Часть 11 (2/2)

― Да, и ни он, ни кто-либо из легиона не будут вмешиваться, ― тяжёло произносит Габриэль, ощущая ярость Влада, яркой вспышкой ментальной силы заполняющую всё вокруг.

― Почему? ― Влад пытается говорить спокойно, но злость, полыхающая внутри, всё равно чувствуется в каждой букве. ― Как только будет взломана последняя печать, на земле воцарится Ад, начнётся война.

― Которая, судя по всему, кому-то нужна на Небесах, ― резко и слегка отрывисто заканчивает Габриэль. Он быстро отводит взгляд, но Влад успевает заметить в глубине его глаз болезненное осознание того, что события прошлого вновь повторяются. Ведь тогда он также был вынужден идти против своей семьи, пытаясь защитить от проведения и предначертания судьбы тех, кого любил. Вот и сейчас, судя по всему, ему придётся снова действовать вразрез планам Творца. Габриэль бросает быстрый взгляд в сторону Влада, замечая глубокую задумчивость и тяжёлую тревогу, читающуюся в нахмуренной морщинке между бровями и плотно сжатых губах. Он сразу понимает, о ком сейчас думает его друг. ― Она в порядке.

Влад моментально вскидывает голову, чуть наклоняясь вперёд, внимая каждому слову Габриэля с особым вниманием, раньше даже не задумываясь о том, как сильно он хотел услышать о той, о ком душа болит уже несколько сотен лет.

― Мы разговаривали сегодня утром, и это была довольно тяжёлая беседа для нас обоих, ― Габриэль устало потирает шею, до сих пор вспоминая прерывистый шёпот Лайи, её голос, дрожащий от слёз, и болезненную пустоту в карих глазах. ― Я поступил неправильно, начал давить, пошёл на поводу у своих же слабостей. Но увидеть её после пробуждения было сродни…

― Эйфории.

Габриэль вскидывает голову, встречаясь взглядом с лихорадочно блестящими голубыми глазами, и коротко кивает, ничего не отвечая, понимая, что ни одни слова всех языков этого мира не смогут точно описать тот ураган чувств и эмоции, что ощущает он, находясь с Владом и Лайей.

Внезапно острое чувство тревоги окатывает сознание ледяной волной, заставляя резко вздрогнуть, жадно ловя ртом воздух из-за сильного волнения. Габриэль тянется ладонью к груди, ощущая, как сила огненными вспышками собирается на кончиках пальцев, реагируя на состояние своего хозяина. Влад замечает встревоженное состояние друга и обеспокоенно хмурится. Он подаётся вперёд, протягивая руку, показывая, что в любой момент готов помочь, поддержать, не дать упасть во тьму. Габриэль тяжело поднимается на ноги, подходя к окну, опираясь ладонью о каменную стену, не сводя глаз с линии горизонта и чернильно-хмурого неба.

― В чём дело? ― спрашивает Влад, становясь за спиной друга.

Несколько мгновений Габриэль молчит, прикрыв глаза и прислушиваясь к собственным чувствам.

― Я чувствую тёмную магию, собирающуюся в центре города.

***</p>

Она ступает по земле, чувствуя, как обжигающе-ледяные порывы ветра оставляют морозные поцелуи на лице, пробираясь под одежду. Ступает медленно, выверяя каждое движение, ощущая, как сила, дремавшая на протяжении многих тысячелетий, сонно щурится, заинтересованно приподнимаясь, сбрасывая оковы долгого и тяжёлого сна. Она с неподдельным интересом оглядывается вокруг, наслаждаясь красотой и величием современных сооружений, священных храмов, старинных музеев, хранящих свидетельства самых ярких моментов истории. Но сейчас, прогуливаясь по главной улице Брашова, замечает, что у многих магазинов, лавочек, офисных зданий выбиты стёкла, разрисованы стены, выломаны двери. Прохожие, понемногу высыпающие на улицу с наступлением нового рабочего дня, с опаской и затаённым страхом озираются вокруг, словно боятся, что события прошедших дней повторятся снова, страшатся стать свидетелями очередной трагедии, волны безумия, что уже и так беспросветной тьмой опускается на землю.

