Глава 6 (1/2)

Вечер они проводят на кухне. Уилл старательно готовит пасту карбонара, а Ганнибал, сидя напротив за стойкой, дает указания, как правильно нарезать кусочки панчетты.

Ганнибал пытается и не может вспомнить, когда в последний раз кто-то готовил на его кухне, и, собственно, вообще не уверен, случалось ли подобное в принципе. Да, он с завидной регулярностью устраивал званые ужины, нанимая сотрудников кейтеринга в качестве су-шефов, чтобы они помогли ему, и несколько раз доверял эту роль Алане и Джеку, если они были приглашены на его ужин, но то, что сейчас происходит на его кухне – событие совершенно иного рода. Это Уилл в серых, низко сидящих на бедрах спортивных штанах и плотно обнимающей грудь тонкой футболке, хозяйничает сейчас на кухне Ганнибала, готовя ужин для них обоих. И, несмотря на то, что Ганнибал направляет его, указывая, сколько пекорино натереть и сколько яичных желтков отделить, Уилл сегодня именно тот, кто выбирает блюдо, начинает его и заканчивает.

Это ощущается до странности ново. Ганнибал, изначально настроенный на то, что подобное не понравится ему в принципе, вдруг обнаруживает, что ни одна грань его личности не возражает против того, чтобы Уилл возился на его кухне и использовал его посуду и ингредиенты. Это не ощущается вторжением, как если бы Уилл был посторонним, захватившим святая святых Ганнибала, вовсе нет, тем более что он безоговорочно следует инструкциям Ганнибала, буквально полагаясь на его опыт. Он почти застенчиво улыбается в ответ на его указания, уютно-домашний в своей обычной манере, и если бы Ганнибал уже не увидел его с покрытыми кровью зубами и холодным огнем в глазах, он бы не заколебался, отвечая на ранее заданный Уиллом вопрос – «Ты не уверен, кто из нас является доминирующей личностью?»

Но в свете последних событий он склоняется к мысли, что правильным ответом будет – никто из них и они оба одновременно.

Ганнибал не единственный, кто наблюдает, как готовит Уилл. Дверь в столовую открыта, оставляя место на пороге для Уинстона, стремящегося быть как можно ближе к Уиллу, но подчиненного если не духу, то букве закона, озвученного Ганнибалом в отношении присутвия собак на кухне. Впрочем, Ганнибал обнаруживает, что на самом деле не возражает и против него тоже. Время от времени он замечает, как Уилл краем глаза поглядывает на дворнягу, и его челюсть в этот момент напрягается, словно он сдерживает себя, чтобы не улыбнуться еще шире. Ганнибал смотрит на него, и даже не думает прерывать это бесстыдное разглядывание.

Когда Уилл бросает панчетту на сковороду, он достает свой смартфон. Ганнибал никогда раньше не покупал ошейника для собаки, но он знает, как определить размер на глаз, и знает, как судить о качестве по фотографии. Он просматривает несколько сайтов, прежде чем остановиться на том, где представлены изделия на заказ, и пока Уилл смешивает яичные желтки с пекорино, составляет электронное письмо со своими требованиями.

Три ошейника – это, вероятно, слишком много и в будущем чревато опасным прецедентом появления новых бездомных собак в доме, поэтому, на мгновение заколебавшись, Ганнибал переводит взгляд сперва на собаку, затем на Уилла, а затем снова на свой телефон.

Нет, решает он. То, что он сказал Уиллу, было правдой. Они не могут допустить, чтобы Уинстон выглядел, как бездомыш. Заказ отправляется на сайт.

— Существует ли какой-то предпочтительный вид подачи для этого блюда?

Ганнибал переводит взгляд на исходящую паром сковороду, в которой томится готовая карбонара, источающая яркий аромат сыра и пасты. Уилл снял ее с плиты и ждет его указаний, и Ганнибал абсолютно уверен, что может сейчас заставить его провести сложный, состоящий из 12 пунктов процесс сервировки, и Уилл просто согласится с ним по той лишь причине, что Ганнибалу этого хочется.

Никто из них и они оба одновременно.

– Сервировка — урок на другой день, — говорит он вместо этого. – Делай, как тебе нравится.

Уилл выгибает бровь, но никак не комментирует, вместо этого оборачиваясь к шкафам. Он достает две мелкие тарелки и ставит их на столешницу, прежде чем поднять кастрюлю, а затем просто вывалить на них макароны поровну. И хотя в его сервировке нет ни малейшего артистизма, он все же предельно аккуратен.

