Часть 13 (1/2)

Нет больше той любви,</p>

Как если кто положит душу свою</p>

За друзей своих.</p>

От Иоанна 15:13.</p>

― А вечер перестаёт быть таким уж скучным.

Влад переводит тяжёлый взгляд в сторону Габриэля, и тот примирительно поднимает ладони вверх. Хозяин замка поднимается с дивана, подходя к камину, чтобы подбросить оставшиеся дрова, ибо огонь успел заметно ослабнуть. Лайя внимательно и немного встревоженно наблюдает за ним, понимая, что Владу и Габриэлю придётся гораздо тяжелее, чем ей, ведь они должны будут вновь вернуться к событиям прошлого, что до сих приносят слишком много душевной боли. Габриэль перехватывает взволнованный взгляд Лайи и ободряюще улыбается, кивая в сторону кресла, стоящего рядом с кофейным столиком.

― Значит, ты всё же приняла решение, ― произносит, наконец, Влад, поднимаясь на ноги и подходя к дивану, садясь напротив Габриэля.

― Устала бегать от самой себя, ― коротко произносит Лайя, чуть пожимая плечами, видя, как на губах Влада появляется немного печальная улыбка, словно он не уверен до конца насчёт того, что именно чувствует. Он так сильно хотел рассказать ей всё, помочь вспомнить прошлое, вспомнить их, но сейчас, когда она сама говорит, что готова узнать правду, Влад ощущает нечто похожее на липкий страх, ведь это означает, что назад дороги больше не будет. Но, несмотря на это, в душе просыпается абсолютно эгоистичное радостное предвкушение, ведь она снова вернулась к нему.

― Что ты видела? ― спрашивает Влад, локтями упираясь в колени и сводя ладони в молитвенном жесте.

― Я уже рассказывала Ле… Габриэлю, ― Лайя откидывается на спинку кресла, прикрывая глаза, ибо так гораздо легче сосредоточиться. ― Эти воспоминания очень обрывочные и непоследовательные. Я видела вас двоих. Всё происходило в этом замке, в комнате, освещённой множеством свечей. Я… Мирена перевязывала рану Габриэля. Вы говорили о нападении.

Влад кивает, тяжело сглатывая, сразу понимая, о каком именно моменте идёт речь. Он переводит взгляд на Габриэля, задумчиво постукивающего кончиками пальцев по ручке кресла.

― Мы нашли шлем турецкого лазутчика в лесу. Металл был искорёжен так, словно его растерзал зверь, ― начинает он, отводя взгляд в сторону, полностью погружаясь в события прошлого. ― Влад предположил, что поблизости находится целый отряд, поэтому мы решили всё проверить. Судя по тому, где именно были обнаружены следы присутствия турок, прятались они, скорее всего, в ущелье в скале, находящейся чуть дальше от лесной чащи. Мы направились туда, и в результате я чуть головы не лишился.

― Если бы ты не геройствовал понапрасну, угрозы для твоей головы не было бы, ― мрачно замечает Влад, полоснув острым взглядом, в котором явно читается упрёк.

― Позволю себе напомнить, что геройствовал я, прикрывая твою неблагодарную задницу, ― оскорблённо парирует Габриэль, и глаза его на секунду загораются огнём праведного гнева.

― Моя задница в этом не нуждалась, всё было под контролём.

― Как насчёт того, чтобы продолжить ваш высокоинтеллектуальный спор позже? ― внезапно громко предлагает Лайя, перекрикивая мужчин, бросая в сторону Габриэля предупреждающий взгляд, когда тот возмущённо подаётся вперёд. Влад тихо смеётся, благодарно кивая Лайе. ― Что произошло в той пещере?

― На нас напало существо, заточённое там на протяжении нескольких веков, ― продолжает Влад, чуть хмурясь, вспоминая голые стены пещеры, переломанные кости несчастных, что забрели туда, и холодный мрак, в котором таилось порождение тьмы. ― Тогда я не хотел, чтобы об этом узнал народ, потому что поднялась бы паника, а ситуация с османами и так была слишком напряжённой.

