей?

— Ну, у каждого свои маленькие слабости и постыдные желания.

— Давай, всё-таки спросим Деню и Полинку. Ещё раз прошу

тебя, подожди немного, тринадцать месяцев всего до их совершеннолетия, — не

дожидаясь ответа, Анфиса вышла из кабинета и направилась к детям.

Собрав подростков у себя в комнате, женщина описала им

ситуацию.

— Сергей весело ебанулся, — флегматично подытожила Полина.

— Я ебал с ним жить! — взвился Денис. — Он четыре года

шароёбился непонятно где!

— Ну и какого хуя ты истеришь? — Полина оставалась

невозмутимой.

— Тебя, блять, не спросил!

— Тише, дети, тише… — Анфиса беспомощно развела руками, понимая,

что вообще не контролирует ситуацию.

— Пусть не орёт мне на ухо, это всё, чего я хочу.

— Так отсядь! — зло огрызнулся Денис.

Полина картинно закатила глаза, преувеличенно громко

вздохнула, встала и отошла к письменному столу, чтобы устроиться в компьютерном

кресле.

— Слушай, мам, — Денис пробуравил сестру взглядом, — может,

пускай папенька её забирает? Они поладят, определённо. Или позвони вашему

третьему, скажи, что подарочек оставил, пусть, мол, с дочерью налаживает

отношения. Если он такой же весело ебанутый, как моя сестрица, то я не понимаю,

чё ты в нём нашла.

— Мам, как тебя вообще угораздило связаться с этими

мужиками? Один — бесхребетная истеричка, второй — в кусты убежал, — с некоторым

намёком на заинтересованность добавила Полина, показав брату средний палец.

Анфиса устало вздохнула.

— Поль, День, если мы пересрёмся, это проблемы не решит. Вы

оба мои любимые дети, и я не хочу терять никого из вас, — женщина закрыла лицо

руками.

— Ладно, — процедила Полина сквозь сжатые зубы. — Прости,

мам, — девушка поднялась со своего места. — Чё лежишь, ушлёпок, пошли

разговаривать с Сергеем. Может, нас он послушает, хотя сомневаюсь.

Денис мрачно кивнул и слез с кровати.

Анфиса первая подошла к двери, не желая оставлять детей один

на один с чудовищем в кабинете.

— Не, мам, ты не пойдёшь, — Денис взял женщину за плечо и

легко отодвинул на середину комнаты. — Вы друг друга триггерите. Может, нам и

правда будет легче с ним договориться.

— Согласна с предыдущим оратором. У братца всё-таки есть

мозг.

В очередной раз зло переглянувшись, подростки вышли в

коридор.

***

— Пап, — Полина осторожно заглянула в кабинет.

— Можно с тобой поговорить? — дополнил Денис.

— О, с челобитной к Владимиру Ильичу? — Сергей развернулся в

крутящемся кресле. — Чего вам, белые ходоки?

— Где мой обсидиановый клинок? — прошептал Денис на ухо

сестре.

Девушка осталась серьёзной.

— Пап, вы с мамой хотите разводиться?

— Зачем спрашивать, Полина, если ты и так знаешь ответ? Но

неужели Анфиса вам не сказала? Папа я только Денису.

Полина прикусила губу и почувствовала на языке вкус крови.

— Спрашиваю я затем, Серёж… Или тебе больше нравится Сергей

Николаевич? Чтобы… — она замялась.

— Чтобы поставить тебя в известность, — подхватил брат

девушки, — что жить с тобой мы желания не имеем — ни я, ни Полина.

— О-хо-хо, — с деланной усталостью вздохнул Сергей. — Как

сложно быть отцом двум строптивым оболтусам. Кто вам сказал, отроки неразумные,

что ваши хотелки кого-то интересуют? Вы мне ещё спасибо скажете.

— То есть нас ты спросить не хочешь? — на удивление спокойно

уточнил Денис.

— Не-а.

— Тогда мы вынуждены сообщить тебе, что дольше года с тобой

не проживём — уедем, как только исполнится восемнадцать.

Сергей расхохотался, и хохот этот звучал жутко.

