Часть 11 (1/2)

И я увидел жену,</p>

Сидящую на звере багряном,</p>

Преисполненном именами богохульными,</p>

С семью головами и десятью рогами.</p>

Откр. 17.1-3.</p>

Когда Лайя посреди ночи подрывается в постели из-за очередного кошмара, ей до сих пор кажется, что руки её испачканы густой кровью. Перед мысленным взором всё ещё стоит картина безжизненного лица Лео, а отчаяние в пламенно-алых глазах Влада заставляет задыхаться. Она чувствует, как пелена слёз застилает глаза, горькие рыдания подкатывают к горлу, а всё тело бьёт неконтролируемая дрожь. Лайя ладонью тянется к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, успокоить ноющую тупую боль в душе.

Лайя встаёт с кровати, на трясущихся ногах подходит к широкому окну, отодвигая тяжёлые шторы и открывая форточку, впуская в комнату ледяные порывы ветра, посылающие по обнажённой коже табун неприятных мурашек. Но она не обращает на это внимания, чуть откидывая назад голову и прикрывая глаза, наслаждаясь нещадным холодом, дарующим долгожданное облегчение. Лайя ладонями упирается в стену, делая несколько глубоких вдохов, чувствуя, как паника и ужас, сковывающие тело, постепенно отступают, но на их место приходят лишь горечь и сожаление. Она изо всех сил старается не возвращаться к событиям прошлой ночи, но в глубине души понимает, что рано или поздно всё равно придётся встретиться лицом к лицу с неприглядной истиной, разгадать тайны, кроющиеся за нападением на замок и атакой на город, пережить вновь агонию и неверие, что обуяли её при взгляде на тяжело раненного лучшего друга и тёмный облик Влада.

Лайя подносит ладонь к лицу, сжимая и разжимая кулак, отчётливо вспоминая пылающий огонь в груди, волны лазурного света, тепло на кончиках пальцев. Она до сих пор не может найти логическое объяснение тому, что произошло тогда в гостиной замка между ней и Антоном, и нехотя признаёт, что это является ещё одной причиной, почему ей в любом случае придётся снова вернуться к событиям прошедшей ночи.

Громкая трель мобильного телефона разрезает тишину комнаты, отчего Лайя едва заметно вздрагивает, озираясь по сторонам в поисках источника шума. Она не помнит точно, что делала после своего возвращения домой. В её голове мелькают смутные обрывочные воспоминания того, как неожиданно долго и тяжело пришлось подниматься на второй этаж и как она рухнула без сил на кровать, практически сразу забываясь беспокойным сном после долгих часов напряжения, страха и волнения. Поэтому теперь Лайе приходится потрудиться, чтобы найти свой телефон в ворохе одежды и вещей, хаотично раскиданных по полу спальни. Она дрожащими руками вытаскивает его из кармана джинсов, на секунду задыхаясь от ужаса и предчувствия вот-вот грозящей обрушиться беды, когда видит на экране номер местной больницы.

― Лайя Бёрнелл, ― голос её слабый хриплый, больше напоминающий грубый скрежет, а стук сердца гулом отдаётся в ушах. Она на секунду прикрывает глаза, пытаясь хоть немного успокоиться.

― Доброе утро, ― раздаётся в динамике мягкий голос медсестры. ― Простите за столь ранний звонок, но Вы просили сообщать Вам о любых изменениях в состоянии Вашего друга.

― Да, конечно. Что-то случилось? ― Лайе приходится опереться спиной о стену, ибо из-за нарастающей тревоги и внезапной слабости в ногах кажется, что ещё немного ― и она просто рухнет без чувств на пол.

― Я даже не знаю, как сказать об этом, ― девушка на секунду замолкает, словно пытается подобрать правильные слова, и Лайя начинает постепенно раздражаться из-за затянувшейся паузы. ― Понимаете, лечащий врач сегодня утром проводил осмотр, он зашёл в палату, куда определили мистера Нолана, но там никого не оказалось.

― Простите? ― Лайя тут же напряжённо выпрямляется, стоит медсестре произнести последнюю фразу. ― Вы хотите сказать, что он пропал? После операции? Находясь в бессознательном состоянии?

― Я понимаю, как это звучит, но мы обыскали всё отделение, и мистера Нолана нигде нет, ― сбивчиво пытается объясниться она, но слова её доносятся до Лайи словно сквозь непроницаемую толщу воды. Она сползает по стене на пол, понимая, что ноги просто не держат. Лайя упирается лбом в колени, сдерживая слишком сильное желание просто свернуться клубочком и заткнуть уши, потому что не выдерживает одну плохую новость за другой.

Медсестра всё ещё пытается что-то объяснить Лайе, как-то оправдаться, но та просто отключает телефон, сбрасывая вызов. Она делает несколько глубоких вдохов и выдохов, вспоминая дыхательную гимнастику, о которой когда-то давно читала в книге, и понемногу успокаивается, чувствуя, как снова обретает контроль над собственными эмоциями. Лайя резко поднимается на ноги, на ходу одеваясь, решая отправиться сразу в больницу, чтобы узнать о случившемся у врача. Возможно, они осмотрели не всю территорию в больнице, что-то упустили, ибо в голове всё ещё не укладывается мысль о том, что человек ушёл сам после серьёзной кровопотери и тяжёлой операции.

Лайя практически бегом спускается по лестнице, натягивая пальто и небрежно набрасывая широкий шарф на плечи, даже не заботясь о том, чтобы завязать его или как-то аккуратно уложить. Девушка спрыгивает с последних двух ступеней, вбегая в гостиную, чтобы забрать сумку, и тут же замирает, когда замечает высокую мужскую фигуру, стоящую возле окна. Лайя не сдерживает поражённого вздоха, прижимая ладонь ко рту, словно не до конца верит собственным глазам.

― Господи, Лео, что ты вообще здесь делаешь? Как ты смог покинуть больницу? Мне медсестра только что звонила. Что вообще произошло?

Лайя, словно со стороны, слышит свой сбивчивый и дрожащий голос. Вопросы срываются с губ один за другим, и она не до конца понимает, о чём именно спрашивает, ибо радость, чуть приправленная едкой горечью неверия из-за того, что её лучший друг сейчас стоит рядом с ней, затмевает все остальные мысли, не давая нормально проанализировать, подумать над происходящим. Лайя, будто в трансе, делает несколько шагов вперёд, широко и, возможно, немного глупо улыбаясь, неосознанно протягивает руки, пытаясь коснуться ладони Лео. Но улыбка медленно умирает на её губах, стоит мужчине обернуться, встречаясь с сияющим взглядом подруги.

Предрассветные лучи по-осеннему холодного солнца освещают пряди волос мужчины, превращая их в живое алое пламя, нежно обнимают за плечи, окутывая всю фигуру небесным светом, и кажется, словно каждая клеточка его тела сияет внутренним огнём. Те же глаза, мягкая улыбка, широкий размах плеч, сила и обещание безопасности, читающиеся в каждом движении, ― всё остаётся неизменным. Так почему же Лайя чувствует, как сердце опутывают ядовитые лозы тревоги?

