Глава 8 (1/2)

Когда доходит до дела, найти Абеля Гидеона легко, потому что этот человек хочет быть найденным. Впрочем, это вовсе не означает, что он хочет быть пойманным.

Гидеон не хочет возвращаться под стражу, и точно сделает все возможное, чтобы этого избежать. Но, помимо всего прочего, он также пытается привлечь к себе внимание, пытается обратить на себя взгляд Потрошителя, чтобы они вдвоем могли сесть и немного поболтать, и Уилл отлично знает об этом.

Он однозначно не собирается подпускать Гидеона к Ганнибалу. Этот урок благодаря Баджу усвоен им на отлично. Но разница в ситуации с Гидеоном в том, что он не знает, кто такой Потрошитель на самом деле.

Уилл всегда может просто соскользнуть, и Гидеон не заметит разницы.

Уилл забирает свою машину с долговременной стоянки на следующее утро после того, как Джек присоединяется к ним за ужином (автостоп — хороший способ охоты, но неэффективный способ передвижения), а затем, поскольку у него была возможность поговорить с Ганнибалом и послушать Джека Кроуфорда, он паркуется возле Балтиморской государственной больницы для душевнобольных преступников и устраивается ждать.

Машина Фредерика Чилтона находится на стоянке, и, судя по фургону охраны, припаркованному неподалеку, Уилл обоснованно предполагает, что и сам Чилтон сейчас в здании. Он склонен согласиться с Джеком Кроуфордом, что Гидеон придет за теми, кого он считает ответственными за кризис своей личности. Гидеону понадобятся жертвы, если он хочет привлечь внимание Потрошителя, а Потрошитель убивает грубиянов.

Никто не был так груб с Абелем Гидеоном, как Фредерик Чилтон.

Терпение Уилла оказывается вознаграждено ближе к вечеру. Когда солнце начинает садиться, к припаркованному фургону охраны приближается коренастая сгорбленная фигура. Она склоняется перед одним из окон, но Уилл слишком далеко, чтобы слышать слова или даже видеть, как шевелятся рты. Впрочем, это не имеет значения, разговор длится недолго.

Один из полицейских опрометчиво опускает окно фургона, и фигура снаружи тут же делает два выстрела в салон машины. Пистолет явно с глушителем — через парковку Уилл ничего не слышит. Он видит лишь брызги крови в противоположном окне и вялое движение двух тел, обмякших во внезапной беспомощности смерти.

Обезвредив охрану, Гидеон и направляется к машине Чилтона. Под внимательным взглядом Уилла он достает из-под куртки джемми-бар<span class="footnote" id="fn_32694890_0"></span> и открывает замок на одной из дверей, прежде чем забраться на заднее сиденье. Следом дверь захлопывается, Гидеон пригибается, и Уилл теряет его из виду.

Пять минут спустя Чилтон выходит из больницы. Он даже не смотрит в сторону фургона, и Уилл лениво задается вопросом, раздражение или высокомерие заставляет его так пренебрежительно относиться к своей охране, потому что, чем бы это ни было, оно дорого ему обойдется.

Он наблюдает, как Чилтон садится в свою машину, видит, как Гидеон обнаруживает себя, прижимая дуло пистолета к затылку Чилтона. Тридцать секунд спустя Чилтон заводит машину и выезжает с парковки.

Уилл следует за ним на безопасном расстоянии, и когда он понимает, куда они идут, не в силах подавить улыбку, безудержно расползающуюся по его лицу.

***</p>

К тому времени, как Уилл добирается до обсерватории, солнце успевает скрыться за горизонтом, и, по его прикидкам, у Гидеона было около тридцати минут, чтобы начать заниматься Чилтоном. Тем не менее, Уилл настороже. Он выключает фары, как можно тише паркует машину и обходит здание с обратной стороны. Дверь черного хода заперта, но обсерватория – не объект безопасности высшего уровня, и Уилл без особых усилий взламывает замок.

Вид, который открывается ему внутри, захватывает дух.

