Глава 11 (1/2)

Снег на месте преступления окрашен ярко-алыми полосами крови, внутренности и артериальные брызги пятнают некогда безупречный ландшафт дугами оборванной жизни.

Картина первобытная, грубая и знакомая до такой степени, что Ганнибал прикусывает язык, как только вступает на место преступления.

Он знаком с этим убийцей.

Джек вздыхает, растирая рукой лицо. Он всегда выглядит измученным и усталым, но сейчас в его глазах заметна дополнительная тяжесть, а движения скованны. Он истощает себя, охотясь на всех этих хищников, и если бы Ганнибал был чуть лучшим человеком, он бы предупредил Джека, напомнил ему, что стоит выделять время для себя или нанять больше помощников, чтобы распределить нагрузку.

Но Ганнибал не слишком хороший человек, и вместо этого он его подталкивает.

— Прошу прощения, что пропустил ваш последний звонок, — говорит он, отмечая, что даже раздраженному взгляду Джека не хватает его обычной выразительности. – Я был немного занят. Уилл упомянул, что вы подозреваете Зубную Фею?

Джек коротко кивает, и Ганнибал понимает причину зажатости его плеч и тяжести мешков под глазами. Прошел почти месяц с момента его последнего звонка, на который Уилл тогда ответил от имени Ганнибала.

— До следующего полнолуния осталось одиннадцать дней, — почти лениво комментирует Ганнибал, и Джек, еще сильнее нахмурившись, отворачивается.

– Мы можем сосредоточиться на том, что перед нами?

Ганнибал сопротивляется желанию улыбнуться и снова смотрит на пропитанный кровью снег вокруг костра. Восстановить цепь событий, предшествовавших картине перед ним, нетрудно – он знает чуточку больше Джека. Он облизывает губы, размышляя над тем, сколько информации ему стоит раскрыть – если Рэндалл Тир действительно обрёл себя так, как демонстрирует сцена перед ними, визита ФБР будет недостаточно, чтобы остановить его.

— Это не животное, — говорит он, снова привлекая к себе внимание Джека. – Это человек, который хочет быть животным.

Выдох Джека затуманивает воздух у его лица.

— Он верит, что он – животное?

– Дело не в вере, — отвечает Ганнибал. – Скорее, речь идет о том, как он себя ощущает.

— Но чего он хочет?

Ганнибал снова осматривает сцену, обращая внимание на признаки явно излишнего насилия и безразличия по отношению к жертвам.

– Ему нужна добыча, — говорит он через мгновение. – Агент Кроуфорд, такой психоз, полностью развившийся, просто не смог бы остаться незамеченным.

Джек резко переводит взгляд на Ганнибала, и его глаза сужаются то ли от тона, то ли от его тщательно подобранных слов.

– Вы сталкивались ранее с чем-то подобным?

Ганнибал знает, что Джек будет вынужден ждать, пока не получит предварительные результаты вскрытия, чтобы начать опрос подозреваемых. Он захочет, чтобы вся информация была у него под рукой, и это дает Ганнибалу достаточно форы. Поэтому он кивает, а затем жестом предлагает Джеку отойти подальше от техников и криминалистов, собирающих улики вокруг остатков костра.

– Мои следующие слова могут стать нарушением конфиденциальности между врачом и пациентом, — говорит он тихим голосом, — поэтому я буду говорить осторожно. Несколько лет назад я лечил пациента, который, как мне кажется, соответствует этому профилю.

Он общих чертах рассказывает Джеку о Рэндалле Тире, параллельно размышляя, сколько еще часов сна Кроуфорд потеряет из-за этого дела.

***</p>

Ганнибал не слишком удивляется, когда в результате поисков обнаруживает Рэндалла Тира в Музее естественной истории. Своды Академии всегда представляли собой надёжное укрытие для тех, чьи человеческие костюмы не совсем подходят по размеру. В определенных сферах деятельности никто не считает их странными – просто эксцентричными.

