Глава 7 (1/2)

Уилл вызывается помочь Ганнибалу с приготовлениями к ужину, несмотря на то, что на следующий день ему приходится ради этого вставать вместе с ним на рассвете.

На кухню он спускается практически спящим, с едва приоткрытыми глазами и пряча отчаянные зевки в сгибе локтя, однако с ножом, который Ганнибал ему вручает, он обращается ловко и аккуратно, а его ответ, когда Ганнибал предлагает ему отдохнуть, остаётся неизменен:

— Я здесь не гость, — Уилл отпивает кофе и смотрит на Ганнибала поверх края кружки. — Не жди, что я буду вести себя, как один из них.

Он возвращается к нарезке овощей, и Ганнибалу приходится бороться с внезапным желанием протянуть руку, склонить его ближе через столешницу и сцеловать тягучий привкус южных ноток с его губ. Вместо этого он делает медленный вдох, пытаясь успокоиться, и просто отодвигает кофейную чашку Уилла немного дальше от края стола, прежде чем вернуться к бедру особенно агрессивного водителя, которое он натирает оливковым маслом. Рецепт несложный, но рульку необходимо почти весь день медленно томить в духовке, а у Ганнибала еще масса других приготовлений.

— Что ты рассказал Джеку обо мне? –

тон Уилла лёгкий и по-прежнему спокойный, но вопрос все же заставляет Ганнибала едва заметно вздрогнуть. Пригласить Джека на ужин – несомненный риск, ведь даже если официальной целью его визита является обсуждение Абеля Гидеона, присутствие Уилла, скорее всего, станет отдельной темой их застольной беседы.

– Ничего, — отвечает он после паузы. – Не было необходимости что-то выдумывать, поэтому я этого не сделал.

Уилл кивает, не отрывая глаз от овощей.

— Хорошо, — говорит он. – Значит, так и продолжим.

— У него все равно возникнут вопросы.

Уилл поднимает взгляд, и улыбка трогает уголки его рта.

– Я знаю, но не сомневаюсь, что ты сможешь удовлетворить его любопытство безопасно для нас, – он делает паузу. – Джека на самом деле не заботит, кто я такой. Он хочет узнать, кем я являюсь для тебя.

Ганнибал обдумывает его слова. Джек, как он уверен, примет любое определение, которое они ему предложат — парень, партнер, любовник — но самого Ганнибала не устраивает ни одно из них. Даже слово покровитель давно кажется неподходящим.

Возлюбленный.

Даже мысленно произнесенное по-английски, это слово заставляет что-то вспыхнуть у него внутри, резко и обжигающе. Руки дергаются, и Ганнибалу приходится вонзить подушечки пальцев в мясо, чтобы скрыть этот факт от Уилла. Он свободно говорит на нескольких языках. В его английском присутствует акцент, а в итальянском — нет, как и во французском, немецком или венгерском. Его греческий и польский более чем сносны, а испанский хотя и является последним из его языковых приобретений, уже весьма приличен. Он говорит по-русски достаточно, чтобы суметь выжить в русскоязычном сообществе, и может извиниться за то, что не говорит на местном наречии в большинстве стран, языка которых он не знает.

Возлюбленный.

Ганнибал сглатывает от мысленного звучания языка, на котором он не говорил уже несколько десятилетий, знакомого и болезненно отдающегося внутри одновременно. Он не отрицает своего наследия, не может отрицать, зная, что оно проявляется в чертах его лица и явном акценте, но давно привык держать это знание похороненным глубоко внутри своего истинного «я». Это не стежок личностного костюма, но его мягкая, скрытая подкладка. Из ныне живущих всего два человека слышали, как он говорит на родном языке, и мысль о добавлении третьего к их числу волнует и пугает его одновременно.

Milimasis.

Джек никогда не осознает всей значительности этого чуждого ему слова. Но Ганнибал, тщетно пытающийся сейчас подавить дрожь, ее понимает. И Уилл, бережно хранящий в собственном сознании слепок его разума, поймет тоже.

Ганнибал чуть нервно фыркает, возвращаясь к беседе.

– Не уверен, что Джек окажется способен оценить все нюансы наших отношений.

Улыбка Уилла становится резче.

— Я на это и рассчитываю. Когда он был здесь в последний раз?

– Несколько месяцев назад, — отвечает Ганнибал. – Вероятно, еще летом. Это важно?

Уилл пожимает одним плечом.

– Возможно. Никогда не знаешь, что может всплыть в беседе. А теперь... что ты можешь рассказать мне об Абеле Гидеоне?