Она смотрит на творения рук человеческих и понимает, что будет даже жаль, когда этот мир поглотит уничтожающее пламя Ада. Жадно впитывает эмоции и душевные терзания людей, проходящих мимо: по-детски невинная радость ребёнка, которому купили новую игрушку; едва сдерживаемые слёзы девушки, переживающей расставание с любимым человеком; с трудом скрываемое отвращение мужчины, которому приходится с широкой улыбкой на лице жать руку тому, кого он искренне презирает; едкая зависть и закоренелая боль в глазах пожилой леди, наблюдающей за группой подростков. Все эти чувства представляют собой энергию столь сокрушительную и неистовую для вечно голодной души демона, что она еле сдерживается, чтобы сыто не облизнуться, когда оказывается в водовороте чужих переживаний и мыслей.

Она останавливается напротив городского музея Брашова, чуть склоняя голову вбок, словно мысленно решая для себя: стоит ли зайти внутрь или двинуться неспешным шагом дальше. Внезапно она замечает рабочую машину, на которой можно различить знак службы, отвечающей за электробезопасность жилых помещений. Губы её растягиваются в предвкушающей улыбке, что больше похожа на голодный оскал хищника, только вышедшего на охоту.

Она цепким взглядом следит за мужчиной, который сейчас достаёт из машины все нужные инструменты, ещё раз проверяя оборудование и собственную готовность к диагностике электросистемы, о которой его уже давно просил директор местного музея. Он сначала не замечает молодую женщину, что быстрой тенью оказывается у него за спиной, и испуганно вздрагивает, когда ощущает прикосновение ледяной ладони к плечу. Резко оборачивается, встречаясь взглядом с чёрными, напоминающими больше беззвёздное ночное небо глазами и хищной улыбкой. Губы, растянутые в зверином оскале, позволяют заметить острые клыки. Мужчина завороженно наблюдает за незнакомкой, чувствуя, как неприятная дрожь пробирает всё тело, а смутное ощущение тревоги подбирается к сердцу. Он невольно оступается, когда женщина вытягивает руку, кончиками пальцев прикасаясь к его щеке, обжигая кожу мёртвенным холодом.

― Не бойся, ― голос её очень трудно описать каким-либо одним словом, ибо он одновременно мелодичный, но с явной грубой хрипотцой, тихий, но твёрдый и уверенный, больше подходящий пожилой леди, нежели молодой женщине.

Она баюкает его лицо в ладонях, не позволяя отвести взгляда, подавляя волю лишь силой мысли, с неистовым восторгом и удовольствием наблюдая за тем, как взгляд напротив подёргивается пеленой тьмы, вытесняющей все чувства и мысли, оставляя после себя лишь холодную пустоту и голод.

Да начнётся пир.

***</p>

Оказавшись на улицах города, Лайя понимает, насколько разрушительными на самом деле оказались события прошедшей ночи: у многих зданий, находящихся в центре, разбиты окна, а кое-где даже выломаны двери; на стенах то тут то там виднеются следы от выстрелов, огня, а где-то ― кровавые разводы, являющиеся зловещим доказательством произошедшего хаоса и бойни. В парках, скверах и на детских площадках нет ни единого человека, а те, кто решается выйти на улицу, не перестают затравленно оглядываться по сторонам, в ужасе вздрагивая от каждого шороха, стараясь даже близко не подходить к проходящим мимо людям.

Лайя помнит, как, проходя по главной улице, успела краем глаза заметить небольшой стеллаж, стоящий возле книжного магазина, к которому были прикреплены новые выпуски газет, чьи заголовки, как один, кричат о произошедшей трагедии, тёмной и яростной волной прокатившейся по всему миру. Лайя передёргивает плечами, когда перед мысленным взором встают мельком увиденные фотографии, на которых обезумевшая толпа людей стоит перед древним храмом, пытаясь пробиться внутрь.