– Твое увлечение зубами всегда будет управлять тобой, — говорит он молодому человеку при встрече, и слова Уилла отдаются эхом в его собственной голове: «Ты не должен был вцепляться в меня зубами, если хотел терпения».

Ганнибал помнит, как целенаправленно поставил Тобиаса Баджа на пути Уилла, подарив ему вдохновение, и что-то в нем сопротивляется идее сделать то же самое с Рэндаллом. Он знает, что свирепость Уилла была бы прекрасна, но мысль о том, что Уилл проскользнет в голову Рэндалла и станет им, вызывает у Ганнибала оскомину.

— Вы давно не мой психотерапевт, — осторожно говорит Рэндалл, и Ганнибал слышит невысказанный вопрос – «Почему вы здесь?».

Он улыбается, демонстрируя собственные зубы, острые и неровные.

— Я видел твою работу. И не я один. Тебя ищут, Рендалл.

Рэндалл не выглядит удивленным, и почти никак не реагирует на его слова.

Какая система отсчета у хищника, когла он становится добычей? – спрашивает себя Ганнибал?

– Я не думаю, что смогу остановиться, — отвечает Рэндалл, и улыбка Ганнибала становится шире от той спокойной уверенности, что слышна в его голосе, даже если она отсутствует в словах.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался. Но они найдут тебя, Рэндалл. И когда они это сделают, важно, чтобы ты сделал именно то, что я сейчас скажу.

***</p>

На следующий день Ганнибал в лаборатории ФБР наблюдает за тем, как Прайс и Зеллер озвучивают свои выводы.

– Самое близкое соответствие, которое мы смогли обнаружить, сравнив радиусы ран и укусов, — это пещерный медведь, — объявляет Зеллер, поглаживая гипсовую копию черепа. – Но пещерный медведь этого не делал.

– В основном потому, что они вегетарианцы, — продолжает Прайс, — и уже двадцать восемь тысяч лет как вымерли.

Зеллер продолжает еще что-то рассказывать о силе укусов, когда Ганнибал переводит взгляд на коридор лаборатории и видит Беверли Катц, идущую рядом с пугающе знакомой фигурой. Под взглядом Ганнибала она проводит Рэндалла мимо смотрового стола, где Зеллер все еще ласкает череп, следя за тем, чтобы Тир увидел все и всех, включая Ганнибала. Взгляд Рэндалла на мгновение встречается с ним глазами, но этого достаточно, чтобы Ганнибал увидел в их глубине что-то темное и абсолютно первобытное.

Как только Рэндалл оказывается вне пределов слышимости, Джек встает и поворачивается к Ганнибалу.

— Вы узнали его?

Ганнибал кивает, пытаясь предугадать, что может означать такой поворот событий. Однако Джек не дает ему времени.

— Хорошо, — говорит он. – Я хотел, чтобы он увидел череп. Если он не убийца, для него это не будет иметь никакого значения. Но если да, это может немного сбить его с толку, а я готов использовать любое преимущество, которое мы сможем получить в этой ситуации.

Ганнибал снова кивает, и Джек выходит в коридор.

— Не могли бы вы присутствовать на допросе, доктор Лектер?

Ганнибал сглатывает, колеблясь.

– Если мистеру Тиру станет известно о моей причастности.., — начинает он, пытаясь прикрыть свое нежелание общаться с Рендаллом в компании Джека заботой о своей карьере, но Джек лишь безразлично отмахивается.

– Вы имели полное право нарушить конфиденциальность, — говорит он. –Это… специфическое преступление, и у преступника достаточно специфическое мышление. Вы признали это и поняли реальную угрозу для граждан. Если Тир обратится к вам с судебным иском, я предоставлю в ваше распоряжение всю юридическую команду ФБР.

Выдавив из себя улыбку, Ганнибал опускает голову в молчаливом согласии, хотя он прекрасно знает, что юридический иск – вовсе не тот тип правосудия, который Рэндалл может учинить против него, если ему вдруг представится возможность.

