Исчезни. (1/2)
Удушливый запах дерева и боль. От уголков глаз к вискам и дальше - плотным комом ваты в уши. Зрачки сжимаются в узкие точки, свет выжигает на них сферические голубые узоры, растекающиеся полупрозрачными, размытыми контурами и пористыми внутренностями. Слезы скапливались где-то у самой переносицы, набухали горячим пузырем, не выливались на щеки, но вбирали в себя желчную боль и обжигали. В старом доме нет места маленькому мальчику, стянутый жирными блестящими нитями паутины, он из уютного гнездышка стал тесным коконом. И паучиха близко. Подтягивается на сухих, покрытых белесыми тонкими волосками лапках, грузно переваливается с боку на бок, отягощенная маслянистым брюхом. Жвалы двигались с тихими щелчками, скрежетом и влажным хлюпаньем, черные мелкие глазки сияли свежими маслинами. Лоснящаяся старая паучиха подволакивала задние лапы, цеплялась когтями передних за собственную паутину и приближалась, приближалась, пока не превратилась в грозовую тучу для мальчика - всегда рядом, всегда над головой. Мальчик рос, но гнул спину, ходил под её опекой и копил жгучие слезы. Иногда петля паутины ослабевала и спертый воздух непривычно холодил вечно разгоряченную удушьем глотку.
Но вот однажды кокон разбух, яркий пшеничный локон вырвался наружу, блеснула зелень глаз по-оленьи влажно, наивно. Умерла тварь, умерли за ней и нити - пожелтели, ссохлись, опали рыжими побегами омертвелого плюща вокруг. Такой же иссушенный, он проковылял к двери. Ноги подгибались, старая одежда жала, натирали одервеневшие швы красной футболки, глаза жег новый, яркий, свежий свет. Скрипнула дверь, звук резанул по чувствительным ушам, заставил вздрогнуть, замереть на секунду, застыть в молчании. Оробеть от свободы и красоты. Холмы, леса, такие просторные и вольные, живые, высоко вздымающиеся темным венцом. Трясется от страха кролик в кустах, вьются над умершим соплеменником вороны, воздавая похоронные почести; развопились в пестрых травах мелкие птицы, потревоженные черной кошачьей тенью. Мягко переставляя длинные лапы, вальяжно помахивая пушистым пером хвоста, кот подошел к нему, призывно мурлыкнул, указал розовой капелькой носа на тропинку.
Первый шаг, второй. Бессильные ноги не способны отказать сошедшему с ума хозяину и несут, несут его вперед и вверх, по холму, к тонкой струйке дыма, выглядывающей играючи, с легкой издевкой в серебряных завитках. Как безжалостный спасатель, улыбаясь, отдергивает руку от тонущего человека, так и эта серая лента то ярко виднелась где-то ниже горизонта, за холмом и лесом, то появлялась снова, сносимая ветром. Легкие развернулись, он вдохнул полной грудью, чувствуя, как прозрачными потоками из глаз льются прохладные слезы. Ярко пахнуло солью и теплом; внизу, в затененной долине, окруженный зарослями лаванды и терновника - маленький, будто игрушечный, блестел светлыми стенами домик.
- Прости, я припозднился.
Мягкие руки обвивают талию, чувствуется тяжесть чужой головы на плече, теплое дыхание на влажной от холодного пота коже. Прикрыв глаза, он сжимает ладони в кулаки.
Ложь. Это всё. Объятия, короткий поцелуй сухих губ в шею, бархатный смех.
- Чертовы риелторы короче, - еще один поцелуй, чуть более весомый, даже требовательный - он явно привлекал внимание к своим словам, - Тебе хоть нравится, Антош?
Он кивает, но так неуверенно, зная, как тяжело сейчас будет.
- Ну хорошо. Пошли тогда, будем место для кровати выбирать, я даже кота при...
Просыпаться.
- Гуд морнинг, ёптвою налево, Шастун, сейчас ведь от Кузнечика пиздов получишь, - хриплый шепот в самое ухо, особенно с такой яростной, почти злой интонацией будит не хуже стакана ледяной воды в лицо, Антон готов был отдать все свои золотые зубы.
