Часть 16 (1/2)

Ибо Господь Бог ничего не делает,</p>

не открыв Своей тайны рабам Своим,</p>

пророкам.</p>

Амос 3:7.</p>

После слов Аннабель в комнате воцаряется напряжённая тишина, прерываемая лишь завываниями ветра за окном и треском догорающего в камине огня. Габриэль тут же поднимается на ноги и становится рядом с Владом, обмениваясь с ним короткими взволнованными взглядами. В каждом его движении чувствуются сила и готовность действовать, и Аннабель на секунду кажется, что она успевает заметить в изумрудных глазах отблеск полыхающего пламени, несокрушимой мощи.

― Объяснишь, что произошло? ― первой подаёт голос Лайя, поднимаясь с каменного пола. Голос спокойный, ровный, но губы сжаты в тонкую линию, и это единственное, что выдаёт обуревающее её волнение. Она подходит к двери и плотно закрывает её, справедливо опасаясь, что кто-то может услышать предстоящий разговор. А возможно, просто не хочет, чтобы их потревожили.

Ноэ, всё это время молча стоящий в дверном проёме, перехватывает взгляд Лайи, чуть приподнимая брови в немом вопросе. И, видимо, девушка прекрасно понимает его, потому что утвердительно кивает, кладя ладонь на плечо мужчины, чуть сжимая, тепло и благодарно улыбаясь. Влад замечает их молчаливый диалог, но ничего не говорит, обращая всё своё внимание на Аннабель, начинающую заметно нервничать в присутствии Габриэля.

― Это всё из-за магической сферы, за которой я наблюдала эти несколько дней, ― слегка сбивчиво начинает Аннабель, благодарно кивая, когда Влад делает короткий жест рукой, приглашая её присесть. ― Энергетические линии окрасились красным. Я предположила, что, скорее всего, выброс Тёмной силы, случившийся после взлома последней печати, как-то влияет на мир людей. Так и оказалось, ― на этих словах Аннабель достаёт из внутреннего кармана пальто сложенную пополам газету и кладёт на столик.

Влад осторожно разворачивает её, краем глаза замечая, как Габриэль и Лайя, став по обе стороны от хозяина замка, заинтересованно вчитываются в текст. На главной странице изображена фотография разрушенного здания, а под ней ― красочное и детальное описание того, как из-за серии землетрясений и последовавшего за ними цунами многие прибрежные города и территории сейчас находятся в бедственном положении, будучи практически полностью разрушенными. Лайя чувствует, как лишь от одного заголовка перехватывает дыхание, и в ужасе зажмуривается, не в силах смотреть на кадры превращённых в руины зданий и раненых людей.

― Это происходит по всему миру, ― продолжает Аннабель. ― Сначала пронеслась волна вспыхнувших военных конфликтов, ярости, агрессии, что ударила по экономике стран, теперь же климат, меняющийся быстро и непредсказуемо. Я боюсь, что это только начало.

― Что-нибудь слышно о Мастере? ― спрашивает Влад, и Габриэль рядом с ним заметно напрягается.

― Нет, ничего.

― Призыв всадника требует колоссального количества не только физических, но и душевных сил, ― внезапно включается в разговор Ноэ, присаживаясь рядом с Аннабель, которая по-детски нелепо пытается избегать его взгляда и не обращать внимания на то, как близко он к ней находится. ― Ты используешь для этого древнюю могущественную магию, что буквально разрывает на куски и выворачивает наизнанку твою душу. Нужно время, чтобы восстановиться, и это хорошо, потому что у нас есть фора.

― Стойте, я не успеваю, ― Лайя устало проводит ладонью по лицу, внезапно понимая, что нормально не спала уже почти два дня. ― Кто такой Мастер?

Лайя чуть хмурится, когда видит, как после её вопроса Влад и Габриэль обмениваются напряжёнными взглядами, словно ведя безмолвный спор друг с другом.

― С ним я заключил сделку шестьсот лет назад, ― ровным безжизненным голосом отвечает Влад, и лишь появившаяся в глазах вспышка неутихающей ярости, что раскалённой лавой бежит по венам, выдаёт истинные чувства. ― Из-за договора, заключённого между нами, мы не можем причинить вред друг другу или, тем более, убить. Все эти годы я пытался найти способ как-то обойти этот пункт, разорвать цепи кровавого соглашения, но безуспешно.