— Очень хорошо, — говорит он. – Тогда пройдемте.

Рэндалл ожидает их в комнате для допросов, аккуратно сложив руки на столе перед собой. Он выглядит спокойным, хотя и немного напряжённым, и его взгляд на мгновение задерживается на Ганнибале, когда они с Джеком устраиваются напротив него.

Джек открывает папку на столе, просматривая несколько бумаг.

– Рэндалл Тир. Я специальный агент Джек Кроуфорд. Насколько я понимаю, вы уже встречались с доктором Лектером.

— Мы знакомы, — ровным голосом отвечает Рэндалл.

— Рад снова видеть тебя, Рэндалл, — произносит Ганнибал, и молодой человек резко смотрит на него, прежде чем снова повернуться к Джеку.

— Мне сказали, что у вас есть ко мне вопросы?

Джек кивает.

— Чем именно вы зарабатываете на жизнь?

– Моя официальная должность – куратор, – Рэндалл потирает ладони, а затем, словно поймав себя на этом нервном движении, останавливается. – Но это не совсем описывает то, чем я занимаюсь. В основном я занимаюсь изготовлением каркасов. Я проектирую и обслуживаю арматуру, поддерживающую скелеты, которые мы выставляем на обозрение. Я их собираю, разбираю и снова собираю.

– Справедливо ли будет сказать, что вы понимаете их механику — этих каркасов — и то, как они спроектированы?

Рэндалл улыбается, но улыбка не достигает его глаз.

— Да, я думаю, это справедливо.

Джек кивает, глядя вниз и делая вид, что делает пометку в деле Рэндалла.

– Я спрашиваю, — говорит он через мгновение, — потому что у нас есть основания полагать, что кто-то использовал скелет, точнее, череп пещерного медведя в качестве орудия убийства.

Ганнибал наблюдает, как на лице Рэндалла проступает слабый интерес.

– Древние зубы и когти были созданы для того, чтобы делать то, что у них получается лучше всего.

— Жертвы были разорваны на части, — ровным голосом говорит Джек. И затем, чуть более сердечно добавляет. – У вас, насколько мне известно, есть собственная история проблем с такими вещами, как зубы и когти.

Рендалл снова бросает быстрый взгляд на Ганнибала, но теперь в его глазах уже нет того первобытного огня.

Они пусты. Пусты и бесчувственны, словно это не взгляд яростного хищника, а остекленевшие глаза чучела убитого животного. Ганнибал ерзает, и его мускулы напрягаются в предвкушении. Ничего хорошего не выйдет из того, что Рэндалл принял свое поражение, уже соскользнув в пустое пространство смерти. А затем молодой человек медленно моргает и снова поворачивается к Джеку.

— Это то, почему меня сюда вызвали? — спрашивает он, и в его голосе достаточно обиды, чтобы это звучало искренне. — Думаете, я убил кого-то ископаемым?

Джек поднимает брови и пожимает плечами, а Рэндалл вздыхает. Его пальцы сжимаются и разжимаются, выдавая волнение из-за того, что ему приходится обсуждать свое прошлое.

– У меня было расстройство идентичности, — говорит он. – Врачи сказали мне, что внутренняя карта моего тела не соответствует действительности. Вы знаете, каково это, когда кожа, которую вы носите, вам не подходит?

Ганнибал думает об Уилле, о той легкости, с которой он растворяется в ком-то другом.

«Как назвать оборотня, который сохраняет свой облик, меняя лишь душу?»

Рэндалл Тир — полная противоположность Уиллу Грэму, воплощение всего, чем тот не является, и осознание этого заставляет Ганнибала пересмотреть свое решение держать их подальше друг от друга. Ему любопытно, как именно Уилл заставит Рэндалла истечь кровью, каким частям себя Уилл позволит отрастить клыки и когти, чтобы использовать их для создания собственной картины.

Но эта идея гаснет очень быстро. Он не хочет, чтобы в дверях его спальни стояла хоть какая-нибудь версия Рэндалла Тира — даже та, у которой лицо Уилла.

— Могу лишь представить, — говорит Джек с сочувствием в голосе, хотя слова звучат покровительственно.

– Я знаю, кто я сейчас, — настаивает Рэндалл. – И я чувствую себя намного лучше. Я общаюсь. Я принимаю лекарства. Я работаю и достиг определенных успехов в социальной жизни, – он делает паузу, переводя дыхание. – Я – живое доказательство того, что психические заболевания излечимы.

Какое-то время Джек просто смотрит на него, и Рэндалл уверенно выдерживает его взгляд. Ганнибал знает, что произойдет дальше, еще до того, как Джек встает, протягивает руку и благодарит Рэндалла за то, что уделил ему время, потому что это именно Ганнибал позаботился о том, чтобы Рэндалл знал, что сказать.

И именно Ганнибал в данный момент автор своего собственного несчастья.

Но ситуацию еще можно спасти.

Ганнибал ждет, пока Джек не выведет Рэндалла из комнаты, передав его Беверли для сопровождения из здания, а затем встает, поправляя пиджак.

– Ничто из того, что он сказал, не мешает ему быть убийцей, которого мы ищем.

Джек оборачивается, чтобы взглянуть на него.

– Мальчик казался довольно хорошо приспособленным, — с сомнением говорит он. — Вы не согласны?

Ганнибал кивает.

– Я заметил несколько… тревожных признаков. Конечно, я могу ошибаться. Допрос в ФБР может вызвать стресс даже у невиновного.

Джек поджимает губы, его собственные инстинкты борются с уважением к Ганнибалу, и он делает паузу, оглядываясь на коридор.

— Возможно, мы могли бы обсудить это подробнее в вашем кабинете, — предлагает Ганнибал, и напряжение с плеч Джека немного спадает.

— Да, — говорит он, — хорошо.

***</p>

Когда Уилл возвращается домой, уже темно, хотя не очень поздно, и «Бентли» Ганнибала все еще отсутствует на подъездной дорожке. Он разочарованно вздыхает, и довольный Уинстон, сидящий на пассажирском сиденье, вторит ему, громко и драматично выдохнув, прежде чем повернуться, чтобы посмотреть на Уилла.

— Ага, меня ты тоже утомил, — фыркает Уилл и улыбается, когда хвост Уинстона начинает постукивать по сиденью. В лунном свете зеленый ошейник с эмблемой пересмешника едва заметен на его шее. Ганнибал, конечно, был прав — Уинстон больше не выглядит бродягой, — но это вовсе не причина того стеснения, что всегда сжимает грудь Уилла при виде ошейников. По крайней мере, не совсем.

С удовольствием потянувшись, он открывает пассажирскую дверь для Уинстона и смеется, когда тот почти вылетает из авто. Два часа в собачьем парке ничуть не истощили его запасов энергии. Уилл уже открывает водительскую дверь, когда вдруг слышит низкий, рокочущий рык Уинстона, тихий, но безошибочно узнаваемый в неподвижном вечернем воздухе.

Пистолет, прикрепленный под сиденьем, оказывается в его руке за считанные секунды, и хотя его вес ощущается привычно, он никоим образом не успокаивает. Уилл слишком хорошо знает, как легко оружие может быть обращено против своего владельца, и как легко то, что предназначено для защиты, может стать орудием убийства.

Он резко однократно свистит, и следом еще раз, когда Уинстон игнорирует его зов. Рычание становится громче, а затем из-за бампера машины таки появляется Уинстон. Его зубы оскаленны, а шерсть на загривке стоит дыбом. Как только он оказывается рядом с Уиллом, то тут же поворачивается мордой к деревьям возле дома Ганнибала, снова зарычав.

— Пойдем, — резко говорит Уилл, не сводя глаз с линии деревьев и отступая к двери. Он не уверен, что там происходит, и не хочет узнавать. – Уинстон! Ко мне!