― У Султана были вопросы по поводу пропавших солдат? ― делает предположение Лайя, наклоняясь вперёд, подпирая ладонью подбородок.

― У него не было никаких вопросов или сомнений, потому что он сразу обвинил меня в их исчезновении, ― пожимает плечами Влад, словно говоря, что в этом нет ничего удивительного. ― Спустя некоторое время он отправил своих подданных для очередного сбора дани.

После последних слов Влада Лайя тут же вскидывает голову, щёлкая пальцами, словно вспоминая что-то.

― Я видела! Это произошло во время праздника. Мы все были в огромном зале, Димитру произнёс тост, а потом пришли они, верно? ― Лайя переводит взгляд с Габриэля на Влада, отмечая, как обоим тяжело вспоминать события, произошедшие после пира.

― Да, они забрали дань и сообщили о том, что Султан вновь призывает наших детей на свою службу. Ты видела то, что произошло потом? ― Лайя отрицательно качает головой, чувствуя, как неприятный ком подступает к горлу. ― Я отправился к Мехмеду, чтобы в лучшем случае уговорить его, в худшем ― обменяться.

― И у тебя получилось? ― неожиданно тихо спрашивает Лайя, с ужасом замечая во взгляде Влада, обращённом к ней, столько вины и сожаления, что в них запросто утонуть можно.

― Нет.

***</p>

Карета останавливается посреди широкой равнины, где царствуют беспощадные ветра, пронизывающие своим холодом. Стоит Мирене только ступить на землю, как ледяная волна выбивает весь воздух из лёгких. Она подносит ладонь к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце, но не из-за превратностей погоды, а из-за грозящей вот-вот обрушиться беды, которая и так несколько дней висит над её семьёй дамокловым мечом.

Мирена подходит к Владу, стоящему чуть поодаль, замечая, как судорожно рука сжимает эфес меча. Княгиня прослеживает его взгляд и едва заметно вздрагивает, когда видит приближающийся отряд турецких солдат. Мирена неосознанно делает шаг вперёд, чувствуя, как начинает попросту задыхаться от сдавливающих горло подступающих слёз. Она поворачивается к Владу, в глазах которого при виде боли супруги загораются бессильная злость и отчаяние.

― Ты обещал, что этого не случится. Ты же поклялся мне, ― произносит Княгиня, и шёпот её, взволнованный, сбивчивый на грани истерики, режет по сердцу лучше любого лезвия меча. Она хватается за край алого плаща Влада, пальцами судорожно сжимая плотную ткань. ― Когда ты просил моей руки, ты помнишь, что я тебе сказала?

― Ты ответила отказом, ― выдыхает Влад, видя, как горячие слёзы прочерчивают солёные дорожки на бледной коже Мирены.

― Именно, потому что я знала, какая судьба ждёт княжеских сыновей. Но ты сказал, что если я люблю тебя, то должна верить. Я люблю тебя!

― Так верь мне, ибо я принёс тебе клятву! ― твёрдо произносит Влад, прижимая ладонь Мирены к своей груди.

Краем глаза Влад замечает, как Габриэль подходит ближе, становясь за плечом своего Князя и не сводя напряжённого взгляда с турецких солдат, которые с куражащимися улыбками наблюдают за разворачивающейся трагедией. Каждый раз, когда до слуха его доносится очередной взрыв издевательского смеха, изумруд глаз Габриэля сменяется яростным пламенем, а ладонь со всей силой сжимает эфес меча.

― Мирена, прошу тебя, ― Габриэль протягивает руку, прикасаясь к запястью Княгини, кончиками пальцев в успокаивающем жесте поглаживая ладонь. ― Ты знаешь, что будет, если не принять их условия.

