Часть 18 (2/2)

Лайя оборачивается к Владу, стоящему рядом, и даже немного удивляется его отстранённо-равнодушному выражению лица.

― Как думаешь, подделка? ― обращается он к Габриэлю, не отрывая взгляда от стеклянной витрины.

― Не могу так сказать. Нужно прикоснуться, чтобы точно определить, ― Габриэль чуть смущённо хмурится, словно признаваясь в собственной слабости.

― Что мешает на взгляд это сделать? ― спрашивает Лайя.

― Мои силы вернулись, но мне нужно время, чтобы вновь обрести над ними полный контроль, научиться заново пользоваться, ― немного раздражённо отвечает Габриэль, и Лайя понимает, что его также очень волнует отсутствие доступа к полному спектру собственных возможностей.

― Думаю, смотрителям и священнослужителям не придётся по душе наша просьба полапать местные священные реликвии, ― Лайя весело толкает Габриэля локтём в бок, вызывая у него кислую улыбку.

― Думаю, смотрителям и священнослужителям не придётся по душе наша просьба, ― перездразнивает её Габриэль, делая голос тонким и слишком высоким, тут же уклоняясь от очередного сильного толчка в бок. Влад рядом с ними лишь возводит глаза к небу в жесте бесконечной усталости.

― И одному из них больше тысячи лет, ― бормочет он, но в голосе его нет раздражения или нетерпения, лишь тепло и мягкость.

Габриэль подходит чуть ближе к стеклянной витрине, бросая короткие взгляды по сторонам, и незаметно кончиками пальцев прикасается к прохладному стеклу, прикрывая глаза. Лайя замечает золотые нити силы, опутывающие его запястья, пульсирующие в такт биению сердца.

Проходят секунды, плавно перетекающие в очень долгие и оттого ещё более мучительные минуты. Наконец, Габриэль открывает глаза, в которых огонь постепенно потухает, уступая яркому изумруду. Он отдёргивает руку, напряжённо сжимая ладонь в кулак.

― Я ничего не чувствую, ― глухо произносит он. ― Ни следа божественной силы. Пустота.

― Стоило этого ожидать, ― горько усмехается Влад, кладя ладонь на плечо друга, чуть сжимая, подбадривая, ибо тот ощутимо упал духом, когда понял, что перед ними лишь качественно сделанная подделка.

На удивление, Лайя не испытывает разочарования или какого-то отчаяния, нет. Возможно, потому, что она изначально не была уверена в том, что в Польше они найдут истинный меч Петра. А, возможно, когда из раза в раз сталкиваешься с ситуациями, что всегда идут не по плану, таят в себе подвох, уже постепенно привыкаешь к постоянно сопровождающему тебя чувству недоверия и готовишься к новым превратностям судьбы.

Лайя делает несколько шагов в сторону, бросая последний взгляд на стеклянную витрину, и тут же останавливается, замирая на месте. Когда она стояла сбоку, то её фигура заслоняла свет множества свечей, развешанных по стенам, но теперь, чуть отойдя, Лайя замечает едва виднеющиеся выгравированные знаки на рукояти меча. Она подходит ближе, вплотную наклоняясь к витрине, игнорируя взгляды окружающих ― предупреждающие смотрителей и вопросительные Влада и Габриэля.

Да, ей не показалось. Четыре строчки едва заметных символов, выжженных на рукояти меча, что со временем уже успели стереться, поэтому увидеть их можно только в непосредственной близости при очень ярком свете. Знаки больше напоминают собой иероглифы. Или же древние метки? Она не может точно сказать, но, повинуясь внутренней интуиции или же просто неутихающему чувству тревоги, достаёт из кармана пальто телефон и делает несколько снимков.

***</p>

Кровью обагрены стены и пол.

Алые разводы стекают по ликам святых, и сейчас они больше похожи на слёзы Небес, что оплакивают творящийся на земле хаос, оставляющий после себя лишь смерть и разрушения. Удивительный по красоте своей неоготический собор Лас-Лахас, что был возведён в горах в Колумбии, всегда ассоциировался со спокойствием, Божьим светом и благодатью, ниспосланными на грешную землю. И стены его неприступны, неприкасаемы для тёмных сил. Так было в прошлом. Но сейчас от непревзойденной красоты древнего храма остались лишь руины, обугленные каменные стены и залитые кровью изломанные иконы Святых.