Гидеон за это время успел превратить обсерваторию в операционную, заполнив сцену всеми необходимыми действующими лицами. Он сам – хирург в медицинском халате; Фредди Лаундс, как предполагает Уилл, – его ассистент, и ее пальцы, побелевшие на костяшках, крепко сжимают реанимационный мешок. Сам же Фредерик Чилтон, ошеломленный и дезориентированный, лежит на операционном столе, и является пациентом.

– С опытом я обнаружил, что операции лучше всего проводить под местной или эпидуральной анестезией, когда пациент находится в сознании. Это напоминает мне о том, что передо мной реальный человек, доверивший мне свою жизнь, а не кусок мяса, который я собираюсь разделать.

Голос Гидеона звучит ровно и спокойно. Он явно чувствует себя комфортно, снова в своей стихии, снова хирург после столь длительного заключения. Уилл почти чувствует его удовольствие, его удовлетворение. Почти.

Гидеон смотрит на Чилтона.

– И поэтому, — говорит он, немного наклоняясь, — я хотел бы видеть выражение вашего лица.

Чилтон говорит что-то в ответ, чего Уилл не слышит, но Гидеон, похоже, воспринимает это спокойно.

– Ты проник в мой разум, Фредерик, — говорит он. — Будет справедливо, если я залезу к тебе в живот.

Когда Гидеон представляет Чилтона и Лаундс друг другу, Уилл позволяет себе соскользнуть, и его пальцы тут же дергаются от необходимости протянуть руку и поменяться с ним местами. Ему тоже хочется безвозвратно изменить человека на операционном столе, изменить так же, как бесцеремонно он изменил Гидеона.

Это странное желание, и Уилл не зашел так далеко, чтобы этого не признавать. Тем не менее, он понимает мотивацию. Око за око. И даже если это обрушит его мир, процесс все равно будет весьма удовлетворяющим.

— Настоящий Чесапикский Потрошитель, — продолжает Гидеон, — собирает хирургические трофеи. Я оставлю ему небольшой подарок. На самом деле, я оставлю ему подарочную корзину.

И пока Фредди Лаундс в ужасе наблюдает за происходящим, а Гидеон начинает резать, Уилл отступает обратно к двери.

***</p>

Уилл выходит из здания, но не уходит.

Он ждет на морозе почти два часа, пока Гидеон заканчивает операцию, сунув одетые в перчатки руки в карманы, но почти не чувствует холода. Он не то, чтобы заблудился в лабиринте разума Гидеона — его скольжение осторожное, контролируемое — но, несмотря на то, как осторожно он пробует воду, Уилл ощущает себя завороженным.

За свою жизнь он успел столкнуться с более чем внушительным количеством темных, безумных разумов, столь прекрасно изломанных, что сам факт их функционирования был ничем иным, как чудом. Простого наблюдения за тем, как Гидеон разделывает Чилтона, оказалось достаточно, по крайней мере, для того, чтобы понять, в каком пространстве находится этот человек. Его разум представляет собой ворох разрозненных лоскутов. Абель как раз находится в процессе распутывания этого хаоса и выбора из него тех кусочков, что изначально принадлежали ему, однако этот процесс весьма далек от завершения. Он, скорее, едва начат.

Уилл почти сожалеет, что у него не будет возможности закончить.

К тому времени, когда Гидеон наконец выходит из здания, мир успевает погрузиться во тьму, и единственным источником света за пределами обсерватории остаётся полная луна, сияющая в небе жутковатым, холодным светом. Но даже этот скудный свет дает Уиллу возможность сразу заметить Гидеона, снова одетого в уличную одежду, едва тот открывает двери, а Гидеону – увидеть Уилла.

Гидеон смотрит на него какое-то время, а затем оглядывается по сторонам, словно ожидая, что агенты ФБР внезапно выскочат из окружающего их леса. Уилл стоит молча, не двигаясь, и просто терпеливо ждет, пока выражение настороженности не угаснет на лице Гидеона.

— Вы – тот человек, который утверждал, что он Чесапикский Потрошитель? — спрашивает он.