Лайя трясущейся ладонью проводит по лицу, сгоняя липкую усталость и изматывающее чувство тревоги, что уже становятся верными спутниками, терзающими разум и тело. Она переводит взгляд на свой рабочий стол, что сейчас завален изломанными рамами картин, обожжёнными полотнами, разорванными страницами древних книг, что и так были столь ветхи, что любое, даже едва ощутимое прикосновение превращало бумагу в труху. В ушах всё ещё стоит истеричный крик Николае, который сразу же с порога начал слёзно причитать о вреде, что причинили музею успевшие добраться до него мародёры. Они ничего не украли, ведь их целью было лишь учинить как можно больше вреда, посеять хаос, уничтожить всё, что только встречалось на пути, выплёскивая внезапно пробудившиеся ярость и ненависть.

На самом деле, если взглянуть трезвым взглядом на произошедшее, урон не так ужасен, как может показаться сначала: у многих картин повреждена лишь рама, которую можно заменить, половина скульптур испачкана также легко стирающейся краской, древние книги, пострадавшие прошедшей ночью, испытали, конечно, гораздо больше, но процесс восстановления вполне возможен. Когда Лайя мягко сказала об этом Николае, тот лишь разразился гневной тирадой о том, как в нынешнее время ни на кого положиться нельзя и как ему тяжело одному справляться со всеми бедами, свалившимися на его голову. Слова этой речи Лайя за несколько месяцев успела выучить наизусть.

Она заново обращает всё своё внимание на книгу, лежащую перед ней, и осторожными движениями проводит широкой кисточкой, смахивая пыль, грязь и даже пепел. Монотонные и размеренные движения вскоре помогают забыться, и она полностью погружается в работу, стараясь даже на секунду не возвращаться мыслями к Владу, с кем даже не попыталась связаться за это время, и Габриэлю, от которого также позорно сбежала, боясь сделать шаг навстречу, страшась постепенно открывающейся правды.

Внезапно Лайя замирает, когда где-то на первом этаже раздаётся надрывный женский крик, а следом за ним тянется пока лёгкий запах чего-то горелого. Лайя поднимается из-за стола и подходит к двери, выглядывая в коридор и замечая сизую дымку, тянущуюся по стенам залы и огибающую перила лестницы. Резкое осознание происходящего ледяной волной обрушивается на плечи, и Лайя тут же подрывается с места, собирает лежащие на столе полотна и страницы книг, надеясь забрать с собой как можно больше экспонатов, представляющих хоть какую-то ценность. Она выходит в коридор и тут же закашливается из-за едкого дыма, плотной стеной заволакивающего выход на нижние этажи. Лайя снимает с себя рубашку, закрывая тканью лицо, но это мало чем помогает, ибо удушающие слёзы непрерывно стекают по щекам, а раздирающий горло кашель становится всё сильнее. Спускаться по лестнице становится очень сложно из-за опаляющего жара, обволакивающего плотным куполом, и пот градом катится по спине и лицу, едкими солёными каплями причиняя ещё больше боли глазам.

Лайя выбегает на улицу, тут же падая на асфальт, закашливаясь, чувствуя отвратительный металлический привкус во рту. Она старается выровнять дыхание, ибо кажется, что ещё немного ― и заполошно бьющееся сердце просто вырвется из груди. Сквозь шум полыхающего пламени и крики людей, выбегающих на улицу, Лайя слышит истошный вопль и разрывающие душу рыдания. Она оборачивается и замечает молодую женщину, которую удерживает один из сотрудников музея, не давая той броситься в пылающий Ад. Лайя с трудом поднимается на ноги, подходя к ней, кладя ладонь на плечо. Обезумевший от боли взгляд незнакомки заставляет сердце Лайи пропустить удар. Женщина тут же вцепляется в ладони Бёрнелл, впиваясь ногтями в кожу.