В последний раз рыкнув на деревья, Уинстон подлетает к крыльцу и следует за Уиллом внутрь, едва тот открывает дверь. Грэм закрывает и запирает ее за ними, и сухой щелчок защелки, скользнувшей на место, немного смягчает его настороженность. Немного.

Он не включает свет, пока идет по дому, не желая становиться более заметным для того, что находится снаружи. Кто находится снаружи. Инстинкты Уилла подсказывают ему, что на него ведут охоту, и он не знает ни одного животного во всем Балтиморе, во всем штате Мэриленд, которое загоняло бы человека в его собственный дом.

Когда произойдет нападение, он должен быть к нему готов.

Секунду спустя что-то вламывается в стеклянные двери в задней части столовой, бросаясь на него с диким, скрежещущим ревом. Уилл аккуратно отступает в сторону, и нечто проносится мимо него, в щепки круша пару обеденных стульев, попавшихся на пути, слишком большое и неповоротливое, чтобы моментально развернуться. Снова раздается странный скрежещущий звук, и

Уилл с опозданием понимает, что это был вовсе не рев.

Это звук двигателя.

Человек в моторизованном скелете бросается на него, широко раскрывая пасть, но Уилл не сосредотачивается на зубах или когтях — он сосредотачивается на той части человека, которую он может за ним разглядеть, на темных, бездонных глазах, что блестят в глубине животной маски.

Он резко бьет нападающего прямо в скулу прикладом пистолета. Этого недостаточно, чтобы вывести из строя, и человек лишь пошатывается, дезориентированный, но следом Уилл атакует, набрасываясь в ответ, и сбивает одетого в скелет незваного гостя на землю ударом ноги в грудь. Мужчина падает, и Уилл следует за ним вниз, вцепляясь в маску еще до того, как они упадут на землю, и рычит, когда наконец может сорвать ее и отбросить в сторону.

Мужчина под маской выглядит молодым, почти подростком, но Уилл не колеблется. Он наносит ему два быстрых удара, от которых голова его голова резко дергается из стороны в сторону. В темных глазах мелькает ошеломление, а затем тело мужчины внезапно обмякает под Уиллом.

Он не мертв. Уилл может чувствовать устойчивые подъемы его грудной клетки под собственными бедрами, под чудовищным костюмом, который он носит. Уилл смотрит вниз на бессознательное существо под собой и ждет смещения, скольжения, но его не происходит. Ничье иное присутствие не проскальзывает в его разум, никакая чужая сила воли не вступает в борьбу с его собственной. Нахмурившись, Уилл осматривает механизм, хитроумное приспособление, внутри которого заключен человек, сплошь из кости и блестящего металла, скреплённых хорошо смазанными сервоприводами. Это скелет, но он явно изготовлен на заказ, собран вручную кость за костью, пока костюм хищника не станет идеален.

Уилл снова смотрит на лицо мужчины, а затем медленно переводит взгляд на Уинстона, забившегося в угол и слегка дрожащего, и думает, что может понять это желание дикости.

А затем он закрывает глаза и вдыхает, соскальзывая. Но, когда смещение таки происходит, он попадает не в простые, животные мысли бессознательного незваного гостя, а в гораздо более знакомый, более уютный, чудесно-сложный разум, что был спрятан на задворках его собственного сознания в течение долгих недель.

Картина оживает на его веках, расцветая яркими мазками: возвышение и насмешка, признание и оскорбление, подношение, добыча.

«Добыча» – мысленно повторяет Уилл, и изображение внезапно меняется, обрастая деталями, всплывшими из его памяти, а не воображения. Они вплетаются в образ картины, которую другой выстроил в мозгу Уилла, и образ будущего совершенства грозит сорвать с его губ восторженный, отчаянный вздох.

О, ему это понравится.