― Он также является первым человеком, ставшим одним из Тёмных, что даёт ему дополнительную защиту, ― замечает Аннабель, откидываясь на спинку дивана.

― Тёмных? ― переспрашивает Лайя, заостряя внимание на этом, потому что вспоминает, как Влад упоминал о Тёмном мире, но не вдаваясь в подробности.

― Нужен краткий экскурс для новоприбывших, ― губы Ноэ растягиваются в усмешке, но в ней, на удивление, нет какого-то снисхождения или упрёка, а только лёгкая усталость. ― Читала Данте? ― Локид дожидается утвердительного кивка и продолжает: ― В своей «Божественной комедии» он представил Ад в виде девяти кругов, уходящих вглубь земли. Ну, он был одновременно очень близок и непозволительно далёк от истины. Тёмный мир действительно разделён на девять отдельных владений, если будет угодно, но мы называем их королевствами, во главе каждого из которых стоит Высший Тёмный.

― Что их отличает от обычных демонов? ― задаёт очередной вопрос Лайя. Краем глаза она замечает, как Влад напряжённо поджимает губы, отводя взгляд в сторону, словно ему неприятно даже слушать их разговор о Тёмном мире. Он подходит к окну, отодвигая тяжёлые шторы и впуская в комнату слабые лучи солнца, что изо всех сил пытается вырваться из плена свинцово-серых туч.

― Их статус. Видишь ли, почти все падшие раньше были воинами Небесного гарнизона, слугами Творца. Когда Люцифер восстал, его сторону приняли не только обычные ангелы, но и архангелы, херувимы, серафимы, даже престолы. Горячая тогда вечеринка была. Наш пернатый друг не даст соврать, а? ― Ноэ издевательски подмигивает Габриэлю, из-за чего тот сразу же вспыхивает, сжимая ладони в кулаки до побелевших костяшек. На кончиках его пальцев пляшут алые искры, и Аннабель заметно напрягается, бросая предупреждающий взгляд в сторону мага.

― Не забывайся, демон. Ты о моей семье говоришь, ― холодно и отрывисто произносит Габриэль, с каждым словом словно нанося смертельную рану. И Лайя внезапно вспоминает свой разговор с профессором Ричардсом.

Архангелы всегда были одними из самых могущественных и грозных воинов Небес. Их сила абсолютна, а власть неоспорима.

И сейчас, глядя на то, как медленно изумруд глаз Габриэля сменяется неистовым огнём, как всполохи пламени окутывают его ладони, а воздух в комнате тяжелеет и наэлектризовывается из-за едва сдерживаемой мощи, Лайя в очередной раз убеждается в правдивости слов историка.

― Твоя игра мускулами не впечатляет, ― Ноэ с неподдельным равнодушием встречает озлобленный взгляд Габриэля, но Лайя понимает, что такое спокойствие обманчиво.

― Хватит, ― внезапно произносит Влад. Сталь и холод в его голосе тут же остужают пламя разгорающегося конфликта. Лайя едва заметно вздрагивает от неожиданности, ведь сейчас перед ней стоит тот самый Великий Тёмный Король, лишь чьё имя внушает ужас и рабскую покорность в сердца демонов.

― Возвращаясь к тому, что сказал Ноэ, у которого, к сожалению, между словами и мыслями нет фильтра, ― Аннабель переводит на Локида красноречивый взгляд, словно ожидая, что тот начнёт спорить, но Ноэ лишь раздражённо вздыхает. ― Вместе с Люцифером были изгнаны многие престолы, херувимы, и в Тёмном мире они возглавили все девять королевств, долго и упорно выстраивая верхушку власти. Мастер же не является Высшим демоном, но он обладает внушительной силой и занимает особое место в иерархии падших.

― И теперь он взламывает печати? Те самые печати, которые сдерживают Дьявола? ― Лайя дожидается молчаливого кивка Аннабель и тяжело выдыхает. ― Но почему?