Лео, словно ощущая замешательство подруги, делает шаг ей навстречу, чуть наклоняя голову вбок, коротко улыбаясь, и Лайя резко оступается от осознания того, что именно её так насторожило. Она внимательным взглядом следит за каждым движением мужчины и внезапно понимает. В изумрудных глазах, всегда горящих жаждой жизни, неугасающей энергией и беззаботностью, сейчас читаются лишь величественное спокойствие и тихая радость. Движения его размеренные, властные, словно стоящий перед ней абсолютно уверен в себе, своих силах и возможностях, привык рассчитывать и выверять каждый шаг. И это так непривычно, ведь Лайя всегда смеялась над тем, в какой спешке живёт Лео, постоянно куда-то торопясь, сначала что-то делая, а потом только задумываясь о последствиях. В короткой и сдержанной улыбке, таящейся в уголках губ, чувствуются тепло, искрящаяся радость, но Лайя всё равно чуть морщится, ведь она помнит постоянно широкую улыбку Лео и заливистый смех, который он никогда не таил, всегда полностью отдаваясь собственным эмоциям. Лайя чувствует ноющую боль в груди, ибо она смотрит на мужчину перед ней и не видит в нём своего лучшего друга. Но едкий привкус осознания горечью отдаётся на языке, потому что Лайе слишком знакомы этот спокойный, немного уставший взгляд зелёных глаз, горящий мудростью, пронесённой сквозь века, могущество и сила в движениях.

― Габриэль?

Губы Лео расцветают в яркой настоящей улыбке, в которой читаются и радость встречи, и трогательная нежность, что так надёжно были спрятаны за маской вежливого спокойствия. Он чуть склоняет голову, и в движении столько почтения и безграничного уважения, что Лайя на секунду прикрывает глаза, ибо этот жест принадлежит Габриэлю, но не Лео.

Бёрнелл понимает, что должна удивиться, задать кучу вопросов, но сил больше нет. Вместо этого она чувствует лишь бесконечную усталость и какую-то отстранённость, что обычно наступает после слишком продолжительного периода тревоги и напряжения, когда все эмоции внезапно исчезают, словно их ластиком стирают, оставляя после себя лишь тёмную пустоту. И Габриэль читает выражение отчаяния и некой обречённости в карих глазах, ощущая странное волнение от предстоящего разговора.

― Ты не удивлена, ― в голосе его лишь лёгкий интерес. ― Значит, в глубине души ты понимала, что события прошлого, которые ты видела во снах, напрямую связаны с нами.

Лайя ничего не отвечает, прикрывая глаза, чувствуя, как каждое слово Габриэля сопровождается гулким ударом измученного сердца. Она проводит ладонью по лицу, ощущая, как усталость сковывает каждую клеточку тела. Допускала ли она мысль об этом, когда начинала работать над картинами? Да. Боялась ли она верить в это? До безумия. Ведь стоит лишь принять за истину тот факт, что она видела свою собственную жизнь несколько сотен лет назад, жизнь, в которой её судьба была неразрывно связана с Князем Валахии и его лучшим другом, как привычный ход вещей тут же катится в бездну.

Ох, да брось, твой уютный мир пошёл трещинами ровно в тот момент, как ты прикоснулась к старинным полотнам.

Лайя пальцами сжимает переносицу, пытаясь абстрагироваться от гомона мыслей в голове и сосредоточиться на разговоре с Габриэлем, но зарождающаяся боль, набатом бьющая в висках, сводит на нет каждую попытку. Она тяжело опускается в кресло, подпирая ладонью подбородок, усталым взглядом обводя фигуру мужчины.

― Значит, всё, что я видела, ― не игры подсознания, а мои… воспоминания? ― Лайя делает небольшую паузу, пытаясь подобрать правильные слова, чуть щёлкая пальцами. Габриэль с тёплой улыбкой наблюдает за ней, и в глазах его столько света и трепета, что Лайе на секунду кажется, будто он вспоминает моменты из прошлого, проведённые вместе с Владом и Миреной. Он осторожно опускается на колени рядом с креслом, в котором сидит девушка, и в молитвенном жесте сводит ладони.

― Верно. Все события, что ты видела благодаря картинам, связаны с нашим прошлым, ― видно, как аккуратно и внимательно подбирает слова Габриэль, прекрасно понимая, что любой неверный шаг может сделать лишь хуже. ― Вспомни, что ты рассказывала мне, когда я только приехал в замок Влада. Вспомни свои чувства. Ты сказала, что каждый раз, видя события прошлого, ты ощущаешь боль потери.