Мастер проходит прогулочным шагом между каменными глыбами, с лёгкой улыбкой на губах наблюдая за растерзанными телами прихожан. Кровь невинных вязкими каплями стекает с его рук, но для него она ― долгожданное исцеление, насыщающее силой, дарующее столь необходимое ощущение величия. Ведь разве факт того, что ты способен собственными руками оборвать любую жизнь, что была дарована Творцом, не делает тебя Богом столь же могущественным и ещё более милосердным?

На месте, где раньше находился алтарь, сейчас стоят три креста, на которых распяты священники, что до последнего пытались бороться с Мастером, защищая древние иконы, своего Бога, которому давно до них нет никакого дела. Их ноги и руки точно так же прибиты к распятию, как и у Христа, и Мастер находит это символичным и одновременно ироничным. Мужчины всё ещё живы, что можно понять по тяжело вздымающихся грудях, но это всего лишь дело времени. И мысль об этом рождает на губах Мастера торжествующую улыбку.

Глупые, абсолютно глупые люди, что пытаются бороться против него. Что раньше, что сейчас до сих пор не могут понять ― величие силы, дарованной Князем Тьмы, невозможно превозмочь. Прими они её бесприкословно ― и стали бы на одну ступень с Высшими, познали бы, что такое настоящее могущество. Но нет. Слишком слабы. Слишком наивны. Слишком сильно надеются, что за их спинами стоит Господь. Как жаль, что позади них с каждым днём лишь разверзается огненная бездна.

Мастер опускается на колени, сводя ладони в молитвенном жесте, и прикрывает глаза. В этот же момент на земле и почти обрушившихся стенах загораются магические руны, и одно их наличие на месте древнего собора ― словно плевок в лицо Господу и Небесам.

― Ego, ut fidelis servus Magnum Principem Tenebrarum, obsecro vos<span class="footnote" id="fn_31561241_0"></span>, ― после этих слов символы начинают сиять зловещим алым пламенем, что жаром своим кожу опаляют до костей. ― Offero tibi sacrificium, ut signum de mea honore et reverentia<span class="footnote" id="fn_31561241_1"></span>, ― на телах мужчин тут же появляются такие же руны, что выжжены адским огнём. Стоны боли и страдания, переходящие в сокрушительный крик, разносятся по всему лесу, эхом отдаваясь, но они знают, что на помощь им никто не придёт и спасения ждать неоткуда. ― Ostende nobis tua est fortitudo et potentia, dic nobis de principio novum orbem, et de reditu de Tenebris Dominus<span class="footnote" id="fn_31561241_2"></span>.

Мастер чувствует, как магия рун непроницаемым куполом его обволакивает, оседая на плечах, проникая под кожу, впитываясь в кровь, прокрадываясь к сердцу, ледяным холодом выбивая воздух из лёгких. Он начинает дышать тяжелее, ощущая, как боль яркими вспышками ослепляет. Знаки подпитываются его силой, жизненной энергией, отчего сиять начинают ещё сильнее, пламенем своим затмевая само солнце. На теле появляются глубокие кровоточащие раны, и кровь густой лужицей собирается возле его колен, но Мастер лишь сильнее стискивает челюсть, подавляя крик агонии. Он чувствует, как магия символов начинает буквально разрывать пространство, образуя очертания портала между двумя мирами. До слуха доносятся торжествующие вопли демонов и проклятых душ, что так сильно желают выбраться на свободу, утолить свой извечный голод и жажду хаоса. Он поднимает голову, и, когда встречается взглядом с глазами, в которых плещется чистая тьма, Мастер изо всех сил подавляет дрожь ужаса.

***</p>

Аннабель помнит, как в прошлом, сидя в кабинете Влада и наблюдая за тем, как он работает с кучей бумаг и документов, она не переставала удивляться самому факту, что ему приходится вообще заниматься этим. Влад тогда сказал, что порой ему кажется, что вести бой и вырабатывать стратегию сражения гораздо легче, чем иметь дело с бумажной волокитой. Аннабель тогда лишь посмеялась, но сейчас, когда разбирает кучу прошений, докладов и заявлений подданных её Короля, ей не до смеха. Раньше Влад всегда занимался этим сам: не потому, что не доверял своему советнику, а скорее из-за того, что хотел лично разбираться даже в самых малейших проблемах и конфликтах, что возникают на его землях. Поэтому у Аннабель всегда было максимально смутное представление о масштабах таких завалов.

