Глава 3 (1/2)

Оставить Уилла одного в собственном доме — вовсе не опасное легкомыслие доктора Лектера, а банальная необходимость. Он не может просто притащить молодого человека к себе на работу, не привлекая к нему слишком много ненужного им обоим внимания.

В принципе, он мог бы и отменить свои встречи – появление Уилла, по мнению Ганнибала, является именно тем событием, которое в общих чертах можно описать как «экстренную ситуацию личного характера».

Но разум, подобный разуму Уилла, не может процветать под постоянным контролем. По собственному признанию Уилла, ему иногда нравится, когда его видят. Ему нужно время в тени, вне поля зрения, чтобы по-настоящему раскрыться, и дать ему это время — это риск, на который стоит пойти, если Ганнибал хочет увидеть, на что тот способен.

В любом случае, сейчас они связаны, и в данный момент причинение вреда одному из них неизбежно затронет и другого. Ганнибал уверен, что Уилл понимает это не хуже него, и доверяет той аккуратности в вопросе защиты их обоюдной тайны, которую мужчина уже успел продемонстрировать в качестве Мимика .

Клиенты Ганнибала и без того зачастую не слишком интересны, чтобы удерживать все его внимание, но по мере того, как день идет своим чередом, он обнаруживает, что хочет заниматься чужими проблемами еще меньше обычного. Его мысли, стоит ему отвлечься, тут же возвращаются к Уиллу. Во Дворце своего разума Ганнибал мысленно восстанавливает детали каждого известного дела Мимика, по которому его привлекали для консультации, и воспроизводит их, пока немолодые клиентки обсуждают перед ним разводы своих дочерей, а менеджеры среднего звена оплакивают смерть секса в браках.

Убийцы-подражатели соответствуют определенному психологическому профилю – зачастую это люди, жаждущие получить внимание незнакомцев, и не сумевшие добиться его в обычной жизни. Поэтому чаще всего им кажется, что они смогут урвать толику общественного внимания, включив свою работу в список жертв другого убийцы.

Этот профиль не подходит Уиллу ни в малейшей степени. Судя по его намекам, он настолько преуспел в своей мимикрии, что ФБР даже не распознало должным образом все его убийства. Если бы Уилл захотел привлечь внимание СМИ, он бы его получил, за свои собственные убийства. Поэтому, несмотря на фразу Уилла «Мне нравится быть увиденным. Иногда», Ганнибал считает, что прав в своей оценке. Уилл – нетрадиционный убийца. Обычные методы профилирования ФБР с ним не сработают.

Джек Кроуфорд пришел бы в ярость из-за такого, как Уилл.

Ганнибал все еще размышляет об этом, когда подходит время его последнего сеанса за день.

Проблема с привязанностью Франклина Фруадево оказалась трудноразрешимой, и при любых других обстоятельствах Ганнибал давно уже перенаправил бы его к другому специалисту. Но Франклин связан с Тобиасом Баджем, и, пусть Ганнибал и не смог увидеть в Уилле то, чем он является, пока Уилл сам не откинул вуаль, он, тем не менее, сразу же опознал пустоту в глазах Тобиаса.

Слушать монолог Франклина о том, как он пытается стать им – неприятно. Ганнибал уже успел увидеть, как это – когда кто-то действительно становится им — и никакие усилия Франклина не помогут ему составить даже малейшую конкуренцию Уиллу, нависшему над ним в «Бентли», Уиллу, чьи ногти впиваются ему в затылок, а губы шепчут «Не двигайся...».

Ганнибал проглатывает раздраженный вздох, нарастающий в горле. Он привык быть одиночкой, сравнивая всех с собой и неизменно находя окружающих безмерно недостаточными. Однако получить иную метрику, мерять всех по кому-то другому – освежающее ощущение. Сравнение людей с Уиллом дает тот же результат — овцы остаются овцами, — но каждое напоминание о том, что Уилл выше их, — это напоминание о том, что он сделан из той же ткани, что и Ганнибал. Он – тот, кем хочется сейчас заниматься Ганнибалу, а вовсе не Франклин Фруадево.

– Тобиас говорил очень мрачные вещи, — сообщает Франклин в пространство между ними. – Очень темные.

Ганнибал с величайшей неохотой отбрасывает мысли об Уилле.

— Если они беспокоят Вас, Франклин, мы можем поговорить об этом. Возможно, мне удастся вас успокоить.

Это пустое обещание. Что бы Тобиас ни заявил Франклину, Ганнибал не сомневается, что Фруадево действительно стоит беспокоиться. Но Франклин кивает, усаживается поудобнее, наклоняется вперед и, сцепив руки вместе, доверительно произносит:

– Он сказал, что хочет перерезать кому-нибудь горло и сыграть на нем, как на скрипке.

Ганнибал визуализирует себе эту сцену, мысленно удивляясь, возможно ли это в принципе. Живые ткани наверняка окажутся слишком мягкими, слишком нежными, поэтому им потребуется какая-то специфическая обработка для укрепления. Но Тобиас, с его многолетним опытом работы в струнной мастерской, точно знает, как обращаться с мягкими, податливыми материалами, чтобы при игре они издавали мелодичный звук.

– Я знаю, это звучит безумно…

– Психопаты не безумны, — говорит Ганнибал. – Они полностью осознают, что делают, и последствия собственных действий.

Франклин кивает, переваривая его фразу.

– Вы бы диагностировали кого-то вроде Тобиаса как психопата? — нерешительно спрашивает он.

Ганнибал заставляет себя улыбнуться.

– Я не могу ставить подобные диагнозы, основываясь исключительно на вашем восприятии этого человека. В любом случае, этот час – о вас. Мой интерес к Тобиасу обусловлен исключительно тем влиянием, которое он оказывает на Ваше благополучие.

Франклин заметно оживляется, и Ганнибал готовится к очередному раздражающему часу.

***</p>

Ганнибал уже открывает дверь «Бентли», когда телефон заливается звонком Джека. Первый порыв – проигнорировать его. В конце концов, он не заключал никаких официальных договоров с Джеком Кроуфордом, и консультирует только по желанию, а если не может или не хочет – вполне вправе отказаться. Но поскольку слова Франклина все еще звучат в ушах, у Ганнибала возникает подозрение, что данный звонок может представлять особый интерес. В итоге он садится в машину и все же принимает вызов.

Через две минуты он уже едет в сторону ближайшего концертного зала.

По общему мнению, в сцене, которую Джек демонстрирует Ганнибалу, есть некий болезненный артистизм. Ганнибал отчетливо видит замысел – слияние человека и инструмента, желание Тобиаса сыграть на своей жертве, и это стремление было бы очевидно даже без сегодняшнего откровения Франклина. Бадж очень тщательно обнажил и обработал голосовые связки, настолько тщательно, что его пренебрежение остальными частями тела выглядит еще более вопиющим. Тобиаса не интересовали руки и ноги, поэтому он не уделил прочим частям тела ни малейшего внимания.

По мнению Ганнибала, это выглядит растраченным впустую потенциалом, и он чертовски уверен в том, что это совсем не та реакция, которой Тобиас хотел добиться. Все, что он на самом деле ощущает – смутное разочарование. Возможно, при должных усилиях и дальнейшей практике Тобиас и смог бы усовершенствовать свое искусство, смог научиться выстраивать сцену более связно, но это его первое публичное убийство. Он решил представиться Ганнибалу, не отработав должным образом свои методы.

Он проявил нетерпение.

Ганнибал делится с Джеком своими умозаключениями, не упоминая, впрочем, имени Тобиаса. Пока нет необходимости вовлекать ФБР. К тому же, существует вероятность развернуть эту унылую ситуацию во что-то куда более перспективное. Тобиас, в конце концов, представляет из себя тот тип убийц, на которых Мимик нацеливался и ранее, и, хотя месту преступления, которое он оставил, не хватает определенного мастерства, оно также сложное, детализированное и уникальное. Настолько, что будет непросто воспроизвести его работу с достаточной достоверностью и практически невозможно выдать за оригинал.

Тобиас посвятил Ганнибалу серенаду — это до смешного очевидно. Любое же ответное действие Уилла станет отдельной композицией, уникальной по сути, но предназначенной ему же, и Ганнибалу чертовски любопытно, что сделает Тобиас, когда поймет, что подражатель похитил его концерт и привлек внимание его вожделенного слушателя.

Учитывая участие в концерте сразу трех убийц, его последствия могут быть только кровавыми.

От Ганнибала же требуется лишь завести их и наблюдать, как они ходят.

***</p>

Он возвращается домой на пару часов позже обычного. С учетом коротких зимних дней это означает, что на улице уже давно стемнело, и именно кромешная тьма, кутающая его дом, делает яркое свечение каждого окна еще более заметным. Ганнибал готов поставить деньги на то, что абсолютно каждая лампа в его доме сейчас зажжена.

Входная дверь заперта — маленькая уступка — и, открыв ее, Ганнибал тут же окунается в запах речной воды, ила и водорослей, настолько сильный, что он недовольно морщит нос. Взглянув на собственный холл, он, впрочем, не замечает ни грязных следов, ни невытертых луж, но запах все равно тяжело витает в воздухе.

С отвращением кривясь, он следует на кухню. Запах там сильнее, почти подавляющий, и его источник сразу же бросается в глаза. На кухонной столешнице покоится большой термо-холодильник из пенопласта, чья крышка плотно закреплена кусочками скотча. Снаружи он безупречно чист и аккуратен, но именно он, несомненно, и является источником этой тошнотворной вони.

Ганнибал не прикасается к холодильнику, оставляя за Уиллом право объяснить его появление. Когда найдет своего гостя, разумеется.

Поднявшись наверх, Ганнибал обнаруживает, что дверь в комнату для гостей закрыта. Он без колебаний тянется к ручке, но не удивляется, когда понимает, что она еще и заперта. Несмотря на то, как нагло он проникает в чужие мысли, Уилл, похоже, ценит собственное личное пространство и анонимность.

Однако когда Ганнибал останавливается у двери в свою спальню, его взгляд тут же отмечает небольшой зазор между дверью и косяком. Он уверен, что плотно закрыл дверь, уходя утром на работу, потому что он поступает так ежедневно, не допуская небрежностей, но, независимо от его утренней аккуратности, сейчас дверь приоткрыта.

— Это всего лишь я, — отзывается Уилл из спальни Ганнибала, и Лектер не в силах не искривить недовольно губы. Уилл — не обычный человек, и возможность того, что именно он находится у него в комнате, стала одной из вещей, побудивших Ганнибала заколебаться перед дверью собственной спальни.

«Я показал тебе, что мои зубы такие же острые, как и твои, чтобы ты дважды подумал, прежде чем вонзить их в меня»

Уилл явно преуспел в этом стремлении – Ганнибал не допускает даже мысли о том, что уже сумел приручить Уилла. Во всяком случае, пока что.

Он открывает дверь.

Уилл валяется на его кровати, голова покоится на подушке, которую использует Ганнибал, босые пальцы ног сминают в складки одеяло. Он успел переодеться, хотя Ганнибал не сказал бы, что его нынешний образ слишком отличается от предыдущего — потрепанная рубашка на пуговицах сменилась тонкой футболкой, а выцветшие джинсы уступили место паре темно-серых хлопчатобумажных боксеров.

Но он, по крайней мере, выглядит чище. Уилл явно только что принял душ, и, судя по стойким запахам в комнате, принял его в ванной Ганнибала. Средства гигиены в его душевой не содержат отдушек, но они по-прежнему обладают запахом, принося в комнату мягкие, тонкие ноты мыла, масла и пудры. Ганнибалу слишком хорошо знаком этот аромат, и теперь он шлейфом стелется за Уиллом, наполняя собой пространство.

Прежде чем Ганнибал успевает прокомментировать увиденное, Уилл меняет позу, поднимая одну руку. Между его пальцами зажат знакомый прямоугольный кусочек картона — одна из визитных карточек Ганнибала.

— Доктор Ганнибал Лектер, — протягивает он. – Иисусе, ты звучишь как злодей из Бондианы<span class="footnote" id="fn_32335942_0"></span> – Уилл делает паузу, щелкает карточкой между пальцами и осматривает Ганнибала с ног до головы. — И одеваешься соответственно.

По выражению лица Уилла понятно, что это не так уж и плохо, но Ганнибал вздыхает в ответ, пытаясь стереть со своего лица выражение невольного наслаждения представшим перед ним зрелищем.

– Ты должен знать, Уилл, что я при малейшей возможности стараюсь пожирать грубость.

— Тогда хорошо, что я позаботился об извинениях заранее. Они на кухне, – Уилл широко улыбается в ответ.

Предательское сердце Ганнибала не делает ничего столь банального, как пропуск удара, но в груди все равно что-то вздрагивает в предвкушении. Он видел работы Мимика; Уилл не импульсивный убийца. Ни в коем случае, не с его сложностью образа действий. Подготовка полноценного убийства заняла бы у него куда больше времени, чем Ганнибал ему предоставил, даже с учётом неожиданной экскурсии в концертный зал на представление Тобиаса.

Уилл приподнимает бровь, глядя на молчащего Ганнибала.

— Ты что, еще не видел?

— Я предполагал, что ты покажешь мне сам, когда будешь готов, —произносит Ганнибал.

– Ой! – Уилл сбрасывает ноги с кровати и вскакивает. – Тогда пойдем. Идем, давай же!