― Там мой сын остался, ― буквально кричит она, и каждое слово срывается на стоны, выворачивающие душу наизнанку от боли. ― Я не смогла его вытащить, и он остался там! Прошу! Умоляю, помогите ему хоть кто-нибудь! ― взгляд женщины мечется от лица Лайи к огненному мареву и обратно. Сухой кашель заставляет её сложиться пополам от боли, и она падает на колени, пытаясь сквозь агонию подползти как можно ближе к входу в здание, в беспомощном жесте отчаяния протягивая руки вперёд, словно Господа молит спасти невинную душу, запертую в огненном Аду.

Лайя на секунду отворачивается, не в силах наблюдать за обезумевшей от горя матерью, что не перестаёт звать своего сына. Внезапно до её слуха доносится приглушённый детский голос ребёнка, отчаянно зовущий на помощь, и женщина тут же подрывается на месте, но сразу же падает, словно подкошенная, и Лайя успевает заметить на её ноге рваную рану. Из-за любого неосторожного движения кровь тут же начинает течь сильнее, тягучими каплями падая на асфальт. Женщина задыхается от боли, но не перестаёт пытаться доползти до горящего здания.

― Мама, пожалуйста, помоги мне! ― раздаётся надрывный детский плач, и Лайя крепко зажмуривается, до крови прокусывая губу, чувствуя, как соль слёз смешивается с едким вкусом металла.

***</p>

― Лайя, пожалуйста, помоги мне! ― маленькая девочка пытается удержаться на гладкой поверхности льда, что сейчас покрывается широкими трещинами, и ужас парализует тело, когда слышится глухой треск.

Лайя делает осторожный шаг, пытаясь как можно ближе подойти, но любое движение заставляет трещины лишь увеличиваться, и девушка в панике переводит взгляд на сестру, что смотрит с такой мольбой и отчаянием.

― Милли, постарайся не шевелиться, прошу тебя, ― срывающимся хриплым шёпотом произносит Лайя, ступая медленно, выверяя каждый шаг, но, видя, как под ногами сестры разбивается лёд, тут же срывается на бег, вскидывая руку впёред, пытаясь ухватиться за протянутую ладонь.

Оглушительный треск, разрезающий тишину леса.

Ледяные воды, тянущие ко дну.

Крик, полный боли и ужаса.

***</p>

Лайя хрипло выдыхает, вырываясь из омута воспоминаний, чувствуя, как даже спустя столько лет рваная рана на сердце продолжает кровоточить. Она ощущает, как дрожь волнами прокатывается по телу, и сжимает до побелевших костяшек кулаки. Лайя оглядывается вокруг, замечая, как возле здания начинают собираться всё больше и больше людей, некоторые из которых судорожно набирают номера спасательных служб.

Лайя знает, что комната, в которой находится энергетический блок, находится под главной лестницей, ведущей на верхние этажи. Голос мальчика был слишком приглушённым. Скорее всего, он на втором этаже, рядом с мастерскими, и не может спуститься из-за густого тумана. Языки яростного пламени пока не добрались туда, поэтому пробраться на верхние этажи можно, если хорошо ориентируешься на месте, ибо полагаться придётся только на это из-за плотной дымовой завесы. Лайя беспомощно оглядывается вокруг, понимая, что ждать спасателей дольше нельзя, ибо с каждой минутой огонь становится всё сильнее. Она слышит очередной крик ребёнка, а перед глазами снова возникает картина зимнего леса и ледяного озера. Лайя чувствует, как страх сжимает сердце в стальных тисках, и решается, пожалуй, на самый глупый поступок в её жизни.