***</p>

Ганнибал не понимает, что что-то не так, пока не переступает порог дома. Снаружи все выглядит как обычно, так же, как и в любой другой вечер его прихода домой. Внутри же совсем другая история. Осколки стекла усеивают пол столовой, обломки стеклянных дверей устилают пол блестящим крошевом и щепками. Несколько стульев искрошены в труху и неуклюже отброшены к стене, хотя сам стол, похоже, не пострадал. Пробираясь сквозь беспорядок, Ганнибал видит среди этого хаоса несколько темных засохших пятен крови.

Следом он слышит, как наверху Уинстон царапает дверь из комнаты Уилла, прося, чтобы его выпустили, но его хозяин в доме, похоже, отсутствует.

Первый звонок Ганнибала на телефон Уилла слетает на голосовую почту. Второй тоже. На третий он вешает трубку до того, как автоматический женский голос успевает заговорить, просто чтобы немедленно набрать номер снова, и только практичность не позволяет ему набрать Уилла в пятый раз.

Где бы ни был тот сейчас, Ганнибал должен исходить из того, что он там добровольно. У него было время и возможность запереть Уинстона, чего ни один из них не делал долгое время, и Ганнибал точно знает, что Уилл сделал это из-за осколков стекла на полу. И хотя Ганнибал не уверен, что именно произошло в его отсутствие, но, учитывая последние события, он вполне может предполагать.

Он помнит пустоту в темных глазах Рэндалла и запрещает себе представлять такое же выражение в глазах Уилла. Зацикливание на рефлексии не принесет ему никакой пользы, если только он не собирается садиться в машину и обыскивать Балтимор улицу за улицей. Ганнибал ничего не может сделать для Уилла, пока тот сам не решит вернуться домой, но он может сделать так, чтобы дом, в который вернётся Уилл, не выглядел так катастрофично.

Вздохнув, Ганнибал снимает пиджак, вешая его на один из уцелевших стульев, осторожно закатывает рукава, а затем, осмотревшись, чтобы оценить степень ущерба, он приступает к работе.

Солнце уже начинает окрашивать небо в розовый цвет, когда на подъездную дорожку наконец заезжает машина.

К этому времени столовая настолько чиста, насколько это возможно — остатки сломанных стульев собраны и вынесены на улицу для последующего сжигания, стекло выметено и утилизировано. Ганнибал мало что может сделать с дырой на месте двери, поэтому планирует просто вызвать подрядчика, как только наступит утро.

Но эти мысли смывает приливом крови из его разума в тот же момент, когда он слышит хруст гравия. Быстро и бесшумно он проскальзывает на кухню, где его пальцы тут же сжимаются на ноже из блока со столешницы. Он надеется, что это именно Уилл возвращается домой. Он хочет верить, что это Уилл. Но он должен быть готов к тому, что человек, вошедший в дверь, не окажется его Уиллом.

Ганнибал напряжённо ждет, пока одна из дверей авто не хлопнет, пока следом не раздастся скрежет ключей в замке входной двери и тихий звук открывающейся двери, а затем уверенные шаги по коридору в сторону кухни.

Уилл останавливается в дверном проеме, и его взгляд тут же падает на нож в руке Ганнибала. Ганнибал встречается с ним глазами, ища за голубой радужкой следы тщательно скрываемой жестокости Тира, тьму его неподходящей кожи. Но он не видит Рэндалла Тира в этом бесстрастном взгляде и слегка надменном наклоне его подбородка.

Однако Уилла он тоже не видит, и когда мужчина входит на кухню, становится еще более очевидным, что он не совсем в себе.

— Ты собираешься им воспользоваться? — спрашивает Уилл, слегка кивнув в сторону ножа. Он не выглядит обеспокоенным. В уголках его губ таится легкая улыбка, как будто он доволен этим зрелищем, но Ганнибалу всегда было особенно сложно его прочесть. Теперь же не видно и вовсе почти ничего, словно его разум скрыт завесой.

Нет, – внезапно понимает Ганнибал. – Не завесой. Вуалью.