Часть 6. Страх и выбор (1/2)

Ледибаг с силой прижала вора к стене. Это был простой новичок, который не сумел ограбить магазин и активировал сигнализацию, поэтому скоро уже должна была приехать полиция.

Ледибаг случайно заметила его в попытках успокоиться, ходя по крышам домов.

Она не хотела сегодня с кем-либо связываться, но, увидев вора, поняла, что ей очень нужно выпустить пар.

Именно поэтому она была здесь: в какой-то подворотне прижимала к стене дрожащего от страха вора.

Ярость кипела в ней, ещё бы чуть-чуть и она бы придушила его.

Но она вспомнила Эмму и Адриана, и это остановило её. Они бы не хотели этого.

— Следующий раз будет последним, ты понял? И если сейчас убежишь от полиции, я найду тебя, и это будет намного хуже, — убрав руку с его горла, сказала Ледибаг. Затем она добавила:

— А ещё отдай сигареты.

— Ч-что? — спросил напуганный до смерти мужчина.

— Живо, — холодно приказала она.

***</p>

Ледибаг выпустила дым, держа в руке сигарету.

Сегодня был просто сумасшедший день.

Эмма оказалась сентим… Сентичеловеком. Маринетт была не в силах назвать эту милую девочку монстром.

Сначала она думала, что у неё разыгралось воображение. Подумаешь, Эмма оговорились? Маринетт сама много раз оговоривалась и в более зрелом возрасте.

Но, если бы была только оговорка. Однако было ещё много фактов, которые подкрепляли эту теорию.

1) У Адриана всё это время был камень чудес павлина, и даже теперь он не хотел отдавать его.

2) Эмма утверждала, что у неё никогда не было матери.

3) В первый год жизни Эммы Адриан чувствовал себя так же плохо, как и его мать, злоупотреблявшая созданием сентимонстров. Тикки рассказывала, что когда владелец камня чудес павлина создаёт осознанное создание, а особенно человека, которого практически не отличить от настоящего, то это отбирает очень много сил у него.

4) Эмма была очень похожа на Адриана. Это, конечно, был слабый факт, ведь Адриан тоже походил на свою маму, но всё же.

5) И конечно же сегодняшняя оговорка Эммы.

Да, даже все вместе эти факты не давали стопроцентной гарантии, что Эмма была рождена не совсем привычным образом.

И всё же Ледибаг злилась, очень злилась.

Адриан был таким безрассудным! Он мог умереть в двадцать от истощения из-за камня чудес. Или что-нибудь бы случилось с Эммой, после чего Адриан бы впал в депрессию. Или…

Тысячи тревожных мыслей кружились в её голове.

Ей было даже страшно предположить, что он мог умереть, прежде чем она узнала, что он Кот Нуар, прежде чем она успела извиниться перед ним, прежде чем он узнал, что она тоже любит его.

Выдыхая дым, Ледибаг с грустной улыбкой осознала, что она вновь влюбилась в него, даже если прошло так мало времени. А может и не вновь, может её чувства никогда не уходили.

Она хотела быть рядом с ним, извиняясь за всё, через что ему пришлось пройти из-за неё. Она хотела помогать ему воспитывать Эмму, она действительно хотела стать её мамой, не временной, а настоящей. Даже если… Ей придётся держать в тайне свою личность, даже если пройдёт много времени, прежде чем Адриан полюбит настоящую её, если такое вообще произойдет.

Слезы были готовы вот-вот побежать, когда Ледибаг сделала очередную затяжку и медленно выпустила дым.

Она не могла подвергать их опасности, как со стороны возможных будущих злодеев, так и со стороны… Самой себя. Для семьи Агрест Ледибаг была убийцей, даже если Адриан по какой-то причине любил её.

Да и не только для семьи Агрест она была убийцей, честно говоря.

Кем она стала?

То, как она почти придушила вора, так напоминало Габриэля.

Маринетт никогда не хотела быть похожей на него. А что, если… Что, если она принесёт Адриану такую же боль, как принёс ему отец? Что, если она будет таким же плохим родителем, как и Габриэль?

Ледибаг почувствовала, как слезы бегут по её лицу, но она просто сидела, словно застыв. Даже когда сигарета полностью сгорела и обожгла ткань её костюма, девушка не дёрнулась.

Она должна была стать лучше версией себя, ради Эммы, Адриана и их возможного будущего.

***</p>

Ледибаг направилась домой, размышляя о том, заметили ли Эмма и Адриан что-нибудь. Потому что, честно говоря, она не совсем хорошо помнила, как довела Эмму до дома после осознания. Она лишь помнила, как Эмма крепко обняла Адриана по возвращению домой.

Опустив голову, Ледибаг неспеша шла по крыше, как вдруг врезалась в кого-то.

Какого чёрта? Кто ещё мог быть на крыше в это время?

Затем она заметила, что ноги человека, в которого она врезалась, были в кожаных сапогах с серебряным носом в виде… Кошачьей лапы.

Она резко подняла голову и встретилась взглядом с ярко-зелеными глазами, которые не видели девять лет.

— Аккуратнее, моя Леди, — улыбнулся Кот Нуар.

— П-привет, — прошептала она, покраснев, когда он аккуратно заправил ей прядь за ухо.

— Привет, — улыбнулся он. — Ты чего так поздно ходишь? Что-то случилось?

Она очень надеялась, что было несильно заметно, что она недавно плакала.

Ой, наверняка, он чувствовал, что она курила, даже несмотря на то, что она недавно ела мятную жевачку. У него ведь был очень чувствительный нос. Это было плохо, очень плохо.

— Да так, ничего страшного. Просто поймала одного вора и всё, — отмахнулась она. — А ты почему не дома? Эмма, наверное, переживает.

— Она уже крепко спит, а я вышел немного прогуляться перед сном. И на удивление встретил тебя.

Ледибаг внимательно разглядывала его лицо. Она уже практически забыла, как прекрасно ему подходила эта маска. За девять лет он вырос и возмужал, но его волосы всё равно были в беспорядке. И ей это нравилось.

— Адриан, — было так непривычно называть его имя, его настоящее имя, когда на его лице была маска, — я хотела бы извиниться за вчерашнее.

— Извиниться? — нахмурился он.

— Да, я вчера выпила лишнего и поцеловала тебя без спроса, а ещё из-за меня твоя дочь плакала. И я ведь даже не спрашивала, есть ли у тебя кто-то.

— Я не обижаюсь на тебя, честно. Тем более я сам был не против.

— И всё же это было эгоистично с моей стороны. Я забрала у тебя семью, и ты должен ненавидеть меня, а не позволять мне целовать тебя.

— Я никогда не ненавидел тебя, Ледибаг, — теперь его руки легли на её плечи и сжали их. — Может быть, злился и обижался, но никогда не ненавидел.

Её сердце сделало маленький кульбит, когда он сказал это.

Но затем она заметила, как он слегка сморщил нос.

— Ты куришь? — осторожно спросил он. — Не то чтобы я осуждаю, у меня нет права указывать, что тебе делать. Просто интересуюсь.

— Сильно чувствуется? — вздохнула она, опустив голову. Теперь единственное, что она чувствовала, — раскаяние и смущение. Рядом с ним вся её недавняя ярость и злость словно сошли на нет. — Прости.

— Не извиняйся! — быстро ответил Кот. — Это твоё право.

Она промолчала, не зная, что сказать. Он был таким понимающим и заботливым, что все тревожные мысли о том, что он мог умереть вновь поднялись в её душе.