Она устало откидывается на широкую спинку стула, неприятно морщась, ибо раны на ладонях и запястьях отдаются болезненной пульсацией, которая лишь усиливается с каждым часом. На белоснежных бинтах вновь проступают бледно-красные капли, и Аннабель с горечью понимает, что следы от енохианских символов будут заживать очень долго и медленно.

Она тяжело выдыхает сквозь стиснутые зубы и собирается вернуться к работе, как до слуха доносятся тяжёлые шаги, приближающиеся к дверям кабинета Влада. Через минуту они отворяются, и на пороге появляется Ноэ в сопровождении молодой женщины.

― Ваше Величество, ― приветствует её Аннабель, поднимаясь со своего места, склоняя голову, но в жесте нет ни капли почтения, и гостья понимает это, холодно улыбаясь в ответ на такое проявление неуважения.

Эйвон. Правительница Королевства Авэрис.

Как и каждый из девяти Тёмных Королей, в одежде она придерживается цветов своего Королевства. Для Авэриса это бордово-красный. Поэтому её королевский наряд представляет собой длинное платье, приталенное с помощью узкого кожаного пояса. Лиф его, что цветом своим напоминает безлунную ночь, переходя в юбку, плавно меняет оттенок на тёмно-красный, напоминающий багровые реки крови, шлейфом тянущиеся за Королевой. Она лёгким, преисполненным особого изящества движением скидывает с точеных плеч накидку, расшитую сияющими в свете свечей рубинами, и присаживается в кресло возле стола. Эйвон ладонью подпирает подбородок, чуть наклоняя голову, и иссиня-чёрные волосы волнами сниспадают на спину и грудь. Ей приходится постоянно откидывать их назад, но единственная серебряная прядь выбивается из причёски. Алые глаза Королевы с интересом и какой-то затаённой завистью осматривают кабинет Влада, и Аннабель кажется, что на секунду в них загорается яростный огонь ненависти, который, впрочем, тут же исчезает, сменяясь вежливой холодностью и отстранённостью.

― Здравствуй, Аннабель. Рада видеть тебя, ― Королева чуть приподнимает уголки губ в едва заметной улыбке, но Аннабель лишь качает головой, прекрасно понимая, что она лжёт.

― Какими судьбами, Ваше Величество? ― Аннабель откидывается на спинку стула, скрещивая руки на груди. Краем глаза она замечает, как Ноэ присаживается рядом с Эйвон. Он выглядит, на удивление, усталым, измождённым, и Аннабель чуть хмурится. Плащ мага небрежно распахнут на груди, и рубашка под ним расстёгнута на несколько пуговиц.

― Только что закончился Совет Правителей, ― небрежно-скучающим голосом начинает Эйвон, постукивая ногтями по ручке кресла. ― Все готовятся к ближайшей войне и возвращению Князя. Королями принято решение о подготовке армий каждого Королевства. Влад не присутствовал, и многие уже знают о том, что он открыто выступил против Мастера и Соннелона. Как только все будут готовы, первым, кто попадёт под удар, окажется Влад.

― Пришли его предупредить? С чего бы это? ― не удерживается от вопроса Аннабель, ведь прекрасно помнит, как в прошлом конфликт между Владом и Эйвон чуть ли не перерос в кровавую войну.

― Не всё ли равно? ― улыбается Королева, обнажая ряд белоснежных зубов, и улыбка её больше хищный оскал напоминает. Аннабель ничего не отвечает, лишь ненавязчиво кладёт ладонь на эфес меча, и Эйвон это замечает. ― Мне не нужна война, Аннабель. Ни мне, ни моему народу. Если есть возможность предотвратить её, то я воспользуюсь этим.

Ноэ рядом с ней недоверчиво фыркает, взмахивая ладонью, словно отбрасывая ответ Эйвон, как ненужный мусор.

― Ой, да брось, к чему весь этот бред, в который ты сама не веришь? ― Ноэ поворачивается к Королеве, и на губах его играет издевательская ухмылка. ― Все мы прекрасно осведомлены, что ты, как и твоё Королевство, существуешь только потому, что Влад пока позволяет тебе это. Ты ставишь на него, потому что знаешь, на что он способен. Ну, и потому, что если ты сделаешь неверный шаг в сторону, то Его Величество превратит твои земли в ничто.