Она снова повязывает рубашку на лицо, прикрывая нос и рот плотной тканью, и такая защита не внушает особого доверия, но других вариантов у неё нет. Лайя отмахивается от сотрудника музея, что тянет к ней руки, яростно крича что-то, пытаясь отговорить от самоубийственной затеи, но она даже толком не смотрит в его сторону, останавливаясь на пороге горящего здания, пытаясь рассмотреть широкую лестницу сквозь туманную дымку. Она видит, как огонь медленно, но верно подбирается к дальним стенам, поэтому у неё есть лишь несколько минут, чтобы успеть найти мальчика и как можно быстрее покинуть здание до того момента, как пламя перекинется на верхние этажи. Лайя быстро пересекает холл, на ощупь находя каменные перила. Горькие слёзы стекают по щекам, едкий и сухой кашель расцарапывает горло. Лайя с трудом взбирается по лестнице, ощущая сильное головокружение, и в груди просыпается настоящая паника, когда перед глазами начинает всё постепенно темнеть, из-за чего идти становится в разы тяжелее. Спустя несколько минут, которые для Лайи растягиваются чуть ли не в долгие часы, она поднимается на второй этаж, устало опираясь о стену, сгибаясь пополам от удушающего кашля, опускаясь на колени на пол, прерывисто дыша.

Внезапно совсем рядом раздаётся приглушённое рыдание, и Лайя тут же вскидывается, заставляя себя подняться на ноги. Она не сразу замечает сгорбленную фигуру маленького мальчика, что прячется под небольшим столиком, обнимая себя за колени. Он сразу же поднимает голову, когда замечает Лайю, подбегая ближе. Она снимает с лица защитную ткань и тут же накидывает её на голову ребёнка. Поднимает его на руки, заставляя уткнуться лицом ей в плечо, чтобы хоть немного уберечь от дыма и пепла. Делает шаг за шагом, даже не задумываясь, продолжает идти, повинуясь лишь собственному упрямству. Когда в боку появляется тянущая боль, а перед глазами всё плывёт, ей приходится на секунду остановиться на последних ступенях. Лайя поднимает голову и тут же замирает, когда замечает высокую женскую фигуру, стоящую непозволительно близко с ревущими языками пламени. Но огонь не то что не причиняет ей никакого вреда, но даже подчиняется каждому короткому движению руки. Лайя щурит глаза и с каким-то затаённым страхом в груди видит, как незнакомка удивлённо и одновременно заинтересованно склоняет голову вбок, растягивая губы в хищной улыбке, что не предвещает ничего, кроме долгих и мучительных страданий. Женщина медленно произносит короткое слово, и Лайя внутренне содрогается, когда понимает, что именно она говорит.

Праведник.

Незнакомка делает круговое движение запястьем, и тут же раздаётся оглушающий треск деревянной балки. Лайя чудом успевает среагировать, закрывая собой мальчика, ещё сильнее прижимая его к груди, принимая на себя основной удар. Тупая боль вспыхивает внутри, выбивая весь воздух из лёгких, и Лайя падает на колени, не сдерживая короткого вскрика. Она отпускает мальчика, но тут же хватает его за плечи.

― Беги прямо, не оглядывайся, ― отрывисто произносит она, сбиваясь после каждого слова из-за сильного кашля. ― Там твоя мама. Беги к ней. Беги!

Мальчик тут же разворачивается, моментально срываясь на бег. Лайя пытается подняться на ноги, но сильная хватка на плече заставляет вздрогнуть от боли. Кто-то резко тянет её вверх, и Лайя через несколько мгновений взглядом встречается с беспросветной тьмой в глазах незнакомки.

― Ну надо же, праведник, отмеченный дланью самого Господа, ― женщина предвкушающе облизывается, обнажая острые клыки. Ладонью она впивается в плечо Лайи, и та громко вскрикивает, когда чувствует, как длинные когти разрывают плоть. Густая кровь тут же стекает по руке, и демоница блаженно прикрывает глаза, принюхиваясь, чувствуя, как запах священной крови разжигает неистовый голод внутри. ― Говорят, души праведников обладают светом и силой столь внушительными, что способны сотрясти Небеса. Интересно, на вкус они такие же особенные? ― на этих словах Лайя сразу же чувствует, как мёртвенный холод проникает в каждую клеточку тела, пронизывая льдом, который тут же сменяется пламенной агонией, застилающей разум. Лайя кричит, захлёбываясь собственным воплем, на что порождение тьмы лишь заливисто смеётся.