Голос Уилла раскалывает тишину между ними. Гидеон не пугается, но тут же приподнимает одну бровь, а выражение его лица меняется с настороженного на заинтересованное за долю секунды.

– Почему вы говорите «утверждал»? — осторожно спрашивает он. В его голосе все еще чувствуется неуверенность, и Уилл его не винит. Гидеон, скорее всего, сейчас прокручивает в голове всевозможные варианты его личности, и Уилл не может представить, чтобы хоть какой-то из них мог его успокоить.

В ответ он сочувственно вздыхает.

– Потому что вы – не он, — произносит он, и его голос меняется, когда он проскальзывает дальше. Личности в его голове сменяют друг друга со скоростью калейдоскопа: Уилл Грэм, Мимик, Абель Гидеон, Потрошитель и версия Потрошителя в Гидеоне, все смешивается и оседает в его разуме, расстилаясь паутиной смешанных черт. – Вы знаете, что это не так, Абель, даже если вы не уверены в том, кто вы есть на самом деле.

— Это вы Потрошитель?

Интересный вопрос.

Уилл, вероятно, смог бы сказать это даже с большей уверенностью, чем Гидеон, но вместо этого он только тихо посмеивается и качает головой.

– Я бы сказал, что в данный момент я куда больше вы, чем он.

Гидеон моргает, и другая его бровь тоже поднимается вверх.

– В данный момент?

– Личность – величина скользящая, непостоянная, — сухо отвечает Уилл, — и я уверен, что вы об этом прекрасно знаете.

С резким, кратким звуком, который, как догадывается Уилл, должен быть смехом, Гидеон качает головой.

– Боюсь, я совершенно не в состоянии «скользить» на данный момент.

О, – понимает Уилл, хотя это внезапное узнавание больше похоже на жалость, чем на что-либо еще.

– Вы больше не знаете, как определить, кто вы.

Голова Гидеона в ответ вскидывается, одни голубые глаза находят другие в морозном воздухе.

— Вы не чувствуете себя – собой, — продолжает Уилл, и голос его непроизвольно становится тише. – Вы чувствуете, что какое-то время постепенно становились кем-то другим, а теперь просто чувствуете себя кем-то другим. Вы чувствуете себя… сумасшедшим, – он делает паузу, склонив голову вбок. — Что вы за сумасшедший, доктор Гидеон?

Гидеон судорожно выдыхает, и воздух перед ним затуманивается маленькими, медленно тающими облачками пара.

– Я не совсем уверен, — он сглатывает, и когда снова заговаривает, его голос звучит уже ровнее. — Хотя сейчас меня куда больше интересует, что за сумасшедший вы.

Уголки рта Уилла дергаются, и он издает мягкий, легкий смешок.

— Не вы один задаётесь этим вопросом.

Гидеон кивает, оценивающе глядя на него.

– Знаете, это как вспомнить что-то из своего детства, — говорит он через мгновение, — когда ты не уверен, твое ли это воспоминание... или твоего друга. А потом ты в какой-то момент понимаешь, что, к сожалению, это всего лишь фотография в старой книге.

Уилл, та его часть, которая есть он, и та его часть, которая есть Гидеон, понимают это слишком хорошо.

– Вы боитесь не знать, кто вы.

Гидеон кривится при этих словах, но Уилл все равно продолжает.

– Вы как слепец. Кто-то проник в вашу голову и передвинул всю мебель, и теперь вы спотыкаетесь о знакомые частички себя, но они находятся не совсем там, где вы их оставили.

— Простите, — резко перебивает Гидеон, расправляя плечи, — но мы не встречались раньше? Может быть, во время моего злосчастного заключения? Вы уж простите, если я позабыл. Вся эта сдвинутая мебель и все такое...

Уилл качает головой.

– Я не психиатр, но я знаю вас, – он делает паузу, криво улыбаясь. – Возможно, я знаю вас лучше, чем вы сейчас сами знаете себя. Вы не Чесапикский Потрошитель, хотя Чилтон во время терапии убедил вас в этом. И теперь вы сделаете все, что в ваших силах, чтобы привлечь внимание настоящего Потрошителя. Если это то, чего вы действительно хотите, то, думаю, я смогу вам помочь.