― Потому что идиот, ― внезапно произносит Влад, всё это время не принимающий какого-либо участия в разговоре. ― Будучи человеком, он хотел показать всем силу, что способна даровать величие, могущество, стать равным Богу, но народ не понял его, не принял такой путь. И теперь Мастер уверен, что освобождение Князя Тьмы положит начало новому миру, не осознавая, что после этого конец наступит не только человеческому роду, но и демонам.

― Поэтому нужно уничтожить его, ― произносит Габриэль, не обращаясь ни к кому конкретно. ― Всё это время он находился на несколько шагов впереди, но сейчас у нас есть время, чтобы выяснить, как именно одолеть эту тварь и отправить к своему хозяину.

― И не забывайте про Соннелона, ― подаёт голос Ноэ, встречаясь с вопросительным взглядом Лайи. ― Один из Высших, кто покровительствует Мастеру. Именно из-за него, его защиты и магии мы не можем обнаружить нашего нарушителя покоя или отследить его энергию. Пока Соннелон жив, к Мастеру мы не подступимся.

― И что-то мне подсказывает, что обычным оружием его не убить, ― задумчиво тянет Лайя, и Влад немного грустно улыбается.

― Если не ошибаюсь, Соннелон раньше был Престолом, ― Влад встречается с внимательным взглядом Габриэля, и тот лишь кивает, подтверждая предположение друга. ― И это очень усложняет дело, потому что я сомневаюсь, что вообще существует оружие, способное уничтожить того, кто обладает такой мощью.

― Существует, ― внезапно объявляет Габриэль, чувствуя, как после этих слов внимание всех присутствующих обращается только к нему. ― Жезл Аарона. И если ты, Ноэ, сейчас спросишь что-то вроде «деревянная палка может убить одного из Высших Тёмных?», я выжгу твой не в меру болтливый язык.

Габриэль переводит в сторону Локида предупреждающий взгляд, в котором явно читается угроза медленной и мучительной смерти. И Ноэ вскидывает ладони вверх, а на лице его появляется выражение оскорблённой невинности, но, судя по хитрым огонькам, пляшущим в каре-голубых глазах, он собирался выразиться ещё более хлёстко.

― На Земле ещё с незапамятных времён во многих храмах, святилищах, церквях хранятся священные предметы, обладающие огромной силой, ибо они отмечены дланью Господа, ― объясняет Габриэль, прикрывая глаза и сводя ладони в молитвенном жесте, словно полностью погружаясь в собственные воспоминания. ― С течением времени их осталось, к сожалению, очень мало, и потому сейчас их оберегают с особым трепетом. Жезл Аарона ― одна из таких благословлённых реликвий. Многие ошибочно считают его символом власти, но он всегда олицетворял собой… жизнь? Да, жизнь, дарованную людям Творцом.

― Значит, те легенды, которые рассказывают о чудесах, что можно сотворить с помощью этого жезла, правдивы? ― спрашивает Лайя, сталкиваясь со скептическим взглядом Ноэ, в котором явно читается что-то вроде «и ты туда же?».

― Не совсем, ― качает головой Габриль. ― Я знаю, что во многих текстах очень красочно и подробно описывается, как с помощью своего жезла Аарон исцелял раненых, возвращал к жизни мёртвых, меняя реальность лишь силой мысли. Но, на самом деле, особенность этого посоха заключена в благословении Бога, в древних символах, которые тот нанёс на рукоять, и именно в них ― могущество самих Небес, ― Габриэль видит, как в карих глазах Лайи неподдельный интерес омрачается лёгким разочарованием, и не сдерживает мягкого смешка. ― Да, всё оказалось гораздо проще. Что может победить смерть и тьму? Лишь жизнь и свет. Так было всегда. Это правило равновесия.

― Допустим на одну минуту, что древний посох может помочь нам уничтожить Соннелона, ― Ноэ скрещивает руки на груди, обводя комнату отсутствующим взглядом, словно собираясь с мыслями. ― Но где нам сейчас его искать? Сомневаюсь, что такой серьёзный артефакт, если верить твоим словам, хранится в обычном храме или церкви.