***</p>

Ганнибал раскладывает цветы жасмина на изящные порции фуа-гра, когда дверной звонок заливается трелью. Уинстон, лежащий в коридоре между кухней и фойе, вскакивает и лает один раз, но любые дальнейшие его эмоции пресекаются резким, недовольным цыканьем Уилла.

— Весьма пунктуально, — произносит он, вытирая руки полотенцем.

Уилл успел переодеться, и пока Ганнибал наслаждается его видом в узких черных брюках и светло-голубой рубашке, примерил на себя еще и маску сдержанного волнения, убедительную настолько, что Ганнибал почти с ностальгией вспоминает его утреннюю кухонную леность.

— Я открою, — добавляет Уилл, а затем, прежде чем выйти из кухни, неожиданно склоняется через стойку и целует Ганнибала в щеку. – Ты готов?

Ганнибал согласно кивает, не роняя цветок из руки только потому, что годами тренировал свое тело не реагировать столь явно. Уилл улыбается ему, что-то сверкает в его глазах, и Ганнибал думает о его словах этим утром.

Джека на самом деле не заботит, кто я такой. Он захочет узнать, кем я являюсь для тебя.

У него до сих пор нет подходящего ответа для Джека. Слова партнёр, как он полагает, будет вполне достаточно, но он практически предчувствует грядущее разочарование в глазах Уилла.

Он слышит, как Уилл открывает дверь, слышит низкий тембр приветствия Джека, а затем его чуть более высокий возглас удивления, когда Уинстон дает о себе знать. Ганнибал насмешливо улыбается сам себе. Пусть старина Джек теперь поскрипит мозгами, пытаясь понять это.

Джек и Уилл входят на кухню, когда Ганнибал наносит последние мелкие штрихи на тарелки. Уилл едва заметно улыбается, а Джек выглядит таким же расслабленным, как и всегда — то есть лишь чуть менее собранным, чем обычно, — но явно не прилагает усилий к тому, чтобы держать Уилла в поле зрения.

— Джек, — тепло приветствует его Ганнибал. — Вы как раз вовремя. Пожалуйста, проходите в столовую. Я присоединюсь к вам через мгновение.

– Разумеется, — взгляд Джека выжидательно смещается к Уиллу, и Ганнибал прикусывает губу, чтобы не придумать для него какое-то дело на кухне.

Уилл вполне способен справиться с Джеком Кроуфордом. Он снова и снова справлялся с ним на каждом своем месте преступления. Один ужин ничего не изменит...

Уилл тем временем берет бутылку вина, выставленную Ганнибалом на стойку, и кивает в сторону столовой.

— Я разолью, — говорит он. – Хоть это и самое простое, что я делал за сегодняшний день, думаю, проблем не возникнет.

Джек смеется, низко и рокочуще.

— Вы помогли приготовить то, чем меня сегодня побалуют?

Они удаляются в столовую.

Ганнибал слышит звон бокалов, то, как они садятся за стол, плеск жидкости, когда Уилл разливает вино.

– Назвать это помощью будет, вероятно, преувеличением, — скромно отвечает он. — Но да, я приложил к этому руку. Нам еще предстоит оценить результаты моего вмешательства, но я не теряю надежды.

Ганнибал, сдерживая улыбку, берет три тарелки и направляется в столовую.

— Foie gras au torchon, — объявляет он, ставя тарелки перед Джеком и Уиллом. Они сидят друг напротив друга, оставляя место во главе стола для Ганнибала. — С подушкой из инжира и пятью видами трав.

— Выглядит потрясающе, — отвечает Джек, когда Ганнибал садится на свое место, — как, впрочем, и всегда.

– Согласен с вами, – взгляд Уилла падает на Ганнибала. – В каждом новом блюде ему удается превзойти самого себя. Это кажется невозможным, и все же…

– Да, наш доктор Лектер определенно единственный в своем роде.

Внимание Джека возвращается к тарелке, так что он не улавливает, как на мгновение, моргни и не заметишь, сжимаются челюсти Уилла, и вспыхивает ледяное пламя в его глазах. Но Ганнибал замечает, и он знает, что это такое. Это окровавленные зубы, рука вокруг его горла, «сердце мое» и «я хочу всего». Это собственничество Уилла, вмиг поднявшее голову в ответ на небрежную реплику Джека, оскалившееся и тут же заглушенное, но все равно напоминающее о себе тенью в глубине его глаз.

Что-то внутри Ганнибала успокаивается, когда он видит отголосок этой эмоции здесь, при свете дня, за своим столом.

— Итак, — произносит Джек через несколько мгновений, и тон его голоса красноречив настолько, что Ганнибал сразу понимает, что последует далее, – я не могу не полюбопытствовать – откуда вы знаете друг друга?