– Идем, – забрав тарелки, Уилл направляется в столовую, и Ганнибал следует за ним, прихватив два стакана воды. Чуть ранее Уилл уже отказал ему в вине, сославшись на сотрясение мозга, а затем имел наглость рассмеяться, когда рот Ганнибала дрогнул в отвращении. Бокал вина за ужином — традиция, к которой он привык с годами, и сидеть без него за столом кажется… странным.

Уилл, садится слева от него и вытягивает ноги под столом.

— Это всего на несколько дней, — говорит он, доверительно наклоняясь к Ганнибалу и кладя одну руку на стол рядом с его тарелкой. На его лице появляется хитрая улыбка. – Я обещаю, что терпим даже без алкоголя.

Ганнибал невольно фыркает от смеха.

– Я бы не стал использовать слово «терпим», — отвечает он, заколебавшись на мгновение, прежде чем позволить себе провести пальцами по тыльной части кисти Уилла.

— Ради бога, просто ешь уже, – слова Уилла несут в себе нотку раздражения, но его глаза, когда Ганнибал поднимает голову, сияют. Радость, исходящая от него, похожа на физическую вещь, и Ганнибал наслаждается ею. Люди, одаренные честью сидеть за его столом, тоже в основном счасливы, но неизменно играют в игры и надевают маски, и, хотя это тоже приятно, нефильтрованный восторг Уилла доставляет Ганнибалу куда больше удовольствия.

Он берет вилку, оставив другую руку удобно покоиться на ладони Уилла.

***</p>

Уилл чуть ли не загоняет его в кабинет после обеда, и Ганнибал поначалу ничего не понимает — любое общение в его кабинете практически неизменно сопровождается бокалом коньяка или бурбона, — но потом Уилл вытягивается на диване и раздвигает колени, чтобы Ганнибал точно понял, чего он хочет.

Вздохнув для приличия, Ганнибал устраивается между его раздвинутых бедер и прислоняется спиной к его груди. Руки Уилла скользят, обнимая его за талию, и Ганнибал слышит его тихий, удовлетворённый вздох, сопровождаемый прикосновением щеки к волосам.

– Как ты себя чувствуешь?

Ганнибал оценивает свое самочувствие. Тело побаливает, но не настолько, чтобы предположить какие-либо серьёзные последствия. Голова слабо пульсирует сконцентрированной за глазницами болью, а порезы, царапины и синяки, разбросанные по телу, ноют, но, помимо накопившейся усталости, ему особо не на что жаловаться.

— Измученным, — говорит он в итоге, наполовину потому, что это правда, наполовину потому, что ему любопытно, как отреагирует на это Уилл.

Мужчина за его спиной хмыкает, сдвигаясь так, чтобы положить подбородок на плечо Ганнибала и дать рукам чуть сильнее сжаться на талии. Губы Ганнибала изгибаются в улыбке. Явное собственничество Уилла, вся кровь, зубы и резкие слова — это тоже он, но эта мягкость – другая сторона той же медали. Нежность уравновешивает грязь, и ощущается в Уилле не менее естественно.

— Я постараюсь не задерживать тебя слишком надолго.

Ганнибал тихо смеется в ответ.

– Если ты это сделаешь, завтра тебе придется самому обзванивать пациентов, чтобы отменить их сеансы.

– Ух ты, – Уилл ерзает, проводя носом по изгибу челюсти Ганнибала. — А я-то думал, что мне придется уговаривать тебя взять перерыв.

Ганнибал снова усмехается, с удивлением осознавая факт того, что если бы Уилл попытался настоять на этом, то, вероятно, преуспел бы.

– На меня напали на моем рабочем месте, — поясняет он. – Пациенты в любом случае будут ждать определенных… объяснений по поводу отмены сеансов. Если я не буду проявлять хотя бы умеренные признаки посттравматического стресса в течение приемлемого периода времени, у окружающих могут возникнуть вопросы.

— Я только за, — бормочет Уилл. – И абсолютно не возражаю. К тому же, перерыв даст тебе возможность поближе познакомиться с бездомным, которого я привел в твой дом, – он замолкает на секунду, и Ганнибал ощущает, как он мнется, не совсем соскальзывая, но все же ощутимо меняя настроение. — И кстати, не припомню, чтобы благодарил тебя за это.