― Я могу лишь предположить, ― немного неуверенно начинает Габриэль, и Лайя впервые слышит в его голосе смущение. ― Скорее всего, он находится вдали от человеческих глаз, постороннего присутствия. Там, куда очень трудно добраться. Это место должно очень хорошо охраняться, и найти его невозможно, если ты не знаешь точно, что ищешь.

― Как же я ненавижу вот такие тайны, пазлы, ― едва слышно ворчит Аннабель, откидываясь на спинку дивана и устало прикрывая глаза. ― Неужели нельзя облегчить жизнь и себе, и другим?

― Возможно, это какая-то пещера, находящаяся где-нибудь на другом конце света? ― выпаливает Лайя, высказывая просто случайную догадку, тыча наугад пальцем в небо.

― Или же гробница, ― внезапно поддерживает её Влад, задумчивым взглядом наблюдая за догорающим пламенем в камине. ― Например, место захоронения самого Аарона.

― Слишком просто, ― пренебрежительно фыркает Ноэ.

― Тогда ты и займёшься поисками, ― предлагает Влад, улыбаясь Локиду так, словно бросая негласный вызов.

― Слово Короля ― закон, ― Ноэ отвешивает шуточный поклон Владу, но Лайя замечает хищный блеск в глазах мага. И вызов этот он принимает скорее из собственного упрямства, нежели чем из-за веры в правдивость рассказа Габриэля.

― Хорошо, возможно, решение одной проблемы мы нашли, ― немного неуверенно начинает Лайя. ― Но что будем делать с Мастером?

― Здесь всё гораздо сложнее, ― задумчиво тянет Габриэль, нервно постукивая пальцами по ручкам кресла. ― Он всегда представлял опасность не только для людей, но и для Небес. У меня была возможность уничтожить его, как и у моего брата, но нам отдали приказ не вмешиваться, не трогать его.

― Он нужен не только Тёмному миру, но и ребятам сверху? ― полувопросительно-полуутвердительно произносит Лайя, и Габриэль тут же щёлкает пальцами, ибо она только что озвучила то, что волнует его слишком долго.

― Я тоже так думаю, и это, к сожалению, очень похоже на правду, ― соглашается Габриэль. ― И мне кажется, нам нужна помощь. Помощь того, кто всегда говорит от лица Бога, кто знает его замыслы и мысли.

― Ты говоришь о пророках? ― Влад старательно игнорирует вопросительные взгляды Ноэ и Аннабель. Он чувствует росток сомнения, расцветающий в груди ядовитыми шипами, ибо не верит до конца в то, что хоть кто-то из пророков сейчас жив, учитывая, что в прошлом на них открывали охоту все, кто только был способен.

― Пророки? ― глухим голосом переспрашивает Лайя, больше пытаясь убедиться, что слух её не подводит. Она чувствует боль, набатом бьющую в висках, и прикрывает глаза, дрожащими от усталости пальцами сжимая переносицу. Тусклый свет, отбрасываемый слабым сиянием свечей, расставленных по всей комнате, внезапно становится нестерпимо ярким, разжигая очаг боли.

Влад видит, как морщится Лайя, как устало выдыхает сквозь стиснутые зубы. Он в несколько широких шагов преодолевает расстояние между ними, садясь рядом. Хозяин замка осторожно, с особой нежностью прикасается к запястью Лайи, отнимая ладонь от лица, и кончиками пальцев прикасается к её вискам. Она не сдерживает едва слышного короткого облегчённого стона, когда чувствует приятный холод его прикосновения, после которого боль отступает. Лайя лицом зарывается в шею Влада, и мужчина бережно обнимает её за плечи, ближе к себе прижимая, красноречиво выставляя кулак вперёд ровно в тот момент, когда Ноэ собирается отпустить очередное саркастичное замечание.

― Батарейки садятся, ― признаётся Лайя, тихо шепча, ибо не хочет, чтобы кто-то ещё услышал, стал свидетелем её слабости. И Влад это понимает, неосознанно притягивая ещё ближе к себе, кутая в объятиях, склоняясь чуть ниже, губами едва касаясь щеки, отчаянно желая как можно скорее остаться с ней наедине.

― Я знаю, душа моя, потерпи ещё немного, а потом я отнесу тебя в спальню, и ты сможешь, наконец, отдохнуть, ― едва слышно выдыхает Влад. И Лайя в ответ что-то неразборчиво бормочет, отчего мужчина тихо смеётся. Влад кивает Габриэлю, на что тот понимающе улыбается, возвращаясь к теме их беседы.

― Да, пророки говорят лишь устами Бога, хранят и оберегают его замыслы, поэтому каждому из них покровительствует кто-то из Небесного гарнизона, ― на секунду Габриэль замирает, и в глазах его мелькает что-то близкое к сожалению и скорби. ― И именно из-за этого пророки всегда были гонимы, постоянно находились в опасности. Но если кто и ведает тайны Небес, то только они.

― И как найти хоть кого-то из них? ― тихо и немного неуверенно спрашивает Аннабель, словно не до конца доверяет этой затеи. И, если честно, Габриэль её опасения понимает.

― Никак, имена всех существовавших и живущих по сей день пророков выжжены вот здесь, ― на последних словах Габриэль указательным пальцем касается своего виска, немного грустно усмехаясь.

***</p>

Стоит Лайе переступить порог комнаты, как у неё тут же перехватывает дыхание в груди из-за того, насколько в помещении холодно. Она досадливо поджимает губы, когда понимает, что совершенно забыла закрыть окно перед своим уходом, впустив ледяные порывы ветра, что разметали исписанные листы бумаги на столе. Лайя подходит к подоконнику и закрывает форточку, на секунду устало прислоняясь лбом к стеклу, чувствуя, как головная боль и слабость постепенно отступают, но тут же сменяются столь непривычным волнением. Она оборачивается и мягко улыбается, когда встречается взглядом с омутом голубых глаз.

Влад стоит совсем рядом, прислонившись спиной к каменной стене. Он не отрываясь наблюдает за Лайей, следя за каждым её движением, чуть склонив голову набок, и на губах его расцветает нежная улыбка. С самой их первой встречи каждый раз, когда они оставались наедине, Влад постоянно одёргивал себя, запрещая задерживать на ней взгляд чуть дольше, чем это позволено правилами приличия, не желая смущать Лайю, ведь тогда он для неё был лишь незнакомцем и разделяли их строгие рабочие отношения. Он мог лишь украдкой любоваться её плавными движениями, блеском и согревающим огнём карих глаз, трогательным румянцем, расцветающим на бледных щеках в те моменты, когда она чем-то увлечена, шёлком волос, что постоянно крупными кудрями ниспадают на плечи и спину. Каждый раз стоило ему только услышать её голос, заливистый смех, обжигающая волна тепла окутывала сердце, согревая душу, возвращая к жизни, рассеивая извечную тьму. И тогда Влад понимал, что даже если она не вспомнит его, если и в этой жизни им не суждено быть вместе, ему хватит лишь тех коротких, украденных у судьбы мгновений, когда он мог просто находиться рядом. Поэтому сейчас мужчина до сих пор не может до конца поверить, что он может спокойно подойти к Лайе, прикоснуться к её руке, провести кончиками пальцев по щеке, лицом зарываясь в густые локоны, всей грудью вдыхая родной запах цветов и свежести. И во взгляде её он встретит теперь лишь бесконечное тепло и нежность, которых ему так сильно не хватало всё это время.

Лайя видит, как в глазах Влада разгорается неистовое пламя, в котором сгорают все те века, что он жил без неё, и она чувствует, что готова просто рухнуть на колени, не выдерживая столь сокрушительной силы этих чувств.

Боже, как же я соскучился по тебе.

Лайя не решается сказать хоть что-то, потому что не уверена, что голос её не дрогнет, не сорвётся, поэтому она просто протягивает ладонь. И Влад всё понимает. Он преодолевает расстояние между ними в несколько быстрых и широких шагов, обхватывает её руку, поднося их переплетённые пальцы к губам, покрывая горячими поцелуями бархатную кожу. Влад чуть отстраняется лишь для того, чтобы обхватить лицо Лайи ладонями, лбом прислоняясь к её лбу, жарким дыханием опаляя чуть приоткрытые от волнения губы. Он медленным взглядом обводит горячий румянец на щеках, карие глаза, пылающие лихорадочным огнём, пухлые губы, на которых всё ещё виднеются маленькие ранки из-за того, что Лайя в моменты тревоги постоянно их искусывает до крови.

― Чистейшая красота, ― выдыхает Влад, и в голосе его столько благоговения, неподдельного восхищения, что Лайя чувствует, как тяжёлый ком подступает к горлу. Она осторожно кладёт одну ладонь на талию Влада, обнимая, прижимая как можно ближе к себе, а другой проводит по спине, отмечая, как медленно расслабляются напряжённые мышцы под её рукой, как мужчина подаётся навстречу каждому прикосновению, ощущая, как сильно он изголодался по её объятиям. Влад чуть поджимает губы, зажмуриваясь, и Лайя встревоженно хмурится:

― Что? Что такое?

― Шестьсот лет существования без тебя, ― беспомощно, на грани отчаяния шепчет Влад, не открывая глаз, и в голосе его столько боли и скорби. ― И все прожитые века никакого значения не имеют.

Лайя видит, как тьма прошлого и горечь потерь пытаются заставить Влада сорваться в бездну, и она становится на цыпочки, преодолевая то ничтожное расстояние между ними, и оставляет короткий поцелуй в уголке его губ, и Влад задерживает дыхание, замирая.

― Теперь я рядом с тобой. И мы можем начать всё заново, ведь у нас появился ещё один шанс. Заново узнать друг друга. Заново научиться любить друг друга, ― сбивчиво шепчет Лайя, и Влад жадно ловит каждое её слово, чувствуя, как медленно исцеляется израненное и истерзанное одиночеством сердце. ― Знаешь, я смогла увидеть Ингераса, поговорить с ним в последний раз. Он так сильно похож на тебя. Мы были возле озера, у которого все вместе любили отдыхать. И он попросил меня передать тебе одну важную вещь, ― Лайя немного отстраняется лишь для того, чтобы иметь возможность смотреть в глаза Владу. ― Он всегда любил тебя и никогда не злился. Ты боролся за нашу семью и смог отстоять её, поэтому не смей больше ни в чём винить себя.

Влад ничего не говорит, лишь тихо выдыхает сквозь стиснутые зубы, словно впервые за долгое время сбрасывает с себя многовековую ношу, что мёртвым грузом на плечах лежала. Имя сына зажигает в груди яркий огонёк света, что рассеивает тьму внутри, заставляя её беспомощно скалиться и озлобленно рычать. Каждое воспоминание о своей семье Влад бережно хранит и лелеет, и, возможно, это единственное, что не дало ему сойти с ума за всё то время, проведённое в холодной беспросветной бездне собственного отчаяния.

― Поцелуй меня, ― внезапно судорожно шепчет Влад, и в голосе столько нужды, тоски, что сердце сжимается от боли. Его горящий взгляд мечется по лицу Лайи, словно не может насмотреться на неё, не до конца верит, что она с ним. ― Прикоснись, прижми к себе. Хочу убедиться, что это реально. Прошу тебя.

И больше слов не нужно.

Лайя осторожно, с невыразимым трепетом касается губ Влада, вовлекая его в медленный долгий поцелуй, и мужчина не может сдержать тихого стона. Он баюкает её лицо в ладонях так бережно и нежно, с удовольствием ощущая, как Лайя впивается пальцами в его плечи, всем телом в него вжимаясь, словно хочет стать единым целым. Влад никуда не торопится, растягивая долгожданный момент их близости, наслаждаясь каждой секундой, чувствуя, как лишь от одной мысли, что он вновь может касаться её губ, дрожь удовольствия пронизывает всё его существо. В поцелуе Влада нет силы, напора, страсти ― лишь бесконечная нежность, любовь и почитание, словно он к своему личному божеству прикасается. Хотя так и есть. И Лайя чувствует это в каждом его прикосновении, в малейшем движении губ. И сердце, как и прежде, удар пропускает. Она на секунду отстраняется, переводя дыхание, и Влад слепо тянется за ней, будто задохнётся, если только выпустит из своих объятий.

Лайя мягко улыбается ему, зарываясь лицом в шею Влада, и внутри становится так спокойно и легко.

― Расскажи мне, ― внезапно шепчет Влад, почему-то не решаясь говорить громче. ― Расскажи мне всё.

