Часть 20.1 (1/2)

Если я пойду и долиною смертной тени,</p>

не убоюсь я зла, потому что ты со мной.</p>

Псалом 22.</p>

— Было сложно адаптироваться в современном мире?

Лайя задаёт этот вопрос, когда они с Владом проходят мимо Башни Давида, что находится совсем рядом с Яффскими воротами. В прошлом ей доводилось наслаждаться красотой древнего города лишь на картинах, благодаря рассказам знакомых. Теперь же, ступая по священной земле, она чувствует нечто, похожее на восторг, плавно переходящий в эйфорию. Башня сама по себе является уникальным местом, ведь за каменным ограждением высятся, взлетая к Небесам, могучие скалы, что были раньше, скорее всего, театральными подмостками. Но и сейчас здесь иногда по выходным актёры уличных театров устраивают спектакли. Хоть собирают они и не очень много людей, но ради того, чтобы вновь взглянуть на царя Давида, облачённого в величественные доспехи, придворных музыкантов, что в прошлом развлекали придворную знать, можно отдать многое.

На самом деле, каждый уголок, улица и квартал Старого города — это живая история. Сколько же легенд, таинственных историй о нём сложено, и если в прошлом Лайя была уверена, что почти все они — складно придуманная ложь, то сейчас она уже в этом сомневается.

Путь их лежит через Центральную площадь, что ведёт к Западной Стене Храма, и теперь, оказавшись в спасительной прохладе древнеримского квартала Кардо, Лайя облегчённо выдыхает. Даже несмотря на то, что на улице давно властвует ноябрь, столбик термометра уверенно держится на уровне весенней температуры.

Наслаждаясь красотой священного города, Лайя изо всех сил пытается не возвращаться к их недавней разлуке с Габриэлем, к новости о взломе четвёртой печати, ибо тревога и паника сейчас ничем не помогут. Но страх всё равно не отпускает, в стальных объятиях держит, не давая и вдоха сделать, и Лайя решает отвлечься разговором и узнать ещё больше о жизни Влада до того, как они встретились.

— Сложно? — на секунду Влад задумывается, и в памяти его, словно в ускоренной съёмке, проносятся моменты из прошлого, когда он мог вырываться из Тёмного мира. — Думаю, что нет. Несмотря на то, что с каждым годом прокладывается множество дорог, появляются новые города, старинные здания меняют свой облик, становясь более современными, кое-что остаётся неизменным, — Влад оборачивается к Лайе и мягко улыбается. — Люди. Это некая константа, за которую ты цепляешься, проживая век за веком.

Лайя задумчиво кивает, в глубине души соглашаясь со словами Влада. Она так сильно погружается в собственные мысли, что не замечает, как толпа вокруг становится всё плотнее, стоит им войти в Старый город. Лайя нечаянно сталкивается с кем-то из прохожих, больно ударяясь плечом, и вырывается из своих раздумий. Влад тут же протягивает руку, обхватывая ладонь Лайи, переплетая их пальцы и притягивая как можно ближе к себе.

— К тому же я думаю, что основная трудность не столько в адаптации, сколько в том, что в новом мире ты остаёшься один, — вдруг добавляет Влад, и голос его кажется ровным, безэмоциональным, но за напускным спокойствием на самом деле кроются века отчаяния и горького одиночества.

И Лайя, чувствуя его боль, сильнее сжимает прохладные пальцы в своей руке, словно безмолвно говоря, что он ведь больше не один, она рядом. По крайней мере, столько, сколько им отмерено.

— А ты сближался с кем-то из людей? — и вопрос этот срывается с губ Лайи прежде, чем она хорошенько его обдумывает. И когда осознаёт, что именно спросила, ей отчаянно хочется ударить себя по голове, чтобы оставшиеся мозги встряхнуть.

Влад, видя, как смущённый румянец жаром бледные щёки опаляет, мягко смеётся, чуть наклоняется, прислоняясь лбом к её виску, пытаясь в карие глаза посмотреть.

— Ты так завуалированно хочешь спросить, был ли я женат?

— Вот делать мне больше нечего, — возмущённо захлёбывается воздухом Лайя, вырывая ладонь из руки Влада, вместе с этим борясь с ещё большим смущением, неприятным огнём разгорающимся в груди. Но Влада это лишь больше забавляет. Он отпускает руку Лайи лишь для того, чтобы притянуть её к себе за талию. Незаметно губами к её макушке прикасается, оставляя быстрый поцелуй.

— Лайя, единственной женщиной, которую я назвал своей женой и которая подарила мне семью, была ты, — горячо шепчет он, и шёпот его дрожью в теле отдаётся. Но даже если бы Влад ответил иначе, она бы восприняла это спокойно и, возможно, даже с некой толикой облегчения, ведь это значило бы, что он старался двигаться дальше, не позволил горю и отчаянию уничтожить себя. Это всё, чего она когда-либо желала для него.