- Бля... А через когда звенит? - путаясь в словах, парень поспешно поднялся с пола, вытирая рукавом выступившие во сне слезы с век и засохшую уже слюну - с губ.
- Нехуй дрыхнуть, через десять минут уже, - проворчал Эд, отпихивая локтем назойливого семиклассника, решившего вдруг устроить блиц-опрос по значению каждой его тату, - А ты же ни кола, ни на кол, как я понял, в химии не сечёшь, да?
- Дима обещал помочь, - неуверенно оглядываясь, пробормотал Антон и со все возрастающей тревожностью заметил, что даже следов Поза с Даноном у нужной аудитории не было.
- Наших двух парней на ”д” спёр Стасяо, что-то там надо в кабинете алгебры помочь, но я так-то в душе не ебу, зачем они ушли, - Эд особенно раздраженно пожал плечами, заниматься даже своими учебными делами у него желания не возникало, поэтому о слежке за шастуновскими и думать не стоило, к тому же - первая пара химии, а сразу после неё - литературы, портила настроение практически также, как новость о скором открытии бассейна.
- А какая у нас тема сегодня? - Антон пробегал глазами скачущие строчки собственного почерка, судорожно стараясь запомнить всё подряд.
- Шаст, а я ебу? Будет спрашивать - пойму. Что-то про кислоты. Уравнения или... О, вот и Поз, у него спрашивай.
На путаные вопросы Антон получал путаные же ответы. Запыхавшийся Дима, не выспавшийся и злой, этой ночью их соседи по обе стороны решили набиться в комнату напротив и громим шепотом выяснить отношения. Даня подпирал стенку, посапывая и пряча руки в карманах - вчерашняя шалость с маркером повлекла за собой некоторые весьма неприятные последствия, компании особенно консервативно настроенных одиннадцатиклассников юмора не оценили.
- Антон, давай прям по ходу буду объяснять, всё равно Кузнечик в пылу страсти не заметит. Ну или потом... - пробормотал Грек, вытирая очки мятой рубашкой, будто это могло помочь ему проснуться.
- Давайте заходите, звонок сейчас прозвенит, будете с маленькими ещё толкаться, давайте, давайте, - звонкий голос Кузнечика, быстрый перестук её острых каблучков встряхнул сонный душный коридор, в тусклых, почти по-рыбьи блеклых глазах десяток сверкнуло нечто отдалённо похожее на жизнь; кроссовки и кеды глухо затопали по пыльным коврам, по свежему, сияющему паркету класса.
- Сели, сели! - широко улыбаясь, сияя жемчужно-белыми зубами, она призывно постучала указкой по доске, - Быстрее начнём - быстрее закончим. У вас всё равно минуты две оставалось, а я как раз успею рассказать вам о результатах входного теста. Начнём с того, что повторяется из четверти в четверть вне зависимости от типа работы - это...
Антон, устроив подбородок на сложенные руки, прикрыл глаза - чужие оценки его не интересовали, свои, впрочем - тоже. Позов бубнил что-то о бездарных, неорганизованных одноклассниках, весьма четко намекая на одного конкретного, сидящего рядом, но гневная тирада своего слушателя не нашла - Шастун тихо сопел, хмурясь и бормоча во сне. Горный ручеёк Ириного голоса окружал его, забирал в звенящий круг, безостановочно мерцающий мрамором зубов и бликами на красной помаде. Пробирался в густое, вязкое сновидение, вырывая из ослабевших рук последние отзвуки ночного сюжета - спокойного, тихого... Резкий стук в дверь всколыхнул класс, не сговариваясь, все дремавшие до того головы повернулись в сторону звука.
- Прошу прощения, Ирина, вас требуют к директору.
Антон встрепенулся, резко помотал головой, распахнул глаза, проснувшись резко, как от кошмара. Русые с золотистым отблеском кудряшки прилипли к виску, воздух рвано срывался с высохших губ.