Аннабель кажется, что Эйвон вот-вот бросится на Ноэ, ибо горящие алым пламенем глаза и сжатые в тонкую линию губы источают ярость и ненависть столь сильные, что при желании весь мир могут потопить. Но Королева быстро успокаивается, и на секунду Аннабель становится её даже жаль, ведь она действительно ничего не может сделать. Руки связаны стальными путами, и нацепил их как раз-таки Влад. Конфликт их берёт своё начало ещё в те времена, когда Влад только восходил на престол, и тогда ему приходилось не только очищать Лимб от Низших демонов, но и отстаивать границы своих земель от посягательств других Правителей, среди которых была и Королева Эйвон.

Она медленно поднимается со своего места, словно изо всех сил пытается держать себя в руках, понимая, что находится в проигрышном положении, и желая сохранить хотя бы крохи собственного достоинства. Она подходит чуть ближе к Ноэ, кончиками пальцев прикасаясь к его подбородку, чуть поглаживая щеку, заставляя посмотреть на себя, и в движении этом чувствуется нечто тёмное, грязное, собственническое, что заставляет волну злости подняться в груди Аннабель. Она прикусывает до крови нижнюю губу, чтобы сдержать яростное рычание, и с ужасом понимает, что то, что она испытывает, так сильно похоже на… ревность? Да, ревность. Жгучая, неотвратимая, затопляющая сознание, вытесняющая любые мысли. Но самое отвратительное в этой ситуации то, что она не имеет никакого права на эту ревность.

― Какой проницательный, ― шепчет Эйвон, взгляд её становится томным, и в нём загораются хитрые огоньки. Но Ноэ на это отвечает лишь холодной и до жути острой улыбкой, будто бы говорящей: «Я прекрасно знаю, в какую игру ты пытаешься со мной играть. Я последую твоим правилам, но стоит тебе отвернуться и ослабить внимание, как я с удовольствием вырву твоё проклятое сердце». И Эйвон это понимает как никто другой. Ни с Ноэ, ни с Владом не стоит затевать игры или какие-либо манипуляции, потому что оба в начале могут дать тебе ощущение преимущества, а потом разорвать на куски с вежливой улыбкой на губах. Именно поэтому Королева ничего не может сделать. Именно поэтому вынуждена придерживаться стороны Влада, тем самым идя против Совета. Именно поэтому она ничего больше не говорит, молча выходя из кабинета.

― Хитрая стерва, ― презрительно выплёвывает Ноэ, поворачиваясь к Аннабель, и тут же замирает на месте, когда замечает, сколь яростным огнём пылают золотые глаза. Он внимательно всматривается в её лицо и замечает во взгляде нечто едкое, отчаянное, болезненное, что горечью на языке остаётся. ― В чём дело?

― Веришь ей? ― просто спрашивает Аннабель, тут же беря себя в руки, скрывая свои истинные эмоции за прекрасно отточенной маской равнодушия и отстранённой заинтересованности.

― Ни на секунду, ― сразу же отвечает Ноэ, качая головой. ― Она на нашей стороне, пока ей это выгодно. Но есть же поговорка среди людей: держу друзей рядом, а врагов ещё ближе, или как-то так, ― на секунду Ноэ задумывается, словно пытается что-то решить для себя. ― Что я увидел в твоём взгляде? Что это было? Ревность? ― Аннабель ничего не отвечает, но по тому, как темнеют её глаза, а ладони до побелевших костяшек сжимаются в кулаки так сильно, что на повязках проступает ещё больше крови, он понимает, что попал в точку. ― Да брось. Между нами ведь ничего нет.

И после этих слов Ноэ прикрывает глаза, прикусывая губу, понимая, что сказал лишнее, но, на самом деле, он хотел всё объяснить, искоренить любые сомнения, что ядовитыми цветами распускаются в душе Аннабель. Он не знает, почему, но для него это оказалось чем-то очень важным. Словно где-то в глубине души он понимал, что если не решит эту проблему прямо сейчас, то те хрупкие нити доверия между ними будут просто уничтожены.

Аннабель долгое время молчит, со слабым интересом наблюдая за сменяющимися эмоциями на лице Ноэ.

― Почему ты это сказал? Почему начал всё объяснять, оправдываться? ― вдруг спрашивает она, и голос её глухой, тихий, почти на грани шёпота. ― Ты ведь не должен этого делать точно так же, как и я не должна и не имею права тебя ревновать. Мы ничего друг другу не обещали. И ты мне не принадлежишь.

«И никогда не будешь принадлежать. Не так, как я бы этого хотела», ― повисают в воздухе невысказанные слова, но Ноэ всё равно понимает. И на секунду он серьёзно задумывается: а каково это ― принадлежать кому-то? Что чувствуешь, отдавая человеку своё сердце, вверяя собственную жизнь в чужие руки, когда, возвращаясь, знаешь, что тебя ждут, что примут и позаботятся, подарят своё тепло, не прося ничего взамен. Каково это ― быть нужным кому-то? Необходимым настолько, что разлука смерти подобна, что даже мысль о взглядах и прикосновениях других вызывает отвращение, что готов дотла весь мир сжечь, лишь бы она была в безопасности. Каково это ― любить и быть любимым?

Ноэ видит, как Аннабель снова возвращается к документам, отворачиваясь, закрываясь, надевая непроницаемую маску холодного равнодушия, и магу хочется подойти к ней, встряхнуть за плечи, спросить о том, что они делают друг с другом, почему постоянно балансируют на грани, и ни один из них не решается шагнуть навстречу? Хотя ответ на последний вопрос он и сам знает. Потому что оба боятся. Боятся боли, разочарования. Боятся сблизиться слишком сильно, ведь потом будет просто невыносимо вырывать из сердца эту привязанность.

Демон хочет ещё что-то сказать, но в конце коридора раздаётся оглушительный треск, и Аннабель с Ноэ одновременно оборачиваются в сторону шума. Они оба поднимаются со своих мест, направляясь к помещению, где хранится та самая магическая сфера, с помощью которой можно отслеживать колебания тёмной энергии в мире. Ноэ распахивает массивные двери коротким движением руки и тут же замирает на месте. Алые всполохи магии ударяют молниями по стенам, из-за чего воздух начинает трещать от напряжения, становится густым и словно бы жарким, опаляющим кожу. Если раньше таким цветом были окрашены отдельные участки, то теперь абсолютно все линии пульсируют кроваво-красной энергией.

― В чём дело? ― тихий голос Аннабель эхом отдаётся от стен, и она уже знает ответ на свой вопрос.

― Четвёртая печать взломана, ― тяжело выдыхает Ноэ, ладонью устало проводя по лицу. ― Он призвал Всадника. Там, где больше всего концентрируется энергия, место призыва.

Аннабель внимательно вглядывается в тонкие линии и не сдерживает поражённого вздоха, когда действительно замечает сильную пульсацию где-то в северной области Южной Америки.

― Это же Колумбия, ― Аннабель озадаченно хмурится, словно пытаясь мысленно воссоздать полную картину происходящего, и когда у неё это получается, лицо искажается в выражении бесконечной муки. ― Господи, церковь Лас-Лахас. Использовал силу священной земли, чтобы призвать эту тварь.

Аннабель тут же резко разворачивается на месте, направляясь к выходу из залы, и Ноэ ловит её за запястье, когда она уже подходит к дверному проёму.

― Что задумала? ― спрашивает Ноэ, и голос его звучит предупредительно-угрожающе, заставляя любого несколько раз подумать перед тем, чтобы что-то сделать или сказать. У Аннабель за долгие века успел выработаться иммунитет к этому тону.

― Отправлюсь туда. Там ведь могут быть люди, которым, возможно, нужна помощь, ― Аннабель пытается вырвать руку из цепкой хватки демона, но тот лишь сильнее сжимает пальцы на бледной коже. ― Отпусти меня, Ноэ.

― Нет, никуда ты не пойдёшь, ― в глазах мага загорается угрожающе-изумрудное пламя, и Аннабель понимает, что тот не задумываясь применит силу, чтобы удержать её. ― Ничем ты им не поможешь. Всадник уже пришёл на эти земли, и изменить ты ничего не сможешь. Всех спасти у тебя не получится.

― Если так, то чем мы лучше Мастера и Соннелона? ― злобно шепчет Аннабель, притягивая к себе Ноэ за воротник плаща. На секунду он опешивает, когда оказывается к ней так близко, смотря в золотые глаза, что подёрнуты пеленой слёз. ― Чем мы лучше тех тварей, против которых боремся? Хоть раз в жизни перестань быть законченным мудаком, Локид.

Аннабель вырывает руку из сильной хватки Ноэ и вихрем выбегает из комнаты. Он несколько секунд провожает взглядом её удаляющуюся спину, чувствуя, что чем дальше она уходит, тем сильнее становится тревога, неутихающим пожаром полыхающая в груди. Её благородство, обострённое чувство справедливости и желание всех спасти, жертвуя собой, ― то, что всегда восхищало и раздражало его в равной степени сильно. Никогда не думает о себе в первую очередь, что постоянно заканчивается бедой. А Ноэ устал видеть её раненной и находящейся на грани жизни и смерти. Именно поэтому, не сдерживаясь в матерных выражениях, он решает последовать за ней.

***</p>

― Это наверняка что-то важное.

Лайя уже почти сорок минут стоит возле распечатанных фотографий, что сейчас развешаны на стене их номера в отеле. На них крупным планом видна рукоять меча с выжженными строчками странных символов. Лайя кончиками пальцев проводит по изображению, борясь со стойким ощущением, что уже видела эти знаки. Чувство столь невесомое, смутное, раздражающее, мельтешащее на задворках сознания.

― Я бы предположил, что это енохианский язык, но многие символы не похожи на привычные, ― задумчиво добавляет Габриэль, становясь за левым плечом Лайи.

― Потому что они стёрты, а если попробовать дописать? ― предлагает Влад.

Он берёт чистый лист бумаги и ручку со стола и подходит к стене, увешанной фотографиями. Основная трудность состоит в том, что в енохианском языке есть много похожих друг на друга символов, смысл которых зависит лишь от контекста. Половина знаков почти стёрты, но их написание не является единственной проблемой, потому что, внимательнее вчитавшись в строки, Габриэль понимает, что порядок слов во фразах также нарушен. Трудно сказать, сделано ли это специально или тот, кто писал, обладает довольно слабыми знаниями языка. Да это и не важно. Спустя несколько часов, успев несколько раз крупно поспорить, у Влада и Габриэля получается восстановить выжженные надписи на эфесе.

― Гении просто, ― восхищённо выдыхает Лайя, смотря на получившийся текст, а потом поворачивается к Габриэлю. ― Сможешь теперь перевести его?

― Думаю, да, ― несколько минут он ничего не говорит, лишь губы его шевелятся в безмолвном шёпоте. ― Войдёшь ты в город этот на рассвете, дабы увидеть главнейшее из чудес на свете. Дракон на запад путь тебе проложит и тайну сокровенную изложит. Стена та пропитана слезами, ведь люди молятся у ней годами.

― Что за бред? ― одновременно произносят Влад и Лайя, обмениваясь смущёнными взглядами.

― Загадка, ― задумчиво произносит Габриэль, всё ещё вчитываясь в получившиеся строки. ― Скорее всего, тот, кто у кого находится оригинал меча, оставил такую подсказку.

― Зачем кому-то это делать? Если ты забрал меч, то какой смысл оставлять что-то, что может помочь его найти? ― Лайя чувствует, как боль начинает медленно пульсировать в висках, грозя просто расколоть голову надвое.

― Никакого, если ты не собираешься потом хранить этот меч для конкретного человека, ― предполагает Габриэль, и его мысль очень даже похожа на правду.

― Допустим. Но как его найти, если нет даже названия города?

― Стена та пропитана слезами, ― повторяет задумчиво Влад, заинтересованно наклоняя голову вбок, собираясь с мыслями. ― Неужели Стена Плача?

― Та, что в Москве находится? ― Габриэль поворачивается к Владу, но тот лишь качает головой.

― Нет, здесь сказано, что дракон проложит путь на запад, ― Лайя пальцем прослеживает строку, но внезапно замирает, когда ей приходит в голову идея. ― Может быть, Западная Стена?

― Значит, меч Петра находится в Иерусалиме, ― делает вывод Влад, обмениваясь многозначительными взглядами с Габриэлем, который сокрушённо качает головой.

― Не вздумай, ― предупреждает он Лайю, выставляя указательный палец, на что она многозначительно улыбается.

― Очень сильно сомневаюсь, что он остался в Иерусалиме, ― припоминает Лайя его недавнюю фразу, на что Габриэль устало закатывает глаза, поражённо кивая, мысленно готовясь к тому, что шутки по этому поводу будут преследовать его ещё несколько дней точно.

Их возможный спор прерывает громкий хлопок, на который все трое сразу же оборачиваются. В воздухе загорается яркая изумрудная вспышка, и Влад быстро выхватывает небольшой клочок бумаги, на котором написана лишь одна короткая фраза. Лайя видит, как напряжённо вытягивается лицо Влада, и чувствует, как страх медленно затмевает любые мысли и чувства.

― Что случилось? ― спрашивает она, подходя ближе, кладя ладонь на плечо мужчины.

― Ноэ прислал сообщение. Четвёртая печать взломана.