И Лайя сразу понимает его.

Она рассказывает ему о родном городе, воспоминания о котором до сих пор вызывают лишь самые приятные эмоции; рассказывает о том, как впервые взяла в руки кисточку и карандаш и практически сразу поняла, с чем она хочет связать свою жизнь; рассказывает о своей семье. Когда Лайя произносит имя младшей сестры, пелена слёз застилает глаза и рыдания сотрясают тело. И в этот момент Влад без слов притягивает её к себе, обнимая крепко, позволяя, наконец, выплеснуть ту боль, что сердце долгие годы терзает. Лайя сбивчиво рассказывает ему о случившемся, утыкаясь лицом в шею, в сжатых кулаках комкая мягкую ткань рубашки, но Влад ничего не говорит, лишь прижимает ещё ближе, горячими поцелуями покрывая лицо, губами горькие слёзы собирая, словно пытается её страдания себе забрать. И Лайе впервые после смерти Милли становится чуть легче.

Она рассказывает ему об учёбе в университете, о том, как долго и упорно пришлось бороться с собственной семьёй за право заниматься тем, что она любит, о спонтанном желании уехать из Англии, о встрече с Николае, о новой работе, в которой она смогла найти долгожданное успокоение. Влад слушает её, не перебивая, и Лайя благодарна ему, потому что раньше не осознавала того, как сильно ей нужно было просто рассказать об этом, облечь собственные страхи и тревоги в слова. И разговор этот забирает у неё слишком много сил как моральных, так и физических, поэтому Лайя сама не замечает, как засыпает, удобно устраиваясь на груди Влада. Да и сам хозяин замка ощущает, как каждая клеточка тела наливается свинцовой усталостью, но не позволяет себе даже на минуту прикрыть глаза. Всё это время он наблюдает за Лайей, мягко перебирая пальцами густые пряди волос, обнимая крепче, когда ей снится очередной кошмар. В эти моменты он губами прикасается к её щеке, виску, дожидаясь, пока она полностью не расслабится в его руках.

***</p>

Однажды кто-то из известных поэтов назвал Бухарест «городом счастья», и сейчас, спустя несколько месяцев проживания в Румынии, Лайя, наконец, понимает, почему. Наверное, это один из немногих европейских городов, который смог сохранить с особым трепетом и почтением всё великолепие средневековых храмов и церквей, где в каждом кирпиче, малейшей трещинке на стене таится неизгладимый след прошлого, важных исторических событий. Городские парки, поражающие воображение своей красотой, так и манят посетить их, пройтись среди живописных фонтанов, высоких деревьев, чьи широкие кроны спасают в жаркий день, ладонью провести по изумрудной зелени постриженных кустов. Узкие улочки, аккуратно выложенные камнем, влекут своим спокойствием, уютом и обещанием спасти тебя от быстрого темпа городской жизни.

Когда они проезжают мимо Румынского Атенеума, Лайя не может удержаться от восхищённого вздоха. И на какое-то мгновение она абсолютно забывает о том, с кем на встречу они едут, что именно собираются обсуждать, и тьма, нависшая над всеми, на секунду развеивается, позволяя полностью раствориться в той особенной атмосфере, что присуща только лишь Бухаресту.

― Нам нужна улица Бузешти. Куда ты едешь? ― внезапно раздаётся одновременно смущённый и чуть раздражённый голос Габриэля. Он настороженно вглядывается в мелькающие пейзажи за окном, едва заметно хмурясь, словно пытается вспомнить эти места.

― Всё правильно, ― спокойно отвечает Влад, не отрывая взгляда от дороги перед ним. И Лайя в очередной раз не может отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, как легко и профессионально Влад водит машину. Надо будет как-нибудь спросить о том, кто учил его вождению. ― Мы сможем быстрее приехать, если поедем через бульвар Дачия.

― Думаешь? Почему ты вообще навигатором не пользуешься? ― не успокаивается Габриэль, и Лайя коротко усмехается, когда замечает красноречивый взгляд Влада, что тот бросает в сторону друга.

― Мне это не нужно. Мой навигатор здесь, ― и на этих словах мужчина прикасается указательным пальцем к виску.