Лайя чуть наклоняет голову, всматриваясь в голубые глаза напротив, и в голове непрошеная мысль ярким всполохом загорается.

— Ты бы женился на мне теперь? — спрашивает она, понимая, что фильтр между словами и мыслями не помешал бы не только Ноэ.

— Да, — тут же просто отвечает Влад, в глубине души даже немного удивляясь такому вопросу. Словно могло бы быть иначе. Словно существует реальность, в которой он бы не выбрал её. Словно спустя столько лет, на протяжении которых он двигался дальше и выживал только благодаря воспоминаниям о своей Княгине, он вдруг разлюбил бы её.

— Ловлю на слове, — шутливо отвечает Лайя, но Влад в глазах видит бесконечный океан нежности и тепла, из-за чего дыхание перехватывает.

Она отворачивается и делает несколько шагов вперёд, но потом тут же останавливается и, не глядя, протягивает ладонь, зная, что Влад стоит рядом, и это заставляет его невольно улыбнуться. Улыбнуться от осознания того, что Лайя даже не обернулась, чтобы проверить: идёт ли он за ней или нет. Она знает, что Влад рядом, что неотступно последует куда угодно, стоит ей только слово сказать.

Они подходят к великой Стене Плача, и Лайя замирает на секунду, не сдерживая одновременно поражённого и облегчённого вздоха. Ей приходится запрокинуть голову, чтобы охватить полностью взглядом Храм, к которому и прилегает Западная Стена. Свободное место возле неё предусмотрительно разделено на две зоны, предназначенные для мужчин и женщин. Безмолвная вереница людей, стоящая у древних камней, сводит ладони в молитвенном жесте, склоняя головы, свои молитвы к Небесам обращая. Некоторые пользуются заботливо подготовленными аккуратными столиками и деревянными стульями, что стоят рядом, но обычно они предназначаются для пожилых или тех, кому трудно долго стоять на ногах. Проходящие мимо Стены Плача сразу же либо прекращают любые разговоры, либо переходят на едва различимый шёпот, не решаясь потревожить ту хрупкую атмосферу спокойствия и какой-то божественной возвышенности, одухотворённости, что царит здесь.

Лайя несколько секунд молча наблюдает за людьми, спокойно стоящими возле Стены и что-то скрупулёзно пишущими на белоснежных листах бумаги. Она тут же вспоминает про некий ритуал, коего придерживаются не только местные жители, но и приезжие. Каждый, кто оказывается рядом с Западной Стеной, оставляет записку, вложенную в расщелину между камнями, на которой он записывает своё самое заветное желание. Она не знает точно, исполняются ли они, но, скорее всего, это и не так важно. Куда большее значение имеет сама возможность напрямую обратиться к Господу.

Некоторые долгие минуты Лайя мечется в сомнениях, разрываясь между желанием оставить такое своеобразное послание в небесную канцелярию и каким-то опасением. Влад замечает муки внутренней борьбы, что читаются в сведённых к переносице бровях и чуть дрожащих руках, и решает всё за неё, доставая из внутреннего кармана пиджака небольшой лист бумаги и ручку. Лайя благодарно кивает в ответ, тепло улыбаясь, и спешит к свободному месту у Стены. На мгновение она замирает с занесённой над листом рукой, решая, что именно она бы хотела попросить, но в груди разгорается лишь единственное отчаянное желание, что больше крик души напоминает. Она вкладывает сложенный вдвое лист, задумчиво проводя ладонью по камням, что, несмотря на жаркую погоду, всё равно остаются прохладными.

— Во все века, в любой одежде. Родной, святой Иерусалим, — внезапно Лайя вспоминает строки одного из стихотворений русского поэта, каждая строчка которого пропитана трепетной любовью к древнему городу.

— Пребудет тот же, что и прежде, — как твердь небесная над ним! — раздаётся тихий мелодичный женский голос, и Лайя резко оборачивается, встречая перед собой фигуру женщины, облачённую в плотный белоснежный плащ с накинутым на голову широким капюшоном, полностью скрывающим лицо. Лайя ощущает движение совсем рядом и замечает Влада, становящегося перед ней. И она буквально чувствует напряжение и скрытое предупреждение, тёмной аурой окутывающие её спутника. Но незнакомку это совсем не смущает. Она медленно выпрямляется и откидывает капюшон, мягко улыбаясь, и улыбка её светом в серо-голубых глазах отражается. — Словами не передать, как я рада вас видеть.

***</p>

— Кто Вы? — Лайя оглядывает фигуру женщины, а потом бросает взгляд по сторонам, с удивлением отмечая, что люди, стоящие рядом, немного недоверчиво и опасливо поглядывают на белоснежный плащ.