- Ой, Арсений Сергеевич, а вы последите тогда за ними, пожалуйста. Не хочу оставлять скучающий класс наедине с полетом фантазии, да? - мелодичные, плавные интонации, короткий кивок в самом конце фразы - подбородок качнулся вниз, к груди, вздрогнули кончики ресниц, ловя золотистые пылинки; разомкнулись губы, расцвела сочной розой улыбка.
Красивая, даже больше, чем просто ”красивая”. Пышный узел на затылке стянут розовой лентой, круглые, по-кошачьи хитрые, умные глаза удивительно ярко отражали её сущность. Ласковая, сильная в своей нежности, как первый ландыш, пробивающийся сквозь хрусткий, мокрый снежный наст. Черное платье с белым воротничком-стойкой плотно облегало точеную фигуру, аккуратные, мягкие, ухоженные руки чуть резковатыми движениями вынули из общей стопки прозрачную папку с документами, взгляд же оставался прикованным к синим глазам. Лишь одна короткая, нервная судорога заставила блестящий ноготь указательного пальца чуть смять заявление, впиться в четко пропечатанную ”з”, создав почти невидимый залом.
- Да, конечно, - легкий кивок с приподнятыми в вежливой улыбке уголками губ, скучающе-выверенный.
Снова перестук каблучков, скрип двери. Ушла.
Антон зажмурился, встряхнул головой. Не показалось? Она расцветала с ним рядом, дышала глубже, поправляла волосы, приподнимая плечи. Знала о своей красоте, знала и то, как её почеркнуть, и все эти жесты - трепет ресниц и особенный блеск золотых сережек в таком блеклом, однообразном зимнем - свете не были искусственны, но цвели яркими садовыми цветами, окруженными любовью и заботой, вниманием. Смотря на преподавателя, расслабленно усевшегося на край стола, Шастун отказывался верить своим глазам. Отстранённому холоду в глазах, напускной расслабленности в плечах, еле заметной складочке в правом уголке губ. Руки, сложенные на груди, приподнятая голова, он хотел быть от неё подальше.
- Что у вас тут, страдальцы мои? - он обернулся, глядя на доску.
- Химия, - отозвался Егор, не отрываясь от ведения конспекта.
- Это я вижу, - кивнул ему Арсений Сергеевич, задумчиво хмурясь, - А тема какая?
Антон невольно улыбнулся, наблюдая за тем, как он наклоняет голову от одного плеча к другому, развернувшись к классу полубоком, хмурится и крутит единственное кольцо-печатку. Среди холодных, пустых по сравнению с библиотекой стен литератор выглядел чужеродно, потерянно. Напряженная спина, чуть приподнятые плечи, искусственная улыбка.
- Рот прикрой, слюной стол зальёшь, - проворчал Дима, усмехаясь, шутливо пихая друга в бок.
- Отстань, я спать хочу, - просипел в ответ Шастун, снова устроился на парте, прикрыл глаза, пытаясь отвязаться от нахлынувших при виде Арсения идей для портретов - вот он на столе с карандашом за ухом, освещенный рыжим осенним светом, вот в красном шарфе идет по снежному ковру куда-то, всматриваясь в просторное темное небо, а вот, счастливо улыбаясь, смотря прямо на него, держит в руках крохотный цветок.
Незабудка.
В классе повис размеренный, тихий гул. Разум цеплялся за знакомые нагловатые Эдовские выражения:
- Арсений Серге-ич, - проглатывая половину отчества, тянул Выграновский, - А вы задачу решить сможете?
- Мы оценим, - подхватывал Щербаков, поднимая голову впервые за урок, его скачущая интонация неприятно била по ушам, но вынуждала слушать дальше, завлекала.
- Дайте поспать нормально, - тихо бурчал Даня, давя в зачатке зевок.
- Кто там спит? - улыбающийся, оживленный, с такой незаметной в общем шуме, но приятной бархатцей голос, - У вас тут органика вообще-то.
- Антон спит, - Дима даже руку поднял, привлекая внимание к лежащей на парте кудрявой макушке, издающей тихие, посапывающие звуки.
