Глава 5 (1/2)

Следующие два дня — суббота и воскресенье — прошли для Яры в чудовищном нервном напряжении. Проигнорировав субботний поход на секцию, девушка бегала по объявлениям о приёме на работу, по крайней мере, по тем точкам, которые были открыты в выходные. И почти ничего. Нет, были какие-то мелкие подработки, но зарплата предлагалась настолько мизерная, что на операцию она копила бы не меньше года.

Неожиданные результаты принёс понедельник. Утро началось не с кофе, а с довольно болезненного разговора с Дианой.

Когда Ярослава вышла на кухню, завтрак был уже на столе — творог с зеленью и гренки. Заспанный Кирилл медитировал над чашкой какао.

— Доброе утро, — буркнула девушка.

Брат ожидаемо её проигнорировал (по утрам малыш был хмур и неразговорчив), а мать улыбнулась.

— Доброе. Кофе или чай?

— Чай, я отказываюсь функционировать без чая, — Яра плюхнулась на стул и поставила локти на столешницу. Хотелось опустить голову на руки и доспать.

— Не спи, Яська, замёрзнешь, — Диана поставила перед дочерью чашку.

— Зато отосплюсь.

— Не, у тебя скорее шея и спина затекут. А в итоге ты плюхнешься со стула и отобьёшь себе копчик.

— А ещё перепугаю соседей грохотом, и у них посыплется штукатурка с потолка с моим-то весом.

— 87 при росте 180 — не такой уж большой перебор. Это я тебе как медик говорю. Тем более что твоя масса — мышечная в основном. Не зря же ты дважды в неделю на тренировках упахиваешься.

— Смирись, ты просто родила жирного ребёнка, — мрачно хихикнула Князева-младшая.

— Не, ты у меня это… «Вырос я баскетболистом, ёхо-хо-хо-хо», — пропела Диана, наливая себе чай.

— Ага, и осуществил мечту пропавшего отца?

— Ну, вряд ли Юра когда-нибудь мечтал о дочери-кикбоксерше.

— А, то есть отчество моё не с потолка взято?

— Нет, Юра — не мифическая фигура. От него у тебя отчество, тёмные волосы и поистине гренадёрский рост, которым можно гордиться. Комплекция вообще его мамы, включая выдающуюся грудь и подтянутую пятую точку.

— Бе-бе-бе, двум последним пунктам завидуй молча, — Ярослава показала матери язык.

— Ну, у меня и свои параметры ничё.

— Слушай, а куда этот Юра делся-то? Дай угадаю, классический сценарий «в кусты»?

— Ну да, примерно, ушёл в Гагры. Ему было семнадцать, и он сказал, что «Как-то рано… Вот если бы ещё лет пять, а лучше — семь… Прости, мне учиться надо». Очень, понимаешь, он хотел адвокатом стать.

— Стал?

— Ну да, одним из лучших в Москве.

— А чё ты меня оставила, если папашка слился?

— Ну, вообще-то, я тебя хотела. Была у меня, конечно, мысль, что родители убьют — папа тогда ещё из Афгана не вернулся, — но потом ты мне приснилась, маленькая девочка в комбинезончике с вишенками. Я к тебе, значит, во сне подбежала и на руки подхватила. Спрашиваю, мол, как же тебя зовут, Чудо? А ты: «Яся. А ты — мама». И всё. Никаких других вариантов, кроме растить и любить, не было.

— Вот оно, значит, как… По Фрейду, да? Импульсы подсознательного?

— Ну по Фрейду или нет, а комбинезончик с вишенками я таки нашла, когда тебе два годика было. По рынку с тобой идём, а я его вижу и понимаю, что тот самый. Может, помнишь его.

— Да помню, конечно. Очень его любила. — Слушай, а что дедушка с бабушкой? Как отреагировали?

— Ой, там весело было. С матерью молчала до последнего… Бабушка, если помнишь, была женщина очень крутого нрава.

— О да, суровая, как Челябинск.

— И я не придумала ничего лучше, чем дождаться из Афгана контуженного и обожжённого папу. Ну, первый вечер от него не отлипала, а на утро: «Папочка, я очень рада, что ты вернулся, но у меня к тебе серьёзный разговор». И папа флегматично: «Где трындец?» Папочка, говорю, беременная я, дитё у меня будет. Это я потом поняла, что у папочки была серьёзная внутренняя борьба между «прибить на месте» и вопрошать «Кто он? Убью гада!»

— И чё он сделал в итоге?

— Папа выбрал третий вариант. Спросил: «Мать в курсе?» И я такая: «Ой, пап, я ж не сумасшедшая, я просто беременная, а мозги на месте. Мама же меня убьёт». Тут деда твоего пополам и сложило от гогота. И он просто: «То есть, дочка, ты серьёзно считаешь ушибленного на всю голову афганца, принёсшего с войны галлюцинации и боевое оружие, более безопасным вариантом, чем твоя мама?»

— А у него были галлюцинации? — Ярослава отставила пустую чашку.