— Меня зовут Мария, — представляется она, чуть склоняя голову, словно отдавая дань уважения Лайе, и когда Мария переводит взгляд в сторону Влада, то в глазах её загорается бесконечное уважение. — Особая честь для меня приветствовать Великого Князя и его супругу.

— Был им когда-то, — голос Влада кажется абсолютно спокойным и даже почти равнодушным, но Лайя замечает то, как внимательно он следит за каждым шагом Марии, словно готовясь атаковать при любом неосторожном движении. И она это прекрасно понимает, ибо медленно поднимает ладони перед собой, будто говоря, что безоружна и пришла лишь с миром.

— Мне всегда казалось, что Князь — не просто слово, и быть им — не только обладать титулом. Это скорее образ жизни, соответствие определённому характеру, разве нет? — Мария чуть голову вбок склоняет, по-детски наивно улыбаясь, но Влад на это никак не реагирует, и лишь по чуть поджатым губам видно, что этот не несущий смысла разговор начинает его раздражать.

— Слишком много не по делу говорите, Мария, — спокойно замечает Лайя, делая шаг вперёд, одновременно с этим доставая из кармана чуть помятую фотографию рукояти меча, которую она сделала в Польше. — Я так понимаю, что это оставили Вы?

— Надпись оставлена не моими руками, но здесь я именно из-за неё, — голос её тут же приобретает серьёзность, когда Мария замечает протянутое фото. — Глава Ордена хочет встретиться. Мы очень долго ждали момента, когда вы наконец придёте.

— Ордена? — одновременно спрашивают Влад и Лайя, хотя оба и не сильно удивлены, ибо логично предположить, что кому-то одному было бы сложно провернуть всю эту задумку с мечом.

— Думаю, что здесь не совсем подходящее место для таких вопросов, — Мария немного опасливо оглядывается по сторонам, словно проверяя, не услышал ли кто-нибудь обрывки их разговора. — Если вы последуете за мной, то Глава даст ответы на все ваши вопросы.

На этих словах Мария рукой указывает куда-то себе за спину, и из-за слишком резкого и неосторожного движения рукав плаща сползает, обнажая витиеватую татуировку дракона, изображённую на её предплечье. У дракона угрожающе разинута пасть, а массивный хвост изящно обвивает запястье, даже чуть спускаясь к большому пальцу.

— А вот и дракон, что путь на запад должен указать, — как-то устало произносит Лайя, кивая на татуировку, и Мария понимает свою ошибку, но слишком поздно. Она словно тянется поправить рукав, но тут же осекается, осознавая, что это бессмысленно. Мария переводит взволнованный взгляд на Влада, сталкиваясь с обжигающим холодом голубых глаз, и тут же его отводит, как-то тушуясь.

— Прошу вас, пойдёмте со мной, — чуть ли не умоляюще произносит Мария, едва сдерживая отчаянный вскрик, когда замечает, что ни Влад, ни Лайя даже не думают следовать за ней. — Глава сможет рассказать вам о Мастере, мече Петра и о миссии Праведника.

И этого оказывается достаточно, чтобы, если не убедить, то хоть немного уменьшить напряжение и градус недоверия между ними. Изначально Лайя думала, что, скорее всего, Мария поведёт их в сторону Храма, но спустя полчаса они оказываются в подземных туннелях, что лабиринтом тянутся под кварталами Старого города. Лайя помнит, как в прошлом очень интересовалась ими, прочитав почти весь стеллаж в городской библиотеке, что был посвящён только лишь Иерусалиму. Но реальность, как и всегда, предстала совсем в другом свете.

В той части подземных туннелей, что проверены и обустроены, очень чисто, проведено электричество, построены специальные укрепления. Почти возле каждого поворота стоит мягкое кресло и небольшой столик, на котором небрежно разложены книги, некоторые из которых относятся к обычной художественной литературе. В коридорах им встречается очень мало посетителей, но даже те стараются прогуливаться небольшими группами с проводником.

Несмотря на довольно уютную атмосферу, если такое описание вообще уместно для подземных туннелей, здесь всё равно прохладно и сыро, из-за чего совсем недавний шрам на плече начинает болезненно пульсировать и ныть. Лайя тянется ладонью, пытаясь немного помассировать мышцы, чтобы хоть как-то облегчить боль, но у неё ничего не получается. Влад слышит одновременно болезненный и раздосадованный вздох и кончиками пальцев прикасается к плечу Лайи, ведя чуть выше к ключице, и прикосновения его на короткое мгновение снимают неприятные ощущения, теплом по телу распространяясь. Скорее всего, он использовал похожее заклинание, что и Ноэ во время их прогулки, но это не так важно. Лайя благодарно кивает, сжимая чуть ладонь Влада, но не отпускает, переплетая их пальцы. Она несколько минут прожигает спину Марии, идущей впереди них, напряжённым взглядом, раздумывая над чем-то, а потом наклоняется к Владу, специально понижая голос до шёпота.