Ганнибал подумывает вслух отклонить благодарность Уилла. В ней нет ни малейшей необходимости, однако он сомневается, что именно прямое отклонение будет воспринято правильно (и, как ни странно, желая по-настоящему его успокоить).

— Ты перестал пользоваться тем лосьоном после бритья, — говорит он в итоге через мгновение. — Я не чувствовал его на тебе с той первой ночи, как ты впервые попал в мой дом.

Если Уилла и смущает внезапная смена темы, он этого не показывает.

— Он тебе не понравился, — отвечает он. — Ты ничего не сказал, но я знаю, что запах тебя беспокоил.

— Ты поставил мое удовольствие выше собственного?

Уилл фыркает, но Ганнибал чувствует его улыбку кожей.

– Ну если в целом, то да. Не то, чтобы это было принципиальным вопросом. Анализ затрат и выгод оказался в значительной степени в пользу твоего носа.

Ганнибал чувствует, как его губы непроизвольно складываются в подобие ухмылки, но ничего не говорит. На мгновение между ними наступает тишина, а затем Уилл втягивает воздух и возмущенно поднимает голову:

– Ганнибал, это не одно и то же!

– Не вижу разницы.

Уилл наклоняется вперед, чтобы поймать взгляд Ганнибала.

– Серьезно!? С одной стороны –лосьон после бритья и негативная обонятельная реакция, с другой – бездомная собака, обретшая дом!

– Я смотрю на это чуть иначе, — говорит Ганнибал. – Мой нос против твоего удовольствия и комфорта.

Рот Уилла закрывается со слышимым щелчком.

— Во втором случае анализ оказался в твою пользу, — сухо добавляет Ганнибал.

Уилл откидывается на спинку дивана, уткнувшись лицом ему в шею. Какое-то время никто из них не говорит, а затем Уилл делает долгий, судорожный вдох и на долю секунды крепче обнимает Ганнибала за талию.

— Шах и мат, — бормочет он, и они оба делают вид, что голос Уилла не стал куда более хриплым. – Но я не жалуюсь. Да и Уинстон тоже.

При звуке своего имени лежащий в дверях Уинстон оживляется. Он потягивается, зевает, а затем подходит ближе и осторожно прижимается мордой к ноге Ганнибала. Он нюхает один раз, а затем его влажный нос сморщивается, и он фыркает, резко встряхивая головой.

— Судя по всему, от тебя плохо пахнет, — шепчет Уилл, и в его голосе явственно слышна ухмылка.

Ганнибал сопротивляется ребяческому желанию обнажить зубы, протягивая одну руку собаке. Он предлагает Уинстону тыльную часть кисти, чтобы тот снова понюхал, а затем медленно выпрямляет руку, пытаясь огладить мягкий на вид мех на макушке Уинстона. Пес уворачивается прежде, чем Ганнибал успевает его погладить, и сбегает на другую сторону комнаты, а Уилл, пряча лицо на плече Ганнибала, безуспешно пытается подавить клокочущий внутри смех.

Ганнибал вздыхает.

– Уинстону повезло, что он не является представителем того вида, что обычно украшает мой обеденный стол.

Уилл снова хихикает, и Ганнибал обнаруживает, что от этого звука исчезают последние следы его раздражения.

— Это не его вина, — через мгновение выдавливает Уилл. – В последнее время он, похоже, натерпелся. Просто дай ему немного времени. Он привыкнет.

Ганнибал открывает было рот, чтобы ответить, но его прерывает вибрация из кармана. В первую секунду он думает проигнорировать звонок — уже слишком поздно, и его день был, как минимум, очень напряженным, — но любопытство в итоге побеждает. Он выуживает из кармана телефон и поднимает его так, чтобы Уилл смог увидеть имя, мигающее на экране.

Джек Кроуфорд.

— Без меня, – Уилл шустро высвобождается из-под Ганнибала, помогая ему удобнее устроиться на диване, и кивает в сторону двери. – Я выведу Уинстона. Уинстон, идем. Гулять!

Ганнибал проводит большим пальцем по экрану, позволяя усталости отразиться в его голосе.

– Джек. Чем могу помочь?

***</p>

Все меняется, и в то же время остаётся прежним.

Дверь в спальню Уилла остается запертой, но Уилл все равно больше там не ночует. Уинстон обьявляет шезлонг в углу спальни Ганнибала своим, и Ганнибал привыкает видеть его там по утрам, крепко спящим и прячущим нос под собственный хвост.