— Флэшбэки два года. Потом отпустило, — Диана, подхватив грязную посуду, пошла к мойке.

— Витаминки? — это было первое, что Яра услышала от брата в то утро.

— Сейчас, мелкий, — девушка потянулась к навесному шкафчику. — А ты, значит, камикадзе, да, Ди?

— Веришь или нет, но папа был действительно более безопасным вариантом.

— А что было потом?

— Потом папа всё-таки задал сакраментальный вопрос: «Кто он?!» Ну я и раскололась, как на допросе в НКВД, что, мол, Юрка, одноклассник. Потому что под этим вот папиным взглядом молчать или врать было опасно для жизни.

— И дед его не убил?

— Вообще-то, он собирался. Но я очень просила оставить Юру и его… Кхм, части тела на месте. Папа, стоит сказать, Юрку в глаза не видал, как-то не пришлось. А вот мама — вполне. И вот папа говорит с тяжким-тяжким вздохом: «Дианка, срок-то какой?» Я такая: «Восемь недель». А он мне: «А, так мы ещё успеваем».

— Ну логично, резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонитов, — усмехнулась Яра.

— Ясь, пожалуйста, не надо, — Диана помрачнела. — Я никогда не обдумывала варианта избавиться от тебя всерьёз, о чём отцу и сказала. И нет, не пожалела ни разу. Кирюш, иди, одевайся, я отведу тебя в садик. Вещи на стульчике, — женщина потрепала сына по голове.

Мальчик встал, чмокнул мать в щёку (чего не делал очень давно) и побежал в свою комнату.

— А как же вы бабушке сообщили?

— Папа оказался очень креативным, по-военному творческим, я бы сказала.

— Сделаешь мне колосок, как в детстве? — Ярослава и сама от себя не ожидала этой просьбы.

Вообще их разговор был удивительно мирным. Не то чтобы при каждом взаимодействии они били горшки, но так спокойно не общались уже чёрт-те сколько времени.

— Сделаю, конечно. Пойдём к тебе.

Перебирая волосы дочери, доходившие той до лопаток, Диана продолжала.

— Подруливает папа к маме. Я в это время прячусь за его спиной и пытаюсь притвориться ветошью. Можно подумать, это не я в шестнадцать залетела, а папа где-то нагулял и в кителе принёс.

Яра прыснула.

— Это ещё чё, подожди. Значит, приходим к маме на кухню, и па выдаёт, залихватски так: «Дорогая моя бабка, доброе утро!» Мама смотрит на него как на кретина и ответствует: «Вы, Сергей Анатольевич, зажрались! Какая я бабка?! , я на два года моложе тебя!» А папа тем временем продолжает дурошлёпить: «Ну, не знаю, какая бабка… Поживём — увидим. Мальчикова или девочкова — третьего не дано»

— А потом случилась пизда рулю?

— Хм, почти. Мама, значит, подбоченившись, надвигается на меня, папа всё ещё широкой грудью меня прикрывает. «Дианка, убью!» — вопит мама. «Выхухоль этот твой, больше некому!»

— Кто?

— Солнышко, башкой не дёргай, а то криво получится, — женщина осторожно повернула лицо Яры в нужную сторону. Ну, выхухоль — так мама Юрку называла. Почему? Хрен знает. «Серёжка, ты видел того Юрку?» «Нет». «Выхухоль выхухолем!» Ну потом тоже про сроки да аборты начала. А папа: «Да не хотим мы аборт! Воспитаем». «Серёжка, ты ебанулся?» — спрашивает мама. «Это ж у неё учёба по звезде». «Ничё не по звезде», — повторяет папа. «Выучится. Щас, конечно, годик пропустит, а потом пойдёт».

— Именно поэтому ты не стала нейрохирургом, как того хотела, — мрачно подытожила Ярослава.

— Зато стала матерью, именно как того хотела. И не самой ужасной медсестрой, — Яре показалось, что Диана с трудом сдержала слёзы. — А потом родители: «Дианка, телятко, конечно, наше, но бычка твоего чтоб близко не было». Я в слёзы — люблю, мол, Юрку, как же так? А родители: «Ладно, хрен с тобой! Зови Юрку — будем посмотреть на его реакцию». Ну, а какая была реакция, я уже тебе описала. Яська, дай резинку.

Девушка протянула матери требуемое, отмечая, что руки у неё не дрожат да и выхлопа никакого нет.

— Вот оно что. Дед тебя очень любит.

— Любил. Мы не можем до бесконечности притворяться, что вот ещё немного, и он вернётся. Потому что нет, не вернётся, как бы сильно мы того ни хотели, — Диана аккуратно приобняла дочь за плечи.

— Нет, прости, не могу говорить о нём в прошедшем времени, — девушка не отстранилась. — Спасибо, Диан. У меня колосок, видимо, не получится никогда.

— Не за что, — женщина принялась чистить расчёску. — Слышишь, Ясь, я попробую сегодня кассиром ночным устроиться. В нашем маркете требуются.

Ярослава выронила учебник по алгебре, который собиралась запихнуть в рюкзак.