— Орден Дракона, — вдруг произносит она, буквально физически ощущая удивление Влада, вызванное её предположением. — Что, если они восстановили Орден Дракона?

— По одной татуировке судишь? — чуть кривовато улыбается Влад, казалось бы, спокойно оглядываясь по сторонам, рассматривая высокие стены туннелей, но в глазах можно заметить слабый огонёк волнения. И Лайя понимает его, ибо находятся они в очень узких коридорах, в которых царит полутьма из-за слабого освещения, и она в который раз возносит благодарность кому только можно за то, что у неё нет клаустрофобии.

— Как много ты знаешь Орденов с символикой дракона? — спрашивает она, на что Влад лишь чуть выгибает бровь.

— Орден Зелёного Дракона в Японии, Орден Белого Дракона, в котором состоял Николай Второй, — начинает перечислять Влад так, словно отрывок из книги зачитывает, и Лайя пихает его в бок, на что он тихо смеётся.

— Абсолютно невыносимый.

— Абсолютно согласен, — на несколько минут между ними воцаряется тишина. — Орден Дракона, о котором ты говоришь, никогда по-настоящему не был связан с хранением священных артефактов или с религией в целом. Конечно, почти все его участники утверждали, и мой отец громче всех, что Орден сплотился для защиты церкви и отстаивания её идеалов. Но, на самом деле, это была попытка сплотить лидеров Восточной и Юго-Восточной Европы. Впрочем, ты это знаешь так же хорошо, как и я.

И пока Влад рассказывает ей об Ордене, в сознании Лайи проносятся отрывочные воспоминания из прошлого, когда Князь возвращался после очередного собрания, непривычно уставший, и рассказывал о том, что произошло. Она также помнит лёгкое удивление, когда узнала о том, что среди членов Ордена была и Барбара Цилли, супруга Короля Венгрии. Ведь в самом начале все очень строго относились ко вступлению новых людей, и изначально даже речи не могло идти о том, чтобы принять в ряды рыцарей женщин.

— А если окажется, что это действительно так? Что спустя столько веков Орден восстановлен?

— Тогда я очень удивлюсь, ибо время рыцарей давно прошло, — просто отвечает Влад, и в словах его чувствуется даже какая-то печаль.

За разговором они не замечают, как обустроенные туннели давно закончились, и теперь на смену им пришли лишь мрачные подземные коридоры, в хитросплетении которых можно потеряться в первые секунды. Но Мария ступает уверенно, легко, даже не задумываясь о том, куда именно нужно свернуть, словно карта нужной дороги выжжена в сознании. С момента их встречи она не произнесла ни слова, и это так напрягает, что в голове невольно возникают мысли о возможной ловушке, западне. Лайя неосознанно сжимает ладонь Влада в своей руке сильнее, на что он отвечает мягкой и спокойной улыбкой, словно бы говорящей, что пока она рядом с ним, ей не стоит вообще ни о чём беспокоиться.

Вдруг Мария сворачивает влево, и узкие коридоры внезапно остаются позади. И перед Владом и Лайей открывается просторное помещение, где царит приятная полутьма, которую рассеивают слабые огни свечей. Скорее всего, они прошли во всё ещё неисследованную часть туннелей, где до сих пор не провели электричество и куда не водят туристические группы. Мария проходит чуть дальше и останавливается возле дубовой двери, что по краям отделана металлическими вставками. Лайя чуть прищуривается и замечает сетку знаков на поверхности. И, скорее всего, это знаки енохианского языка, чья сила чаще всего используется для защиты.

Мария несколько раз стучит кулаком, делая между ударами паузы в пару секунд, что, вероятно, является специальным условным стуком. Она оборачивается в сторону Влада и Лайи, одаривая их немного нервной и взволнованной улыбкой, и тут же отворачивается, когда раздаётся протяжный скрип открываемой двери.

Когда они оказываются в просторной зале с высокими каменными стенами, на которых также виднеется причудливая паутина защитных символов, даже Влад не сдерживает поражённого вздоха. Внезапно, словно по чьему-то повелению, повсюду загораются свечи, и в свете их теперь отчётливо видны четыре арки, в проходах которых появляются фигуры в белоснежных плащах, тут же, будто по команде, опускающиеся на колени и склоняющие головы. И почему-то именно сейчас Лайе становится по-настоящему жутко. Влад таким же настороженным взглядом осматривает присутствующих, неосознанно кладя ладонь на рукоять кинжала, находящегося в набедренных ножнах.

— Нет поводов для беспокойства, Ваше Величество, — вдруг раздаётся глубокий и немного хриплый мужской голос. — Здесь никто не посмеет причинить вреда ни Вам, ни Вашей спутнице.