Легкие шаги, широкая улыбка, белые искорки в синеве радужек. Он обвел учеников быстрым взглядом с хитрецой, закравшейся между дрогнувшими ресницами, приложил указательный палец к губам. Неслышно скользнул вдоль ряда парт, сел на корточки, положив подбородок на тонкую фанеру рядом с русым облаком волос.
Резкий перестук ладоней по дереву.
- По-о-одъем! - весело прокатилось по классу.
Впалые щеки, острые скулы, подбородок, спутанные, тусклые пряди. Сухие и бледные губы, испуганный взгляд. Печаль. Розовыми нитями тянулась от краешков глаз к зрачку, теряясь в густой, темной зелени с золотистыми прожилками. Густая тень легла на изумленное лицо, закралась даже между плотно сжатых сухих губ, подчеркнула привычные мешки по глазами. Арсеньевская улыбка дрогнула, потухли игривые искорки, исчезли озорные ямочки.
- Вы зачем пугаете? - почти шепотом спросил Антон, быстро моргая, загоняя предательскую влагу назад, пряча её в темных складках век.
- Спать нужно ночью, дорогой мой друг, - поднимаясь, отозвался литератор, - Вряд ли твоя преподавательница химии будет рада такому уровню вовлеченности в урок.
- Арсений Сергеевич, вы её отчество забыли что-ль? - Эд не сдержал рвущийся с языка колкий вопрос.
Коснувшись оправы кончиками пальцев, поправив пиджак, нацепив на лицо выражение удивленное, с приподнятыми в скорее напускном удивлении бровями и ладонями, сложенными на предплечьях, он фыркнул.
- Придерживаюсь этики.
Эд издевательски понятливо кивнул, Шастун, поймав его фирменный ”взгляд победителя” тоже важно покивал, не скрывая улыбки. Распахнувшаяся резко дверь прекратила театр одного актера и двух шутов.
- Спасибо большое, Арсений Сергеевич, - ничуть не запыхавшаяся Кузнечик очаровательно прищурилась, глубоко вздохнула, мысленно возвращаясь к теме урока.
- Не благодарите. Удачи с карбоновыми кислотами, ребята. До свидания.
Снова хлопнула дверь.
- Да ладно, он в её конспекты глянул, - буркнул себе по нос Эд, - Не может литератор такое помнить.
- Просто признай, что в мире полно людей умнее тебя, - Дима щелкнул ручкой, приготовившись к новому потоку информации.
- И это абсолютное большинство, Эдик, - Даня довольно, наевшимся сметаны котом зажмурился, чуть не замурчал, глядя, как поспешно Выграновский ищет, чем бы таким особенно увесистым броситься в рыжего.
- Ну что ты так, зачем...
Антон закрыл лицо руками. Поднял плечи, отгораживаясь от всего мира. Перед глазами стоял он. Острый угол подбородка, блестящий завиток волос, выбившийся из идеальной укладки у самого затылка и жесткий, почти жестокий блеск в глубине зрачков. Проницательный. Сильные пальцы на секунду сжали дверь, до белых костяшек, до, Шастун был уверен, тихого скрипа кольца о гладкий дубовый массив. Шаг резче, чем того требовал случай, наружу, будто вырываясь из тяжелых оков.
Родившийся в глубине груди всхлип остановился придушенным писком в горле. Впервые за всю жизнь, полную удушливой ненависти к учёбе, Антон молился всем богам - лишь бы химия не заканчивалась никогда. Мозг жгла мысль о предстоящем выступлении перед классом, перед въедливыми взглядами слушателей, сжатыми губами и напряженной спиной.
- Антон, ты тут вообще?
- Дим, не давай мне больше на уроках спать, прошу тебя, - на одном долгом, тяжелом выдохе попросил Шастун, смотря на Поза жалостливыми глазами кота из ”Шрека”.
- Испугал тебя Сергеич?
- Я думал, сердце выблюю.
- Что снилось-то хоть? Ты ворчал на кого-то.