Несмотря на то, что вопрос ожидаем, Ганнибал все равно инстинктивно напрягается. Джек пока что ведет себя неожиданно вежливо — Ганнибалу уже доводилось видеть, как бесцеремонно он расспрашивал знакомых своих коллег, а уж если те вызывали подозрения, и вовсе не сдерживал себя, – но пока что ему просто любопытно, и его исследовательская натура проявляет себя безобидно.

В основном безобидно, потому что даже толика интереса Джека к Уиллу не может быть по-настоящему безобидной.

Тем не менее, Ганнибал готов к этому, и ловит себя на том, что заметно ощетинивается, сознательно привлекая внимание Джека к себе, а не к Уиллу.

— Я не думаю.., — начинает было он, но Уилл прерывает его, скользнув рукой по столу, чтобы накрыть ладонь Ганнибала нежным успокаивающим жестом.

– Эй, все нормально, – он кривовато улыбается сперва ему, а затем Джеку. – Я все понимаю. Вы – сотрудник ФБР, и если бы вам не был интересен парень, с которым живет Ганнибал, я бы и сам, пожалуй, немного напрягся.

Ганнибал замолкает, пытаясь понять, чем вызвано это внезапное изменение плана. А затем, когда выражение лица Уилла остается прежним, он понимает, что в плане не было никаких изменений. Несмотря на то, что Уилл проецирует на Джека легкий дискомфорт и неловкость, он вовсе не ощущает себя так на самом деле.

Это и было планом Уилла с самого начала. Образ защищающего партнера — органичный стежок в личном костюме Ганнибала, что прекрасно сочетается с прочими гранями его личности.

А игра в подчинение — это то, во что Уилл играет замечательно.

Лицо Джека выражает добродушие и даже толику смущения, но Ганнибал видит, как шестеренки крутятся в его голове в то время, как он анализирует ответ Уилла. Джек, при всех его недостатках, вовсе не глупый человек. Будь осторожен, Уилл, – хочется сказать Ганнибалу. – Не позволяй ему увидеть, как ты ускользаешь.

– Большинство людей негативно воспринимает интерес представителя ФБР.

Уилл смешливо фыркает.

– Большинство людей – да, — соглашается он. — Но, как я уже сказал, я действительно понимаю. Я стал детективом как раз в то время, когда Ган начал работать хирургом-травматологом.

Что-то в извечно каменном выражении лица Джека непроизвольно смягчается, тут же сменяясь толикой шока, вызванного, вероятно, прозвищем, так легко сорвавшимся с губ Уилла, – но Ганнибал больше не смотрит на Джека Кроуфорда. Все его внимание теперь приковано к Уиллу.

— Вы полицейский?

Уилл резко качает головой.

– Увы, нет. Уже нет, – он делает паузу, нервно сглатывая, и этот жест выглядит таким искренне неловким, таким откровенно нерешительным, что Ганнибал почти дергается, чтобы снова накрыть ладонью руку Уилла. Он останавливает себя в последний момент, не желая прерывать шоу, за которым ему выпала честь наблюдать.

Уилл сейчас – действительно Уилл. Ганнибал видит знакомые резковатые грани и огонь в его глазах, может различить искорку смеха, что пробегает по его губам, когда Джек так забавно реагирует на выдуманное им прозвище. Он видит расслабленную позу Уилла и ровное биение пульса на его шее, и с удивлением осознает, что Уилл сейчас говорит правду. Свою правду.

Этот образ – не маска, не чужой разум, надетый поверх его собственного, чтобы одурачить Джека, — это он сам, возможно, в приглушенной, урезанной и сдержанной версии, но все же именно он.

Уилл откашливается.

– На это, к сожалению, ушло несколько лет, но в какой-то момент я понял, что работа в полиции – не для меня. Увиденное в процессе расследований слишком сильно влияло на меня. Это делало работу… непростой, – он снова сглатывает, а затем улыбается, хотя эта улыбка и не достигает его глаз.

И Джек наконец заглатывает наживку. С его лица в один момент пропадает малейшая подозрительность, а искренняя готовность Уилла признать собственную уязвимость еще сильнее цепляет его на крючок.

– Не все способны достаточно эффективно абстрагироваться от увиденного, чтобы работать в правоохранительных органах, — говорит Джек, и его грубый голос звучит куда мягче, чем обычно. – Умение сопереживать — вовсе не недостаток.

Уилл смеется, резко и коротко.

– Непопулярное мнение. По крайней мере, не в бытность мою полицейским. Тогда сострадание считалось в лучшем случае неудобным.