Лайя помнит. Помнит, как с каждым новым воспоминанием ей было всё сложнее просыпаться, как границы между снами и реальностью постепенно стирались, как тоска и горечь острыми шипами терзали душу всякий раз, стоило ей только увидеть Влада, Габриэля, Ингераса, как тяжело было расставаться с ними, со своей… семьёй? Она прячет лицо в ладонях, чувствуя, как нервная дрожь прокатывается по всему телу сильными волнами, и едва заметно съёживается, понимая, что тонет в океане чувств, эмоций, собственной боли.

Габриэль чувствует, как тяжело Лайе, ощущает её смятение и агонию как свои собственные и с огромным трудом сдерживается, чтобы не притянуть к себе, привычно ладонью зарываясь в густые локоны, пряча в своих объятиях от окружающего мира, который порой бывает слишком жесток, слишком огромен. Вместо этого он сжимает кулаки до побелевших костяшек, чуть наклоняясь вперёд, едва касаясь губами тёмных прядей.

― Я понимаю, как это тяжело, ― Лайя чуть вздрагивает, когда слышит голос Габриэля, раздающийся совсем рядом. ― Как трудно бессильно наблюдать за тем, как привычный мир медленно рушится, оголяя правду, которую нужно ещё постараться принять. Ты видела свою прошлую жизнь, в которой мы втроём были вместе. И сейчас, пытаясь справиться с возвращающимися воспоминаниями, не забывай о том, что ты не одна, что я и Влад, мы всё ещё рядом с тобой.

― Слишком много, ― тихо и устало шепчет Лайя, отрывая ладони от лица, поднимая голову и встречаясь с изумрудным омутом напротив, в котором так отчётливо читаются тревога и волнение, но не за себя, а за неё. Всегда за неё. Одна из немногих вещей, что останется неизменной в любой из прожитых ими жизней. ― Я понимаю, чего ты ждёшь, но для меня это слишком. Вчера я стала свидетелем того, как на город опустилась тьма, а тот, кому я доверяла, оказался и не человеком вовсе. Мой лучший друг истекал кровью у меня на руках, весь последующий день я боялась, что потеряю ещё одного человека, которого люблю. А сегодня ты приходишь ко мне, говоришь о том, что во снах я видела собственную жизнь, и просишь принять это, ― Лайя переводит дыхание, чувствуя, как начинает задыхаться от паники и волнения. Она снова прячет лицо в ладонях, ощущая, как в горле появляется неприятный ком, и стоит ещё хоть слово произнести, как с губ сорвётся тихий всхлип. ― Слишком много. Для меня это слишком много.

Габриэль тяжёло сглатывает, чувствуя, как каждое слово Лайи отдаётся болью в груди. Он тянется к её ладони, но она лишь слегка качает головой, отдёргивая руку, обнимая себя за плечи, словно закрываясь от всего мира, закрываясь от него. И Габриэль напряжённо поджимает губы, стараясь не обращать внимания на тупую боль в груди, вспыхивающую каждый раз, когда Лайя бросает в его сторону недоверчивые, настороженные взгляды, дёргается и съёживается, стоит ему только подойти чуть ближе. Он не может винить её, ведь всё понимает. Понимает, что Лайя доверяет Лео, с кем дружит уже больше десяти лет, но Габриэля она не знает, не помнит.

Он сокрушённо качает головой, поднимаясь на ноги, отходя от кресла, сохраняя между ними дистанцию, и прикрывает глаза, отворачиваясь, когда замечает, с каким явным облегчением выдыхает Лайя. Он хочет что-то сказать, чтобы хоть как-то разрушить тягостную тишину, повисшую в комнате, но звонкая трель мобильного телефона опережает его, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Лайя тянется к внутреннему карману своего пальто, изредка бросая в сторону Габриэля смущённые взгляды, и, наконец, достаёт смартфон и тут же взволнованно хмурится, когда замечает имя звонящего на экране.

― Николае? ― Лайя даже не пытается скрыть явную тревогу в голосе, когда отвечает на звонок, ибо за всё то время, что она работает в музее, директор никогда не звонил ей напрямую, всегда предпочитая быстро напечатать короткое сообщение, нежели тратить время на долгие разговоры.

― О, Небо, благодарю тебя! ― восклицает мужчина, и его громкий голос тут же привлекает внимание Габриэля, что напряжённо вытягивается, прислушиваясь к разговору. ― Бёрнелл, ты срочно нужна мне в музее. Ты даже представить себе не можешь, в какой ад превратились выставочный зал, галерея и мастерские, ― Лайя едва заметно морщится, когда в словах директора начинают звучать всё сильнее истеричные нотки. Ещё немного ― и мужчина просто сорвётся на яростный крик от переполняющей его злости. Лайя решает не продолжать слушать бессвязную истерику своего начальства, и так без слов понимая, что ей нужно как можно скорее приехать на работу, поэтому просто сбрасывает звонок, устало пряча лицо в ладонях.

― Ты всё слышал, ― тихо произносит она, но Габриэль понимает её приглушённый шёпот и лишь кивает. ― Мне нужно сейчас уехать. Скорее всего, из-за того, что произошло прошлой ночью, пострадало имущество музея, многие заказы клиентов, хранящиеся там коллекции картин, ― Лайя поднимается на ноги, застёгивая пальто, закидывая за спину концы шарфа и поправляя ремень сумки. Она оборачивается к Габриэлю, впервые смотря открыто, не таясь и не смущаясь, и он чувствует, как сердце сжимается от тоски, ибо во взгляде её нет привычной нежности и света, лишь бесконечная усталость и отчаяние. ― Возможно, это к лучшему. У нас обоих будет возможность всё обдумать.

Лайя понимает, что снова сбегает, идя на поводу у собственного страха и сомнений, и, скорее всего, совершает очередную роковую ошибку, но по-другому она не может сейчас поступить, и от осознания этого факта глаза застилает пелена слёз, а боль и ненависть к себе раздирают сердце в кровь.

***</p>

Подъезжая к высоким воротам, ведущим к главным дверям замка Поенарь, Габриэль ощущает, как давно забытое тепло приятными волнами распространяется по телу, зажигая в сердце столь трепетное и волнующее чувство тоски и нежности. Он смотрит на высокие шпили, пронзающие хмурое небо, на белокаменные стены, ставшие молчаливыми свидетелями важных исторических событий страны, которые, так или иначе, определили течение сегодняшних дней, на величественную скульптуру дракона, в широком размахе крыльев которого можно спрятаться от всего мира.

Габриэль паркует машину возле массивного каменного фонтана, на секунду останавливаясь, прикрывая глаза и делая вдох всей грудью, чувствуя, как застарелые глубокие раны на сердце постепенно затягиваются, ведь впервые за долгие годы он понимает, что по-настоящему вернулся домой.

Главный холл замка встречает его тягостной тишиной, полутьмой, тянущей свои смоляные лапы к мерцающим бликам, что отбрасывают слабые огни факелов на стенах. Габриэль замирает посередине коридора, оглядываясь по сторонам, и сознание, словно наяву, подкидывает столь дорогие сердцу воспоминания из прошлого. Стоит на секунду закрыть глаза, и сразу можно услышать тихий шорох шагов Мирены, шелест подола её платья, которое она всегда так изящно придерживала одной рукой, заливистый смех Ингераса, бегущего ему навстречу, высокую фигуру Влада, улыбающегося всегда так искренне и счастливо лишь в те моменты, когда находится в кругу самых близких людей.

Господи, как же он скучает по этим моментам, по ощущению теплящегося в груди восторга и счастья, стоит лишь переступить порог дома, по своей семье.

Габриэль поднимается по каменной лестнице, с удивлением отмечая, как после их с Лайей отъезда время за стенами замка словно остановилось, превращаясь в тягучую патоку, грозящую потопить тебя. Он прикасается ладонью к стене, ощущая обжигающий холод и чувствуя, какой болью и отчаянием пропитан буквально каждый сантиметр. И тревога в груди лишь усиливается, поэтому Габриэль переходит почти на бег, преодолевая сразу по несколько ступеней за раз, желая поскорее увидеть Влада.