- Да так, старый друг, - отмахнулся Антон, пытаясь вникнуть в лекцию Кузнечика
- Не такой уж литератор и старый...
- Иди к чёрту.
Колени мелко подрагивали. Глаза слезились от недосыпа и яркого света, бьющего в окна, пробирающегося сквозь лабиринт книжных стеллажей. Пальцы нервически теребили уголок файлика. Хотелось прирасти к стулу, вечно смотреть на то, как, держа руки в карманах и раскачиваясь из стороны в сторону, Эд тянет заученный текст. Расслабленный, даже чересчур, парень не скупился на междометия, на задумчивое ”э-э-э” и ”а-а-а”, разделяя ими даже короткие предложения. Антону казалось, так Выграновский заменяет бесконечные ”бля-я” и ”ну ты понял ёпт”. После короткой паузы, задумчивых переглядок глаз тёмно-карих и голубых, преподаватель довольно кивнул. Крутанувшись на стуле, он размашисто исправил в старомодном журнале (непременно в красной обложке ”под кожу” с хлопьями отвалившегося золотистого тиснения по краям).
- Молодец, двояк исправил, можешь быть свободен до следующего раза, - улыбнулся Арсений Сергеевич, скосив взгляд на нахмурившегося ученика.
- Почему это вы решили, что он будет?
- Так я тебя недооцениваю?
- Можем поспорить, - Эд кривовато усмехнулся, - Я бы вам перчатку кинул, как Дантес Пушкину, но у меня её нет.
- Как Пушкин Дантесу, ты хотел сказать? - лисья улыбка стала только шире, на секунду сверкнул белый клычок.
- Ну или так, - пожал плечами нисколько не смущенный Эд.
- Стреляться я с тобой не буду, должен предупредить сразу, а условия спора обговорим после урока, у нас ещё один виновный ждёт. Верно, Антон?
- Угу, - парень кивнул сам себе с тоской уходящего на фронт пробежал по первым строкам доклада, встал.
И захотел сесть обратно. Нетвердым шагом добрел до доски, кивнув идущему навстречу Эду, замер.
Рукава белой рубашки глупо свисали с узких плеч, тонкую, бледную шею с пологим выступом кадыка некрепко сдавливал хрусткий воротничок новой рубашки. Сплюснутой жемчужиной сияла полупрозрачная верхняя пуговица, так и норовящая выскользнуть и открыть крохотный уголок такой же бледной груди. Критически осматривая её утром, Шастун получил многозначительный взгляд от Димы. Застегиваясь, Шастун отмахнулся от вопроса о личности счастливчика, для которого ”прихорашивался” Антон.
- А может для счастливицы, у нас химия вообще-то сегодня, - заметил парень, мучаясь с нежелающей застегиваться пуговицей.
- И литература, - добавил Поз, предусмотрительно прикрывая голову рюкзаком - Антон, если ты хотел кинуть в меня подушку, перехоти. Из неё и так перья валятся.
- У кого перья валятся? - парни вздрогнули, встретившись взглядом с колкими карими глазами, - Не нужно тут мне на подушки клеветать, только недавно всё проверяли.
- Павел Алексеевич, вламываться в комнату к учениками неэтично, - смущенно пробормотал Дима, опуская рюкзак на пол.
- Врать - тоже неэтично. И не есть нормально, но это уже конкретно к худастику нашему вопросы, - добавил директор, уже закрывая за собой дверь.
Шастун застыл, чувствуя, как медленно брови преодолевают недоступные раньше вершины лба.
- Видишь, не я один вижу, - буркнул Позов.
- Худастик? Он серьезно?
- Можешь не сомневаться, Павел Алексеевич всегда предельно серьезен и сосредоточен. На том, чтобы генерировать непонятную хуету двадцать четыре на семь, конечно. В этом с ним только Сергеич посоревноваться может. Шаст, блять, да дай сюда уже, - насмешливо фыркнув, Грек застегнул последнюю пуговицу антоновой рубашки и похлопал по плечу, - Ну, жаних.