— Как кассиром? А медицина? Твои же руки… — девушке стало больно и по-настоящему жаль мать.

Какими бы сложными ни были их отношения, любовь Дианы к своему делу младшая Князева отрицать не могла. Неужели матери придётся сесть на кассу? Она же от отчаяния ещё сильнее запьёт. Теперь, по крайней мере, понятно, почему вчера Диана воздержалась. Обидно было до слёз, до комка, подкатывающего к горлу.

— Ты расстроена? Стыдишься? Понятно, что мать-кассир — не то, чем можно гордиться. Но всё же это лучше, чем безработная алкоголичка. Да и зарплата стабильная. И веришь, на три тысячи больше, чем у медсестры.

— Шутишь? — Яра подошла к матери и обняла её. — Я… Не могу стыдиться того, что ты ищешь выход. Просто… Больно, что твой талант и самоотдачу никто не ценит.

— Ну, и так бывает, — Диана подарила дочери ответные объятья.

— В любом случае, желаю удачи.

— Я буду, конечно, ещё искать работу по специальности, но вряд ли найду. А деньги нам нужны уже сейчас. Надо что-то есть, оплачивать как-то коммуналку. И операция…

— Ди, я тоже стараюсь что-то найти, все выходные, как маньяк…

— Солнышко, я знаю, что ты выпахиваешься, но это… Это моя ответственность — искать выход. Не ты родила Кирилла, хоть очень его и любишь. Только мой проёб, что тебе пришлось разгребать взрослые проблемы с четырнадцати.

— Слушай, понятно, что, наверное, не моя ответственность, но по итогу у нас есть Кир и его надо поднимать. И я, прости, не знаю, насколько могу положиться на тебя в этом вопросе. Но даже если могу, не думаю, что тебе стоит взваливать на себя все заботы. В любом случае, я привыкла, — Яра отстранилась и потянулась за пеналом, чтобы чем-то занять руки.

— Ясенька, я не имею права что-то тебе обещать. Но эта ситуация с Кириллом, твоё отчаяние, страх вас потерять они меня… Расклинили, что ли? Я очень постараюсь выйти на ремиссию. По крайней мере, последние два дня я не пила. И то пиво в пятницу было… Ну, знаешь, чтобы не сразу, а постепенно, а то от резкого рывка и на горячку сорваться можно. Я, когда в своей комнате баррикадируюсь, капаюсь.

— Что ты делаешь?

— Капельницы. Чищу кровь.

— Помогает?

— Да. Соблазна начать утро с пива у меня нет. Физического, я имею в виду, ломки. А психологически… Психологически тяжко, но я отвлекаюсь.

— Вот чего ты вчера холодильник пидорасила.

— Ага. А сегодня лепкой займусь.

— Какой лепкой? — девушка застегнула рюкзак и пошла к выходу из спальни.

— Ну, пельмени там, вареники. Через пару дней, может, пирожков. Но сначала — на собеседование.

— Можно тебя попросить?

— О чём?

— Если начнёт сильно крыть, звони мне, ладно? Надо будет — с уроков убегу. Лучше, знаешь, физику прогулять, чем вернуться, а дома… Ну, ты понимаешь.

— Хорошо, малыш, спасибо тебе.

Отправляясь в школу, Яра боялась надеяться, но не могла не.

***

Нервы девушки сдали к большой перемене. Ну, прежде чем позвонить Диане, она продержалась целых три урока.

— Диан?

— Яська, меня взяли. На кассу взяли.

— Правда?

— Угу. В ночь с завтра на послезавтра и приступаю. Пока, конечно, на подхвате у других — буду учиться.

— Тогда я рада. И как ты?

— За бутылку на радостях не схватилась, если ты об этом.

— Ну Ди, я не хотела тебя обидеть… Но да, я опасаюсь.

— Так я знаю, солнышко. Я не обиделась, просто информирую тебя, что в этом смысле всё хорошо. Как и обещала, леплю.

— Значит, обедаем сегодня пельменями?

— И сегодня, и завтра, и как повезёт… — хихикнула Диана.

— Боюсь спросить, сколько ты их налепила.

— Ну, я в процессе. Пока закончила с классическими мясными. Приступаю к рыбным.

— Ты поюзала фарш, из которого я хотела сделать котлеток? — Яра застонала в притворном огорчении.

— Ну прости.

— А что ещё планируется?

— Вареники с картохой, луком и грибами, вареники с капустой и вареники с вишней.

— Слушай, Диан, а наша морозилка выдержит такую атаку мучным?

— Конечно, да.

— А наши желудки? Как же «Нет» гастриту и все дела?

— Ну, я могу приготовить супчик, — женщина открыто захохотала, прекрасно зная, что супов её дети не переносят на дух.

— Нет, только не супчик! Ди, это не самый удачный концепт.

— А я так надеялась… — в голосе матери послышалась вселенская печаль, которая тут же сменилась ещё одним приступом хохота.

— Ну извини. Просто твои супчики — из бед. Из бед и огорчений.