Мирена одаривает Габриэля жёстким взглядом, и тот невольно замирает из-за того, сколь сильная холодная ярость бушующим огнём пылает в карих глазах. В них нет больше привычной нежности, мягкости и согревающего света ― лишь едкая злость и готовность бороться за свою семью, даже если это будет стоить ей собственной жизни. Мирена смиряет его преувеличенно-спокойным взглядом, осторожно отнимая свою ладонь, словно показывая, что ссориться с близким человеком она не хочет, но и трогать её сейчас не стоит. Каждое неосторожное движение может заставить маску самообладания, выстраиваемую с таким трудом, покрыться трещинами. Поэтому Габриэль чуть склоняет голову в жесте бесконечного почтения, прикладывая ладонь к сердцу.

― Я не позволю тебе этого сделать, ― тихо, но уверенно произносит Мирена, переводя пристальный взгляд в сторону Влада. Она видит в родных голубых глазах ту же боль, что не пожелаешь ни одному родителю, у которого собираются отнять ребёнка. Мирена прекрасно понимает, что Князю вдвойне тяжело принимать решение, и всё равно верит, верит вопреки, верит страстно, всю душу отдавая. И Влад читает это в её взгляде, в пелене слёз, застилающих глаза, в побелевших от напряжения пальцах, сжимающих край его плаща.

Влад осторожно разжимает цепкую хватку, делая несколько шагов вперёд, но тут же замирает на месте, когда слышит голос сына. Ингерас выходит из кареты, проходя мимо Мирены и Габриэля, не сводящих с него изумлённых, но оттого не менее встревоженных взглядов.

― Пап, стой, ― мальчик подбегает к отцу, хватая его за руку, и Влад чувствует, как сильно он дрожит, сколь ощутимый страх читается в глазах, но голос из-за этого даже не дрогнул. ― Всё в порядке. Я справлюсь. Ты ведь гордишься мной?

― Ты даже представить себе не можешь, как сильно, ― и лицо Ингераса тут же светлеет, когда он слышит слова Князя, полные восхищения и любви. В этот момент парень понимает, что сможет преодолеть, приспособиться, одержать верх, не потерять себя, потому что отец в него верит и ни на секунду не сомневается в его стойкости.

Сжимая пальцы сына в собственной ладони, Влад слышит сдавленный полустон-полувздох, наполненный болью и отчаянием, сорвавшийся с губ Мирены, которой приходится бессильно наблюдать за удаляющейся фигурой сына, чувствуя, как от сердца остаются лишь кровавые ошмётки.

Князь вместе с сыном подходит ближе к турецким солдатам, и Влад подавляет в себе слишком сильное желание закрыть Ингераса собой, забрать, увезти, спрятать, когда он видит взгляды подданных Султана, в которых едкая насмешка переплетается с жаждой крови.

― Ты сделал мудрый и правильный выбор, ― одобрительно кивает командир отряда. Он делает секундную паузу, и в чёрных глазах загорается недобрый огонь, заставляющий Влада на секунду замереть, словно в ожидании удара, новой атаки. ― Если честно, мы немного разочарованы, ибо ожидали гораздо большего сопротивления от тебя.

И это становится тем самым триггером, после которого исчезают все мысли и чувства, оставляя место лишь первобытной ярости и жажде крови.

Влад напряжённо выпрямляется, ощущая, как каждую клеточку тела наполняет та самая злость, что всегда ведёт тебя в бою, заставляя идти вперёд, вгрызаясь в глотки своих врагов. Та самая злость, что вытесняет даже страх. Та самая злость, которая просыпается лишь тогда, когда пытаются силой забрать что дорого сердцу, протянуть когтистую лапу, посягая на то единственное и священное, что у тебя есть.

