Глава 2 (1/2)
Уилл располагается у столешницы, выглядя так органично, что кажется, будто он провел на этой кухне уже десятки рассветов, и с неослабевающим интересом наблюдает за приготовлением завтрака. Его рюкзак валяется на полу между ножками высокого барного стула, пальцы сжимают стеклянную чашку, наполненную свежесваренным кофе. Уилл держит ее так бережно, словно она является чем-то поистине драгоценным, и, если судить по темным кругам под его глазами, кофеин для него сейчас действительно куда дороже денег.
Ганнибал не ждал гостей, но он каждый день готовит для себя полноценный завтрак, а протеиновый омлет — слишком простое блюдо, чтобы у него возникли трудности с приготовлением двойной порции. Уилл наблюдает за ним молча, никак не комментируя происходящее, пока Ганнибал не выкладывает несколько колбасок на зашипевшую сковороду.
— Я так понимаю, ты редко ходишь к мяснику?
Уголок рта Ганнибала изгибается.
– Я очень внимательно отношусь к тому, что помещаю в свое тело, Уилл. Чаще всего это влечет за собой собственноручную разделку мяса и самостоятельное изготовление сосисок.
Уилл тихо смеется в ответ, делая очередной глоток кофе.
— Должен сознаться, что мой вкус не слишком изыскан, поэтому все твои усилия могут оказаться потраченными впустую. Но пахнет просто потрясающе.
Ганнибал поднимает глаза, отмечая легкость в развороте плеч Уилла и спокойное, почти дремотное выражение его лица. Он действительно расслаблен, сидя полусонным на кухне каннибала, где его нос аппетитно щекочет запах готовящейся человеческой плоти.
Странный мальчик, –думает Ганнибал. – Странный и очаровательный.
Он заканчивает готовить завтрак в уютной тишине, почти физически ощущая на себе пристальный взгляд Уилла. Однако каждый раз, когда он поднимает глаза, Уилл, в противовес этому ощущению, либо любовно изучает свою медленно пустеющую кружку с кофе, либо осматривает кухню Ганнибала, даже не пытаясь скрыть интереса. Ганнибал полностью возвращает себе его внимание лишь в тот момент, когда ставит перед ним исходящую паром тарелку и кладет вилку на столешницу рядом с ней.
— При обычных обстоятельствах я бы настоял на том, чтобы позавтракать за столом, — произносит Ганнибал, придвигая второй табурет напротив, – однако наши обстоятельства сложно назвать обычными.
Уилл берет вилку и накалывает на нее кусочек колбасы.
— Неужели у тебя нет привычки привозить домой гостей по ночам? — лукаво интересуется он и кладет колбасу в рот.
Ганнибалу всегда нравилось наблюдать, как люди едят приготовленную им пищу. Это удовольствие особого рода – смотреть, как его гости неосознанно предаются тому, что считается в обществе самым серьезным из всех культурных табу, а затем еще и благодарят его за эту возможность.
Наблюдать же за тем, как ест Уилл – совершенно другой тип наслаждения, поскольку Уилл точно знает, откуда взялась эта пища и при этом поглощает ее без малейших колебаний.
Уилл сглатывает, хмыкает и улыбается, расслабленно и почти лениво.
– Это вкусно. Спасибо, Ганнибал.
– На здоровье.
Уилл замирает, не донеся до губ очередную вилку с омлетом, а затем наклоняет вбок голову. Его глаза блуждают по лицу Ганнибала с тем же интересом, что и совсем недавно в машине, когда он примерил на себя личность Ганнибала, словно пальто с чужого плеча. В этот раз, однако, нет ни коррекции, ни смещения — взгляд Уилла остается его собственным, напряженным и острым, но полностью его.
— Вот оно что.., — кивает он в итоге сам себе. – Я ведь изучал тебя, знаешь? Мне, к сожалению, были доступны лишь изображения твоих шедевров. Хотя сами репортажи TattleCrime традиционно попахивают, в лучшем случае, спекулятивной фикцией, нельзя не признать, что фотографии Лаундс неизменно великолепны. Однако по картинке сделать то, что я делаю, сложнее.
— Ты умеешь читать места преступлений?
Уилл откусывает еще кусочек, крутанув кистью в невнятном жесте «вроде того».
– Я могу поставить себя на место человека, их совершившего. Почувствовать то, что он чувствовал в тот момент, восстановить те шаги, которые он предпринял, и понять, почему он сделал то, что сделал, – он улыбается Ганнибалу. — Но, как я уже сказал, по картинке это сделать сложнее, а у меня действительно были только фото твоих картин.
— Это все равно больше, чем смогло бы сказать большинство, — отмечает Ганнибал. — И что тебя заинтересовало?
– Что именно тебя во всем этом заводит.
Ганнибал делает паузу и переводит дыхание, ожидая слишком знакомого ему приступа раздражения. Он выслушал уже более чем достаточно неуклюжих рассуждений Кроуфорда и его подопечных о своих предполагаемых мотивах и психологическом профиле Чесапикского Потрошителя.
Уилл груб, но раздражение не приходит, потому что, как ему кажется, Уилл уже должен был понять. Он посмотрел на Ганнибала и так легко влез в его шкуру, что это было похоже на взгляд в зеркало. Он бы не смог предположить какой-то чуши, зная о добыче, свиньях и становлении…
Самое меньшее, что он сейчас может сделать – это выслушать мужчину. Он всегда может изменить мнение о грубости Уилла позже, если тот ошибётся.
— И к каким же выводам ты пришел?
Уилл цокает языком.
– Я мог бы смотреть на твои шедевры изо дня в день и, вероятно, никогда не понял бы их по-настоящему, даже если бы лично посетил место преступления. Потому что, как оказалось, убийства – далеко не главное. Не пойми меня неправильно, я знаю, ты гордишься своей работой и, разумеется, испытываешь определенное удовлетворение от самого факта убийства, которое сошло тебе с рук, но на самом деле это не более чем подготовка к настоящему шоу.
Лишь силой воли Ганнибал удерживается от того, чтобы не сжать вилку сильнее. Он не привык к тому, что его действительно видят, не так ясно, не так четко. Но Уилл, похоже, способен проскользнуть сквозь всю выстроенную им защиту, будто ее вообще не существует.
– На самом же деле, — продолжает Уилл, — убийства являются лишь прелюдией. А вот это – он накалывает еще один кусочек сосиски и кладет его в рот, довольно хмыкнув, – главная часть.
Он смакует мясо, позволяя слабой, едва заметной улыбке отразиться на своих губах, а затем сглатывает и добавляет:
– Насытить себя — это рутина. Необходимость. Накормить же этим других — игра за власть. И это именно то, что тебе нравится.
Ганнибал сглатывает, внезапно ощущая, как пересохло в горле.
— Смелое предположение.
– Не предположение, – взгляд Уилла останавливается на Ганнибале, пока он делает еще один глоток кофе. — Ты не сводишь с меня глаз с тех пор, как я начал есть. То, как ты контролируешь дыхание и частоту сердечных сокращений, действительно впечатляет, но ты не можешь ничего сделать с реакцией собственных зрачков. Тебе это нравится. Очень.
Он делает паузу, внезапно уставившись туда, где его ладонь обнимает кружку. Под взглядом Ганнибала Уилл медленно разжимает пальцы, сгибая их еще раз, прежде чем поднести ладонь к лицу. Даже со своего места напротив Ганнибал видит, что именно приковало взгляд Уилла — его кровь, уже темная и засохшая, окрасившая кончики пальцев.
— Ты не сказал, что я причинил тебе боль.
— Потому что ты этого не сделал.
Уилл приподнимает бровь, поворачивая руку так, чтобы Ганнибал смог увидеть кровь под ногтями.
– Я пустил тебе кровь.
Ганнибал потягивает кофе, наблюдая, как Уилл смотрит на собственную руку.
— Это беспокоит тебя.
Уилл фыркает, качая головой.
– Меня беспокоит, что я не помню, чтобы делал это, — говорит он. — Я помню, как говорил тебе не двигаться. Я помню, что смотрел, как трепещет пульс на твоем горле, и думал о том, как легко было бы вырвать зубами яремную вену. Я помню, как предвкушал вкус твоей крови, не потому, что хотел убить тебя, а потому, что это означало сохранить часть тебя в себе, – он на секунду замолкает, поднимая глаза, чтобы взглянуть на Ганнибала. – Ты очень интересный человек, — добавляет он, а затем засовывает указательный палец в рот.
Что-то скручивается внизу живота Ганнибала, яростное, горячее и пьянящее, черное пламя облизывает позвоночник и заставляет крошечные ранки в форме полумесяца на затылке пульсировать в такт биению сердца. Сама природа того, что он делает, интимна, и Ганнибал всегда это признавал, но наблюдать, как Уилл слизывает его кровь с пальца, — это особый стиль интимности.
Уилл вытаскивает палец изо рта с тихим чмоком.
— Ты не подскажешь, где у тебя ванная?
Ганнибал указывает на коридор и лишь усилием воли заставляет пламя не вырываться из горла, пока произносит:
– Вторая дверь направо.
Уилл одаривает его секундной яркой улыбкой, пока спрыгивает с барного стула, и Ганнибал не может не представлять себе, как выглядела бы эта улыбка, залитая кровью. Он задается вопросом, насколько сговорчив окажется Уилл, когда он предложит ему выяснить это.
Пока Уилл смывает остатки крови с рук в туалете, Ганнибал убирает беспорядок после завтрака, упаковывая остатки и вручную перемывая посуду и сковородки. К тому времени, когда он заканчивает и тянется за полотенцем, чтобы вытереть руки, Уилла все ещё нет.
Ганнибал идет по коридору и обнаруживает дверь в ванную приоткрытой, но саму комнату – пустой. В раковине блестят капли воды, а полотенце для рук, висящее рядом с аптечкой, перекошено — Уилл явно был там, но его больше нет.
Дойдя до конца коридора, Ганнибал останавливается в дверях своего кабинета. Уилл стоит посреди комнаты, сунув руки в карманы выцветших джинсов, и рассматривает одну из книжных полок, обнимающих стену. Он оглядывается, когда Ганнибал входит в комнату, от чего кудри на его лбу слегка вздрагивают.
– Просто осматриваюсь, — говорит он. – Не читал «Илиаду» со школы. Твой экземпляр куда лучше, чем та потрепанная книга в мягкой обложке, что была в нашей библиотеке.
Ганнибал делает несколько шагов к нему, пока не оказывается позади Уилла, достаточно близко, чтобы уловить запах дешевого лосьона после бритья и застарелого пота. Уилл смотрит на него, и что-то темное мелькает в его глазах, прежде чем его внимание возвращается к книжным полкам.