― Тогда я бы не полагался слишком сильно на правильность маршрута, учитывая, что твоему навигатору уже шестьсот лет, ― философски замечает Габриэль, подпирая подбородок ладонью, и только забавные и хитрые огоньки в ярко-зелёных глазах выдают его. ― Уверен, что он исправен?

― Я тебя сейчас выброшу из машины, и дальше ты пойдёшь пешком, ― Влад делает обманчиво резкое движение рукой, словно правда пытается открыть пассажирскую дверь, и Габриэль тут же оборонительно выставляет ладони вперёд, но не удерживается от шутливого толчка в плечо друга.

Лайя, наблюдая за перепалкой мужчин, не сдерживается от тихого смеха, чувствуя, как в груди растекается обжигающая волна тепла. Она вспоминает, как в прошлом, собираясь по вечерам в кабинете Влада, они точно так же обменивались безобидными шутками друг с другом, делились новостями, обсуждая произошедшие за день события, попутно решая определённые вопросы. И в такие моменты она как никогда сильно ощущала, что вот её место, рядом с ними, рядом с её семьей.

― Знаешь, Габриэль, уж кому-кому, но точно не тебе говорить о возрасте, ― задумчиво тянет Лайя, и Габриэль видит в стекле заднего вида, как она красноречиво приподнимает брови, издевательски улыбаясь.

Влад, не отрывая взгляда от дороги, тут же протягивает ладонь, и Лайя осторожно отбивает её, дав ему пять, из-за чего мужчина тихо, но искренне смеётся. И остаток дороги они проводят под преувеличенно обиженные восклицания Габриэля, не перестающего стенать о «предательстве единственных друзей».

Когда машина останавливается возле небольшого полуразрушенного строения, которое очень трудно назвать домом, Лайя не удерживается от вопросительного взгляда, но Влад лишь кивает, подтверждая, что они на месте. Он подходит к ней ближе, беря за руку, переплетая пальцы, словно чувствует, как волнение и паника медленно, но верно одерживают верх с каждым их шагом ко входной двери.

Габриэль несколько раз дёргает дверной молоток, с опаской оглядывая хилое строение, словно боясь, что стоит слегка дотронуться до каменной стены, и оно сразу рухнет, словно карточный домик. Лайя прислушивается, но по ту сторону двери не раздаётся ни звука, и в голове мелькает короткая мысль, что, возможно, они пришли ровно в тот момент, когда хозяин решил выйти. Но спустя несколько минут раздаются шаркающие шаги, хриплый кашель, и дверь отворяется, являя на свет бледное, измученное лицо мужчины, пытающегося одновременно завязать свой потрёпанный халат и пригладить спутанные тёмные волосы.

― Всё думал, когда же вы придёте, ― вместо приветствия произносит он, оглядывая своих гостей хмурым взглядом, и тут же замирает на месте, когда замечает Габриэля. ― А Вас здесь быть не должно.

Лайя и Влад взволнованно переглядываются, и она чувствует, как мужчина тут же напрягается, словно готовится к битве с неизвестным врагом.

― Еремиас Розенберг? ― всё же решается спросить Лайя, словно часть её всё ещё сомневается, что перед ними тот самый пророк, о котором с потаённым уважением и восхищением говорил Габриэль.

― Он самый, ― Еремиас отвешивает короткий поклон, что выглядит особенно нелепо и неуместно, учитывая его «парадный» костюм. ― Можете не представляться ― я знаю, кто вы, ― мужчина задумчиво почёсывает щетинистую щеку, будто сомневаясь: стоит ли ему пригласить своих незваных, но ожидаемых гостей или просто выставить их. ― Ладно, вы можете проходить, ― он кивает Лайе и Габриэлю. ― Но у вашего друга могут возникнуть проблемы. На стенах моей квартиры нанесены защитные символы, оберегающие от Тёмных.

Влад ничего не произносит в ответ, лишь чуть приподнимает бровь в издевательски-снисходительном жесте. Он демонстративно медленно переступает порог, не сводя пристального взгляда с Еремиаса, чьё лицо с каждой секундой всё сильнее вытягивается от удивления. На секунду воцаряется гробовая тишина, прерываемая лишь шумом машин на улице.