Он поднимается наверх, оказываясь сразу возле резных дубовых дверей, сейчас чуть приоткрытых. Находясь на пороге комнаты, Габриэль впервые ощущает столь неуместное волнение, заставляющее сердце заполошно биться в груди. Он чувствует, как тело пробирает мелкая дрожь, и злится на самого себя за то, что позволяет сомнениям хоть и на секунду, но одолеть его. Габриэль чуть ведёт плечами, словно скидывая невидимые объятия страха и тревоги.

Он замирает в дверном проёме, когда замечает фигуру Влада, склонившуюся над старинными полотнами, аккуратно разложенными на столе. Габриэль сразу понимает, чьей рукой написаны эти картины, ибо невыразимый трепет и благоговение, читающиеся в каждом движении Влада, красноречивее любых слов. Он знает, что его друг сейчас смотрит на портрет своего сына, и грудь сразу болезненно сдавливает.

Габриэль делает едва заметный шаг вперёд, переступая порог комнаты, и в тот же момент замечает, как напрягается Влад, чувствуя постороннее присутствие. Он тут же резко разворачивается, прикрывая спиной картины, лежащие на столе, но, встречая спокойный взгляд изумрудных глаз, замирает на месте, кажется, переставая даже дышать. Габриэль коротко, но бесконечно тепло улыбается, подходя чуть ближе, разводя руки в стороны, словно приглашая рассмотреть себя, убедиться, что всё, что происходит сейчас, реально.

Влад ощущает, как давно заледеневшее от одиночества и боли сердце пропускает удар. Он смотрит на своего друга, и его тёмная природа позволяет ему увидеть настоящего Габриэля: его силу, ярким пламенем отражающуюся в зелёных глазах, небесный огонь, бегущий раскалённой волной по телу, отчего кажется, что слегка загорелая кожа источает внутренний свет. Будь он человеком, то навряд ли смог бы заметить такие вещи, но благодаря своим способностям Влад даже на расстоянии чувствует мощь и энергию, исходящую от статной фигуры Габриэля, ощущая, как его собственная тьма настороженно скребётся в груди.

― Габриэль? ― всё ещё неверяще шепчет Влад, зачарованно делая шаг вперёд, протягивая руку, словно желая коснуться ладони друга.

― Здравствуй, брат мой.

Габриэль не сдерживает тихого смеха, когда Влад преодолевает расстояние между ними в два широких шага, прижимая его к себе, сжимая в стальных объятиях, судорожно вцепляясь пальцами в куртку, словно самого себя пытается убедить, что вот он, живой, рядом с ним и обнимает так же крепко. Габриэль чуть склоняет голову, лбом утыкаясь в плечо Влада, прикрывая глаза и, наконец, позволяя себе полностью раствориться в тепле родных объятий, чувствуя, как измученная душа наполняется светом столь неистовым, что при желании способен весь мир спалить дотла.

― Но как это возможно? ― спрашивает Влад спустя несколько минут, немного отстраняясь от Габриэля, но не отпуская его, сжимая ладони на широких плечах.

― Долгая история, но думаю, что нам всё же стоит поблагодарить моего дорогого брата, ― чуть усмехается Габриэль, видя, как удивление медленно расцветает на лице Влада.

― Ты встречался с Михаилом?

― Да, он вернул мои воспоминания, силу, исцелил раны, нанесённые Всадником, ― Габриэль отходит к столу, бросая быстрый взгляд на полотна, не сдерживая нежную улыбку. Он устраивается в кресле рядом, устало откидываясь назад. Влад садится напротив него, в молитвенном жесте сводя ладони, кончиками пальцев касаясь подбородка.

― Что он собирается делать с печатями? Он ведь в курсе того, что происходит?