Глава 4 (2/2)

— Тогда ей на Иняз надо! Откуда она такой гениальный переводчик? Ка-а-ак?!

— Говорит, генетика. У неё мать — гений переводов.

Потом Лера с рявком «Я не могу это так оставить» унеслась признаваться Полине в любви. А через пару недель Яра выловила Новикову на перемене с абсолютно маниакальным взглядом и угрожающим вопросом:

— Лер, ты же танцами занималась?

— Ну, не без того.

— Новикова, ты мне нужна…

— Как женщина? — прыснула девушка.

— Не, как танцор-переводчик.

— Но я никогда не переводила, Яр.

— Ну, надо же с чего-то начинать? Вот мой единственный опыт — «Опасные магические артефакты». А насчёт того что ты никогда не переводила, не звезди. Кто «Посидеть с ребёнком» запилил?

— Ну я.

— Вот и нефиг! Отпираться она мне тут будет. Давай в сопереводе и намутим.

— Так что намутим-то?

— Да фик мне попался, где Эмма с Реджиной танцуют на шоу, ну типа «Танцы со звёздами». Но там столько динамики — в плане описания всяких па, — что я сама могу не вывезти. Да и одна голова — хорошо, а две — лучше. Я-то на танцы всего пару лет ходила против твоих… Скольких?

— Семи.

— Во, и я о том. Так ты, получается, совсем недавно бросила?

— Ну да, с шести до тринадцати занималась.

— Значит, твой опыт по-любому больше моего.

— Ладно, Князева, убедила.

Именно так родился совместный труд, а их личные отношения перешли на уровень дружбы.

***

Сообразив, что угуляла воспоминаниями куда-то не туда, Ярослава вновь вернулась к написанию ответа.

— Незабудка, счастье моё, солнце не затухающее, отрада моего читательского сердешка, насчёт пустырника, его литров и твоей зомботушки. Открой мне страшную тайну, твоё зомбическое состояние как-то связано с появлением на сайте Чувственной, мать её, блять, памяти?! Спасибо тебе, конечно, огромное за отзыв, твоё мнение для меня действительно важно. Но, блять, сил же никаких нет! Я прочла вчера ночью, понимаешь? Прочла! А сегодня у меня Ящеркин Хвост целый день с красными глазами ходила.

Ждать ответа пришлось примерно полчаса.

— Ну, не без этого. Кое-какое отношение к состоянию полузомби появление Памяти имеет. А вообще, шо за претензии? Я честно перевела предупреждение автора, добавила своё. И если после двух триггер-варнингов вы всё равно полезли это читать, то тут уж жили-были дети. Но если тебе полегчает, сама я, пока переводила, «Всё приданное извела», вернее, весь пустырник в доме. А после редактуры вообще выкупалась в этом самом пустырнике, не шучу. И да, Хвостик уже подкатывала ко мне с воплями «Как ты могла-а-а?»

— А после этого ты ей присоветовала ромашку, да? Она мне рассказывала.

— Ну, пустырника в её доме, насколько я поняла, не оказалось.

— Нет, не оказалось, ты права. И да, когда мы возвращались из школы, она зарулила в аптеку и закупилась пустырником в промышленных масштабах.

— Ой-ой. Её что, так распидорасило? Я, правда, не хотела добиться столь впечатляющих результатов.

— Да тихо-тихо, не переживай. Хвост — не неврастеник, просто… Просто все мы остро реагируем на стекло, понимаешь?

— О да, понимаю. Именно от желания поесть стекла я взялась за перевод.

— Мы вот на тебя налетели, но даже не спросили, как ты сама, милая Незабудка. Прости, пожалуйста.

— Ничего страшного, я сама подписалась на этот мазохизм, — девушке послали улыбку.

— Изощрённый мазохизм, я бы сказала.

— И снова не без этого.

— И правда, Незабудка, спасибо, что разобрала мой фанфик по кирпичику, — Боец вернулась к изначальной теме. — А то большинство отзывов на работы что-то типа «Ах, почему они не патрахались?» или «Аффтар проду где энца».

— Солнышко, у меня в аккаунте творится такой же ад, поэтому я понимаю ценность развёрнутых комментариев, в том числе и ваших с Хвостиком. Поэтому не за что. А Нобелевку я б тебе выписала-таки в какой-нибудь номинации вроде «Самый логичный фанфик» ну или «Самый нетоксичный фанфик». Ты могла бы посостязаться и там, и там.

— Знаешь, никогда не понимала авторов фиков, которые раскручиваются на каком-то фандоме, приобретают фанбазу, а потом торгуют этими же историями, меняя имена. Я бы ни за что не согласилась. Но Нобелевка — чё уж, не помешала бы.

— Хочешь перекупить Фикбук и избавить его от засилья ЙА-шек?

— Тут, знаешь, нового делать надо, но нет.

— А что тогда?

— Мелкому, ну, брату, необходима операция по замене хрусталика. Без неё он ослепнет на один глаз. А стоит она… В общем, крылья от самолёта дешевле.

— А сколько стоят крылья от самолёта в данном случае?

— 80 косарей, деревянных, к счастью.

— Хм, операция срочная?

— Ну, технически и полгода подождать можно, а вот практически чем скорее, тем лучше.

— Солнышко, хочешь, я попытаюсь достать денег?

— В смысле, достать?

— Ну, в прямом. Ребёнок теряет глаз, у меня возможностей найти деньги больше, чем у тебя, и я предлагаю помощь.

— Незабудка, ты же меня даже не знаешь, может, я мошенница какая. Я поделилась с тобой не за тем, чтобы попытаться выдоить. Просто… Я сказала Хвостику и нашей названной маме, но они… Эмоционально вовлечённые, понимаешь? Хотелось рассказать кому-то, для кого эта история… Прости, несколько абстрактна. И кому-то, кто старше меня.

— Я понимаю. Но это не отменяет того, что тебе нужна помощь, даже не тебе, а твоему малолетнему брату. Поэтому я снова предлагаю тебе попытаться.

— И я это очень ценю, правда ценю. Но сумма не то чтобы совсем неподъёмная. Мы с семьёй договорились, что, если за две недели я не найду способа достать деньги, то обращусь к ним. Они говорят, у них есть отложка.

— Но почему этим должна заниматься ты? Так-то это дело ваших родителей или опекунов.

— Наверное. Но про дело родителей или опекунов хорошо говорить, когда ты можешь на них положиться. Своего отца я не знаю, папаша Кирюхи слился несколько лет назад. Так что у нас только пьющая мать, которую до кучи сократили с работы.

— За пьянку?

— Не-е-е. Она маньяк своего дела. За отсутствие связей. Просто нашей стране не особо нужны медики. Как и учителя, учёные и представители многих других профессий.

— Тогда тебе тем более нужна помощь.

— Спасибо, солнышко, но я правда попытаюсь вырулить сама. К тому же у тебя действительно нет ни единого доказательства, что я не мошенница.

— Ну, как минимум, ты можешь предоставить мне фотки справок, оставить свои паспортные данные, в конце концов, взять меня в охапку и познакомить с врачом Кирилла.

— Наверное. Но… Я надеюсь, что разберусь с этой проблемой самостоятельно. В конце концов, ты тоже эти деньги не рисуешь с твоим-то издательским делом. И достать нужную сумму — тот ещё квест.

— Не рисую, но я всё ещё взрослая, работающая и с определенным кругом таких же взрослых знакомых.

— Давай так, если ситуация окажется совсем уж патовой, я тебе напишу.

— Я так понимаю, настаивать бесполезно?

— Ага, всё ты верно понимаешь.

— Ребёнок, тебя обнять?

— Я бы обнял тебя, но я просто текст.

— Ну почему просто текст? Живём мы обе в Москве. Можем встретиться и пообниматься.

— Незабудка, если ты переживаешь, что я осталась совсем без поддержки, то не стоит. У меня есть мама и Хвост, и это моя семья. А ещё пара школьных подруг. И работа на СТО. И любимый брат. И я очень благодарна тебе за предложение, но мне будет некомфортно знать, что ты с твоими в последнее время горящими проектами бросила всё и помчалась чёрт-те куда, чтобы утирать сопли расклеившейся малолетке.

— Все мы очень себя любим, да, боец?

— Типа того.

— В любом случае, солнышко, если тебе понадобится материальная или моральная помощь, ты всегда можешь ко мне обратиться.

— Как и ты ко мне, по крайней мере, за моральной. Из материального могу предложить только помощь автомеханика и неплохого повара по части мяса.

— И это уже очень-очень немало, как и наше общение в принципе. Спокойной ночи, чудо.

— И тебе. И я рада, что мы познакомились. Ты классная.

Отослав последнее сообщение, Ярослава прикрыла крышку ноутбука и отправилась спать.

А женщина, с которой Князева только что переписывалась, неподвижно застыла у собственного лэптопа, силясь придумать, как помочь тонущему упрямому подростку. Ей так хорошо было знакомо бремя ответственности не по возрасту и материальные тупики, из-за которых одну несчастную юбку приходилось перешивать по десять раз.

А ещё давило беспросветное одиночество, четыре года почти полной изоляции от самых близких, тех, кого она подвела, тех, кому теперь нет до неё никакого дела. И в общении с подростками она находила хоть какую-то отдушину, оно заставляло помнить, что… Ещё жива и даже может кому-то чем-то помочь, хотя бы выслушать, а возможно, и дать совет.

Не сойти с ума помогало и творчество, фанфики о любви, дружбе, но главное — о семье, которой у неё больше не было. О чём бы женщина ни писала, в итоге всегда выходило о семье.

За «Чувственную память» она взялась, чтобы дать выход эмоциям, которые душили и никак не хотели проливаться слезами. И только этой ночью женщина смогла впервые года за два как следует прореветься.