Взгляд Гидеона внезапно снова становится настороженным.

— И почему же вы хотите мне помочь?

Улыбка Уилла становится тонкой, вымученной, прозрачной.

– Вы чувствуете, что сходите с ума, — говорит он. — Вы словно постоянно сомневаетесь в том, что есть реальность. Я тоже знаю, каково это.

– Сочувствие убийце? Это что-то новенькое.

– Ужасно, когда у тебя отбирают твою личность. Эмпатия легко приходит в таких ситуациях.

Гидеон ощетинивается.

– Ну, я восстанавливаю свою личность по кусочку за раз, – выражение его лица можно равноценно счесть и оскалом, и улыбкой. – Вам стоит посмотреть на кусочки, которые я вынул из своего психиатра.

– Подарочная корзина с органами Чилтона, – Уилл даже не пытается скрыть восхищения в голосе. – Эксклюзив для Потрошителя, – он на секунду замолкает, раздумывая. — Алана Блум тоже была одним из ваших психиатров, не так ли?

Голос Гидеона в ответ практически мурлычущий.

— Ах да, доктор Блум.

Уилл улыбается.

— Я могу подсказать вам, где ее найти.

— А взамен?

– Я даю вам место, вы даете мне имя, — отвечает Уилл, пожимая плечами. — Это похоже на честную сделку?

Гидеон оценивающе смотрит на него, но его желание встретиться с Потрошителем в конце концов перевешивает неуверенность.

— Что за имя?

У следующих слов Уилла вкус победы.

— Я полагаю, у доктора Чилтона имелись помощники в перестановке мебели..?

***</p>

После того, как Гидеон уходит, Уилл размышляет о возвращении в обсерваторию добрых десять секунд, прежде чем решиться, но в итоге его желание увидеть, что же Абель оставил Потрошителю, подавляет все другие побуждения.

Он тихонько проскальзывает обратно внутрь, и, увидев, что Фредди Лаундс все еще стоит над Чилтоном, добросовестно сжимая реанимационный мешок, замирает, ловя норовящую хлопнуть за ним дверь.

Любопытно было бы, – думает он, – сделать Фредди Лаундс частью подарочной корзины.

Не неожиданно, но… любопытно.

Уилл быстро выныривает наружу, возвращаясь к своей машине. Из бардачка он достает один из кучки разбросанных там телефонов, тщательно вытирая его краем рубашки, прежде чем сунуть в карман. Затем он лезет под переднее сиденье, нащупывая девятимиллиметровый пистолет, прикрепленный к его днищу.

Он не собирается убивать Фредди Лаундс или Фредерика Чилтона, но он не смог бы прожить так долго, не будь он осторожен.

Дверь, когда он входит обратно в обсерваторию, медленно закрывая ее за собой, издает лишь едва слышный скрип. Дыхание Фредди громче любого из производимых им звуков, прерывистое и беспокойное, и благодаря ему он беспрепятственно подходит ближе, останавливаясь в нескольких футах позади нее.

Он поднимает пистолет, взводя курок, и резкий звук эхом разносится в тишине.

— Не оборачивайтесь, мисс Лаундс.

Фредди так сильно вздрагивает, что чуть не роняет реанимационный мешок. Когда она берет себя в руки, и демонстративно замирает спиной к нему, Уилл не в силах сдержать тихий смешок, сорвавшийся с его губ.

— Мои извинения, — бормочет он, даже не пытаясь скрыть веселья в голосе. – Я знаю, что шок творит с телом ужасные вещи, но мне нужно знать, что вы меня понимаете.

Фредди кивает, отчего ее рыжие кудряшки подпрыгивают, словно пружинки.

– Понимаю, — говорит она. Несмотря на очевидный страх, Фредди явно делает все возможное, чтобы голос звучал ровно. Уилл улыбается – это почти мило.