Но вскоре всё резко обрывается, хватка на плече исчезает, и Лайя тут же падает на пол. Кровь толчками бьёт из раны на плече, и она не сдерживает короткого всхлипа, чувствуя, как беспомощные слёзы текут по щекам. Больно, Боже, как же больно. Лайя пытается дотянуться до повреждённого плеча, чтобы хоть немного замедлить кровотечение, но из-за сильной слабости тело не хочет слушаться.

Внезапно она чувствует прикосновение холодных пальцев к собственной щеке и слегка приподнимает голову, ощущая, как сердце пропускает удар, стоит ей встретиться с взглядом небесно-голубых глаз, в которых сейчас так много вины, тревоги и страха, от чего душа кровью обливается.

Влад.

Лайя замечает, как он опускается перед ней на колени, и в глазах его загорается ярость столь яркая, когда он видит рваную рану на плече. Ей кажется, что из-за сильной кровопотери у неё начинаются галлюцинации, ибо иначе объяснить тот факт, что Влад рядом с ней, прикасается так трепетно, прижимает к себе, шепча что-то успокаивающее на ухо, она не может. Она ведь оставила его, бросила, сбежала, даже не попытавшись выслушать, а после этого не нашла в себе мужества, чтобы связаться хотя бы просто для того, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Он не может быть здесь. Не после всего. Она этого не заслуживает.

― Лайя? Прошу, оставайся со мной, ― сбивчивым шёпотом просит Влад, укладывая её голову себе на колени, прижимая как можно ближе к себе, закрывая от огня, защищая от всего мира, баюкая в объятиях. Он прикасается ладонью к глубокой ране на плече, тихо произнося строки заклинания на языке, который Лайя даже никогда не слышала. И становится так тепло. Каждая клеточка тела тут же наполняется светом согревающим, оберегающим от тьмы. Боль отступает, и Лайя облегчённо выдыхает, лицом зарываясь в грудь Влада, вдыхая аромат мяты и снега. С губ срывается его имя, больше на молитву похожее, и мужчина судорожно прижимает её ещё ближе, прикасаясь губами ко лбу.

Влад осторожно поднимает Лайю на руки, стараясь не потревожить рану, и поворачивается в сторону выхода из здания, замечая рядом Габриэля, крепко удерживающего демоницу. Он встречается взглядом с Владом, и в глазах его читается боль столь сильная, когда он видит близкого его сердцу человека, истекающего кровью на руках друга.

― Увози её скорее отсюда, ― твёрдо произносит Габриэль, и Влад отрывисто кивает, тут же направляясь к выходу, осторожно прижимая к груди Лайю.

Габриэль провожает взглядом удаляющуюся фигуру Влада и тут же переключает своё внимание на демоницу, испуганно замеревшую в его руках. Она настороженно вглядывается в его лицо, следя цепким взглядом за каждым движением.

― Как же мы давно не виделись, Габриэль, ― елейным голосом произносит она, заинтересованно склоняя голову набок. Она знает о том, что с ним случилось в прошлом, но сейчас, стоя рядом с архангелом, чувствует волнами исходящую от него мощь, силу и неистовый свет, в котором заключено всё могущество Небес. И впервые за очень долгое время ей становится по-настоящему страшно. Габриэль чувствует её панику и ужас и холодно улыбается.

Он прикасается ладонью к её щеке, и глаза его загораются золотым огнём. Демоница ощущает, как сгущается и трещит от напряжения воздух из-за силы архангела, контроль над которой он впервые за долгое время ослабляет, позволяя алому пламени расплавленной лавой струиться по венам, срываясь с кончиков пальцев жаркими вспышками. Она чувствует, как Небесный огонь пронизывает каждую клеточку тела, выжигая, уничтожая, рассеивая тьму, и неистово кричит, вырываясь из стальной хватки.

― Не стоило тебе вылезать из той бездны, где я тебя заточил.