— Наивные чукотские дети! Видишь ли, Полина, я ведь всё

спланировал. Я увезу вас в Питер, Денис пойдёт в военное училище, оттуда его

сразу заберут в армию. А тебя пристроим замуж, как только ты станешь

совершеннолетней. А будешь очень упрямиться — купим справку о твоей беременности,

и никуда от мужа не уедешь, даже если очень захочешь. Хотя кто тебя знает.

Вдруг будущий супруг так понравится, что справка окажется вполне настоящей?

Мамку вашу только чудом пронесло от залёта в семнадцать.

Полина побледнела. Ей было страшно, больно за мать, но

больше всего — противно. Противно, что вот это она когда-то называла папочкой,

по этому тосковала, этим болела, разрыв с этим оплакивала ночами.

— Потому что думать надо, прежде чем малолетке присовывать,

— зло выплюнула девушка.

— Так она сама охотно давала. А кто бы в двадцать лет

отказался?

Денис, терпение которого оборвалось, с яростным рыком

бросился вперёд и, схватив Сергея за грудки, саданул головой ему по переносице.

На воротник и грудь светло-голубой рубашки брызнула кровь.

Полина отчаянно закричала:

— Деня, Деня, пусти его! Как за человека сядешь!

Сергей коротко размахнулся и ударил сына в скулу.

На шум прибежала Анфиса. Вдвоём с Полиной они растащили

разъярённых мужчин. Взгляд, которым Денис наградил отца, был полон испепеляющей

ярости:

— Я его всё равно убью.

— Зубы отрасти, щенок, — прогнусавил старший Зеленов. — Я

тебя точно в военное училище определю — мамкину породу вытравлять и прививать

понятие о субординации. А то дури много, а приложить некуда.

— Ты его не увезёшь, — Анфиса упрямо нахмурилась.

— Киска моя непокорная, любой суд оставит мне обоих щенят —

вопрос только в цене. Но я тут подумал, что твоей гнилой породы в моей жизни

как-то дохуя. Поэтому знаешь, что? Я, пожалуй, заберу этого космонавта…

— А почему космонавта? — растерянно уточнил Денис.

— Потому что в военном училище ты будешь летать, как

космонавт.

— А Полину оставлю тебе, — Сергей снова обратился к жене.

— Серёж, ну что ты делаешь? Мы же когда-то друг друга

любили. Давай хотя бы ради этого не ломать детей, — говорила Анфиса,

рассматривая уже начавший наливаться на скуле сына синяк. — Полин, принеси,

пожалуйста, лёд из холодильника.

Полина нехотя оторвалась от брата, которого обнимала, чтобы

уже через секунду исчезнуть за дверью.

— Кто же говорит про «ломать»? — зло усмехнулся Сергей, с

ненавистью и каким-то отвращением глядя на сына. — Его воспитывать надо. Сам я

уже, наверное, не наверстаю упущенное время, но точно знаю, куда обратиться за

помощью, чтобы из вот этого вот сделали что-то хотя бы отдалённо похожее на

человека.

— Пожалуйста, не надо… — Анфиса понимала, что мольбы тщетны,

более того, они доставляют мужу какое-то садистское удовольствие, но удержаться

не могла.

Зеленов наградил тяжёлыми взглядами поочерёдно жену, сына и

вернувшуюся со льдом дочь.

— Ну, семейка, я вас, пожалуй, оставлю — тошно здесь. К

адвокату пойду завтра. Жди уведомления об инициации бракоразводного процесса, а

там и дело об опеке подоспеет. Попытаешься отстаивать Дениса — отсужу и Полину.

Попробуешь их увезти — поставлю всех на уши, вплоть до ФСБ, и закроют тебя в

психушку до конца твоих жалких дней, — с этими словами Зеленов вышел из комнаты

и громко хлопнул дверью.

— Пиздец, мам, — Денис отчаянно заплакал и уткнулся носом в

блузку матери.

— Это всё… — выдохнула Полина. — Мам, что с ним? Он же таким

не был! Никогда не был! Он как будто с ума сошёл!

— Может, и сошёл, лосята, — Анфиса притянула Полину в

объятья.

Через секунду плакали все трое.

***

Сергей вышел из дома, кипя от ярости. Шлюха и её выводок.