Их восприятие – не моя ответственность.

Ганнибалу хочется зацеловать его, хочется сжать его в объятиях и вслух восхититься его гениальностью. Уилл сейчас рисует для Джека идеальную в своей убедительности картину, закладывая основу для дальнейшего доверия и взаимопонимания, исходя из общей профессии, и в то же время ненавязчиво обособляется, заранее поясняя любые странности своего поведения, которые Джек может заметить, прежде чем они вызовут вопросы.

Это великолепно. Безупречно. Потрясающе.

– По прошествии какого-то времени подобное стало случаться слишком часто, — продолжает тем временем Уилл. – После своего ухода из полиции я слегка выпал из жизни. Мне нужно было прийти в себя и разобраться со всем. За это время я потерял связь со многими людьми. Мои бывшие коллеги дружно решили, что я слабак, а прочие знакомые так и не смогли понять, почему я вдруг решил отказаться от столь солидной карьеры, – он делает паузу, и Джек понимающе кивает. – У меня ушло какое-то время на то, чтобы найти себя в чем-то другом, а затем, когда я снова начал работать, кого еще я смог бы встретить на своем пути, как не Ганнибала Лектера?

Ганнибал заставляет себя продолжать есть, не переставая слушать, несмотря на то, что его желудок непроизвольно сжимается, а пульс начинает стучать все ближе к горлу. Он доверяет Уиллу и верит, что тот не расскажет ничего, что может вызвать подозрения, но просто не знает, какую версию сейчас преподносит Джеку Уилл, какую историю он плетет. Насколько он может судить, ничто из сказанного Уиллом до сих пор не было ложью — маловероятно, что он стал бы вплетать выдумки на полпути, особенно если в них нет необходимости, – и этого факта достаточно, чтобы тревога начала скручиваться внизу его живота, густая и едкая.

Ганнибалу пока не хочется убивать Джека Кроуфорда. Еще нет. Не этой ночью.

— Вы нашли другую работу? Чем вы теперь занимаетесь? — спрашивает Джек, и Ганнибал затаивает дыхание.

Уилл же, в противовес ему, легко улыбается. Он заметно расслабляется, словно давая понять, что предпочитает говорить об этом, а не о своей карьере офицера полиции.

– О, ничего особенного, — говорит он. – Я делаю репродукции картин.

Подражание — это самое близкое к пониманию.

Ганнибал ощущает нелогичную благодарность за то, что правоохранительные органы не смогли удержать Уилла в своем чреве. Если бы он остался, ему пришлось бы заставить себя измениться, заставить себя попытаться подражать кому-то вроде Джека Кроуфорда. Уилл опасен даже в качестве союзника, и Ганнибал боится представить, какой хаос он смог бы устроить, окажись он на другой стороне.

– Я много путешествую, — продолжает Уилл, совершенно, по-видимому, не обращая внимания на внутреннее смятение Ганнибала. – Какое-то время назад я приехал сюда по работе, но потом Ган наткнулся на меня и просто… привел меня домой. – Уилл переводит взгляд на Ганнибала. В его глазах искрится явная нежность. – Он не позволил мне даже заикнуться насчет мотеля. А потом... я просто никуда не уходил.

Джек переводит взгляд с него на Ганнибала, явственно делая именно те выводы, к которым Уилл так изящно его подвёл, и Ганнибал понимает, зачем Уилл спрашивал, когда Кроуфорд в последний раз обедал за его столом. Джек сейчас прикидывает в уме, насколько серьезно происходящее между ними, и как долго Уилл является частью жизни Ганнибала. К чему бы он ни пришел в итоге, это, разумеется, будет далеко от истины, но несколько месяцев выглядят куда солиднее, чем жалкие пара недель.

— А собака? — наконец спрашивает Джек, и Уилл тихонько смеется, опуская голову в легком смущении.

– Я подбираю бездомных, — говорит он. – А Ганнибал... весьма снисходителен к моим слабостям.

Джек издает звук, выражающий нечто среднее между удивлением и недоверием, и качает головой.

– Тогда вы определенно должны быть кем-то особенным, — говорит он. – Я думал, что скорее ад замерзнет, чем я увижу собаку в доме Ганнибала Лектера.

— Уилл действительно нечто особенное, — соглашается Ганнибал, вступая в разговор впервые с тех пор, как Уилл перебил его. Взгляд Уилла, направленный на него, полон смеха и нежного лукавства.

– Если вы не против, я бы с удовольствием посмотрел ваши работы после обеда.

Взгляд Уилла еще на мгновение задерживается на лице Ганнибала, прежде чем он поворачивается, чтобы посмотреть на Джека.