Князь оборачивается, встречаясь взглядом с карими глазами супруги, и сердце пропускает удар, ибо в них он помимо боли и бессильного отчаяния видит веру столь яркую, сильную, трепетную. Веру в него, в его силы, мудрость и в то, что он сможет бороться за свою семью. Осознание этого что-то переворачивает в душе, и Влад понимает, что если уступит сейчас, то предаст не только самого себя, но и Мирену, женщину, благодаря которой он всё ещё жив, женщину, которая подарила ему семью и придала смысл его жизни. Князь переводит взгляд на Габриэля, и тот на секунду хмурится в замешательстве, но тут же лицо его озаряет понимание того, что собирается сделать Влад. И Габриэль едва заметно кивает и сжимает эфес меча, словно говоря, что какой бы шаг тот ни сделал, он последует за ним.

Влад чуть наклоняется к Ингерасу, баюкая его лицо в ладонях, вглядываясь в голубые глаза напротив, в которых застыл вопрос.

― Беги к маме, ― тихо, едва слышно шепчет Влад, не обращая внимания на то, как от удивления вытягивается лицо сына. Тот хочет что-то спросить, но Влад едва заметно качает головой. ― Прямо сейчас.

Влад дожидается, пока Ингерас не оказывается в объятиях Мирены, а потом одним молниеносным движением обнажает меч, нанося первый удар.

***</p>

― Ты ведь знал тогда, что начинаешь войну с огромной Империей, ― шумно выдыхает Лайя, чувствуя, как начинает задыхаться лишь от одной мысли об этом. ― И всё равно пошёл на это.

― Да, ― просто и коротко отвечает Влад, глядя прямо перед собой, и в глазах его всё ещё мелькают обрывки воспоминаний, призраки прошлого, что терзают бессмертную душу на протяжении нескольких веков. ― Я прекрасно всё понимал, Лайя, и полностью осознавал, что назад дороги не будет, ― на секунду Влад замолкает, словно собираясь с силами, на мгновение прикрывая глаза. ― Я поклялся защищать ценой собственной жизни тебя и нашего сына, ― он поворачивается в сторону Лайи, и, встречаясь с его взглядом, пылающим голубым огнём, она понимает, что для Влада клятва, данная своей семье, является причиной его существования, основой бытия. И стоит лишь подумать об этом, как тело окутывает волна тепла и нежности. ― Мой отец не был готов бороться, а я пообещал себе, что не повторю его ошибок.

Габриэль тянется вперёд, кладя ладонь на плечо Влада, чуть сжимая, даря другу ободряющую улыбку. И в жесте этом столько тепла и любви, ведь он тогда ни секунды не сомневался в решении своего Князя, становясь за его плечом, прикрывая, оберегая, даря поддержку и веру, и лишь за это Влад готов был сражаться до конца, пока сердце ещё бьётся в груди.

― Но как ты смог противостоять Султану и его армии? ― спрашивает Лайя, непонимающе хмурясь, но когда замечает, как темнеют глаза Влада, осознание обрушивается холодной волной, выбивая весь воздух из лёгких. ― Боже, не говори, что ты отправился к той пещере.

― Да, именно это он и сделал! ― щёлкает пальцами в воздухе Габриэль, одаривая хозяина замка взглядом, в котором отчётливо читается «это было твоим самым идиотским поступком, после которого всё покатилось в бездну».

― После того происшествия в пещере я решил больше узнать о твари, что таится там. Что-то я узнал от Габриэля, что-то ― от священника, который достал для меня старинные рукописи, в которых эта нечисть описывалась как древнее существо, чья сила и жестокость может стирать с лица земли целые армии, ― безжизненный голос Влада заставляет Лайю внутренне напрячься, ибо видеть его таким ― потерявшимся в собственной тьме ― невыносимо. Лайя тянется вперёд, прикасаясь кончиками пальцев к ладони мужчины, одним касанием словно говоря, что всё в порядке, что он больше не один. ― Я знал, что проиграю войну с османами, что мне нечего им противопоставить. Я искал силу, способную помочь сокрушить врагов, и нашёл её.

― Ты поклялся мне не возвращаться туда больше, ― спокойно замечает Габриэль, не обвиняя, но Влад всё равно вспыхивает: