Часть 10 (1/2)
Так как ты дорог в очах Моих, многоценен,</p>
и Я возлюбил тебя,</p>
то отдам других людей за тебя,</p>
и народы за душу твою.</p>
Исаия 43:4.</p>
― Я так долго ждал нашей встречи, ― голос Михаила ровный, спокойный и, кажется, даже почти равнодушный, но зелёные глаза горят опаляющим огнём, а в уголках губ кроется тёплая улыбка. И Лео внезапно ударяет осознание того, что он уже видел её, слышал мягкий смех, чувствовал прикосновение сильной ладони к плечу, с восхищением внимал каждому слову, наполненному гордостью и любовью. Он ощущает, как частичка измученной души тянется к мужчине напротив, отчаянно шепча, что перед ним стоит тот, кто раньше значил для него слишком много. Лео чуть передёргивает плечами, пытаясь отогнать непрошеные мысли.
― Как мы можем здесь находиться? ― спрашивает он, оглядываясь вокруг, вдруг замечая, что с появлением Михаила солнечный свет стал ещё ярче, словно вся природа оживает, стоит только мужчине шаг вперёд сделать.
― Всё, что ты видишь, является лишь искусной иллюзией, ― Михаил обводит ладонью замок и близлежащий сад. ― Я очень хотел встретиться с тобой, и этот вариант показался мне неплохой возможностью. Мы находимся в твоём подсознании. Ты испытал слишком много боли, поэтому я попытался подарить хоть немного покоя твоей душе и телу, а это единственное место, где ты всегда был по-настоящему счастлив, ― в каждом слове так много вины и сожаления, что Лео непонимающе хмурится, всё ещё пытаясь осознать происходящее. Он отчётливо помнит последние события: тьму, опускающуюся на город, сражение с созданиями, порождёнными самим Адом, встречу с Всадником, ранение. Лео неосознанно тянется ладонью к левому боку, но не может нащупать даже шрам, что больше страшит, нежели радует. Михаил внимательно следит за каждым движением Лео, заинтересованно склоняя голову вбок, но ничего не говорит, не торопит, давая ему время всё осознать.
― Как ты смог это сделать? Зачем хотел встретиться? Почему назвал братом? ― вопросы один за другим срываются с губ, и Лео даже не успевает осознать этого. Он неуверенно поглядывает на Михаила, но тот лишь по-отечески тепло улыбается, подходя ближе.
― Я предчувствовал заранее столько вопросов, ― смеётся мужчина, и взгляд его прямой, открытый настолько, что Лео немного смущается. ― На самом деле, я не должен был вмешиваться, но события прошедшей ночи заставили меня передумать, ― Михаил замечает, как Лео собирается снова о чём-то спросить, и предупреждающе вскидывает ладонь. ― Больше всего я бы хотел, чтобы ты смог прожить долгую и счастливую жизнь, но Мастер взламывает одну за другой печати, Война уже пришёл на Землю, и встреча с его братьями ― лишь вопрос времени. Небеса не будут ничего делать с этим, ибо Он запретил. И это причина, почему я здесь, ― на этих словах Михаил приподнимает руку, слегка ведя запястьем, и ладонь его окутывает лазурное сияние, в лучах которого появляется небольшой хрустальный и плотно запечатанный сосуд. Лео чуть щурит глаза, замечая, как внутри беснуется неистовый небесный огонь, ударяясь о стенки. Лео поражённо приоткрывает рот, обращая немой вопрос Михаилу. ― Пора вспомнить, брат мой, кто ты на самом деле.
Михаил лёгким движением срывает резную крышечку сосуда, выпуская томящуюся в заточении энергию, что сразу же тянется к Лео, окутывая всю его фигуру небесным светом, проникающим в каждую клеточку тела, наполняя всё существо мужчины силой и огнём столь сокрушительным, что Лео падает на колени, не выдерживая обрушившейся мощи.
― С возвращением, Габриэль, ― произносит Михаил, а потом всё вокруг затапливают волны света, и Лео закрывает глаза, позволяя им унести себя.
***</p>
― Почему мы не можем вмешаться?
Стоя на небольшом каменном возвышении горного склона Альп, Габриэль с лёгкостью может объять взглядом раскинувшийся внизу невыразимой красоты город Тырговиште: белокаменные здания, золотые шпили церквей и храмов, возвышающийся вдалеке замок княжеской семьи, вереница дорожек и аккуратных улочек, раскидистые сады и поля. Находясь за несколько десятков километров, Габриэль всё равно может слышать яростные крики людей, толпами валящих через центральные врата, открывающие доступ к главной дороге, ведущей к самому сердцу столицы Валахии. Он чувствует ненависть и презрение, которые, кажется, затапливают всё вокруг смертельным ядом, застилая небосвод, отравляя землю, разрывая острыми шипами душу, оставляя от неё лишь кровавые ошмётки и холодную пустоту. Габриэль прикладывает ладонь к груди, не отрывая взгляда от толпы бояр, собирающихся на главной площади и зазывающих обычных людей для того, чтобы те посетили казнь члена княжеской семьи.
― Потому что это их жизнь, ― как всегда спокойный и абсолютно равнодушный Михаил появляется за спиной Габриэля, и во взгляде его серо-зелёных глаз читается холодный интерес. ― А мы с тобой являемся лишь наблюдателями, которые не имеют права вмешиваться напрямую в ход событий.
― Мы должны помочь им, ― бездумно, находясь в глубоком отчаянии, Габриэль подходит ближе, изо всех сил борясь с порывом броситься вперёд, чтобы остановить чудовищное преступление, оскверняющее любые Божьи и человеческие законы. ― Они запутались, потеряли истинный путь, но мы ведь можем вывести их из мрака. Разве не для этого мы созданы? ― Габриэль оборачивается к старшему брату, и глаза его горят лихорадочным огнём и столь огромной болью, что Михаил не выдерживает зрительного контакта.
― Ты прошёл так много битв как небесных, так и земных, видел смерть и рождение новой жизни, наблюдал за падением империй и возрождением целых цивилизаций и, несмотря на это, до сих пор столь наивен, словно неразумное дитя, ― Габриэль в бессильной злобе прикрывает глаза, когда слышит наставительный и поучительный тон брата, в котором одновременно так много холодности и отстранённости, что он слегка ведёт плечами, словно сбрасывая липкое и ехидное разочарование Михаила. ― Посмотри на них, Габриэль. Он создал людей совершенными, наполнив их души светом и любовью в надежде на то, что они смогут с помощью силы этого невероятного чувства создать новую жизнь, возродить пустынный мир. Вместо этого они лишь истребляют друг друга, устраивая войны и геноциды, очерняя душу, обагряя руки в крови своих друзей и любимых. Люди делают это не потому, что запутались, Габриэль. Это был их собственный выбор, поэтому оставь безнадёжные попытки что-то исправить.
Михаил становится за спиной младшего брата, кладя ладонь на его плечо, чуть сжимая, словно выказывая собственное сожаление и горечь от того, что всё так произошло, но Габриэль понимает, что это лишь искусная маска. На самом деле, его Отец и брат уже давно потеряли какую-либо веру в людей, в то, что они смогут вернуться на путь истинный. И Габриэль не вправе их судить, ибо сам с ужасом наблюдал за кровью, орошающей святую землю, за уничтожающим пламенем костров, в котором сгорела не одна тысяча невинных душ. И ему бы стоило признать правоту Михаила и присоединиться к своим братьям, что давно выполняют роль отстранённых наблюдателей, но не может, как бы ни пытался.
― Я знаю, что Отец давно отвернулся от своих же детей, и ты поддерживаешь его в этом, но я не могу. Я верю в род людей, ― уверенным шёпотом произносит Габриэль, смотря прямо в глаза старшего архангела, не давая ни на секунду усомниться в искренности своих слов. ― И пока я жив, эта вера во мне не угаснет, нет. Я пронесу её до конца.
Михаил ничего не отвечает, но подмечает то, с какой страстью говорит Габриэль о тех, кто не достоин ни его веры, ни преданности, и сокрушённо качает головой:
― Это достойно уважения, брат мой, но запомни мои слова: ты не найдёшь среди людей ничего, кроме боли и разочарования.
― Значит, такова моя судьба, брат мой, ― не остаётся в долгу Габриэль, чуть ведя плечом, скидывая ладонь Михаила, на что тот скептически приподнимает бровь, но в глазах его мелькает тень обиды.
Габриэль отворачивается, вперяя взгляд в линию горизонта, сейчас заволоченного тяжёлыми клубами дыма от разведённых на главной площади города костров. Архангел слышит затихающие крики агонии и злобного торжества людей, что наблюдают за смертью невинного человека, и в измождении прикрывает глаза, чувствуя, как очередная смерть, свидетелем которой он стал, тяжёлым грузом оседает на душе. До его слуха доносится шорох крыльев, являющийся единственным свидетельством того, что Михаил был на этом каменном склоне вместе с ним.
***</p>
Бушующие волны разбиваются о скалы, ледяными каплями замирая на бледной коже. Свинцово-серые тучи застилают небосвод, скрывая не только предрассветные лучи солнца, но и надежду на скорую весну. По-зимнему холодные порывы пронизывающего ветра посылают по телу волну дрожи, но Влад не чувствует ни холода, приносимого непогодой, ни обжигающих поцелуев срывающегося дождя. В душе его нет ничего, кроме пустоты и бессильной ярости, что зверем воет внутри, в кровь раздирая внутренности. Перед глазами всё ещё стоит бледное лицо Димитру, сообщившего о смерти отца и старшего брата, а руки до сих пор сжимают окровавленный лоскут его одежды.
Влад помнит шок и неверие, пронизывающие каждую клеточку тела; осознание случившейся трагедии, опускающееся на плечи непосильным грузом; алую пелену ярости, застилающую глаза; собственные крики и стальную хватку Димитру, что пытался удержать его; стальные невидимые цепи, стискивающие грудь, не дающие и вздоха сделать, и единственное желание: убежать, освободиться, спастись от тьмы, окутывающей всё сильнее сердце.
И вот он стоит здесь, на вершине каменистого склона, наблюдая за беснующимися волнами, снова и снова атакующими пологий берег, а в голове бьётся лишь одна мысль: устал. Устал бороться, вести непрерывные войны, надеяться на спокойную жизнь, которую он, видит Бог, заслужил. Влад чувствует дрожь, прокатывающуюся по всему телу, ощущает злость и ярость, просыпающиеся в груди, раскалённой лавой разливающиеся по венам, и не сдерживает крика. Он кричит, отпуская частички боли и агонии, сжигающие душу, понимая, что ещё немного ― и обуреваемые чувства разорвут его на части. Он кричит, и в крике его столько страдания и невообразимой тоски, что сила их способна уничтожить этот мир. Влад падает на колени, поднося ладони к груди, то ли собираясь вырвать окровавленное сердце, то ли желая хоть немного притупить боль, горящую незатухающим пламенем внутри.
― Уничтожу, ― шепчет сорванным от крика голоса Влад, бездумно нанося кулаками удар за ударом по острым камням, распарывая кожу, разбивая костяшки. ― Уничтожу каждого из них. Стану их самым страшным ночным кошмаром.
― Не думаю, что месть ― это правильный выбор, ― внезапно доносится спокойный мужской голос из-за спины, и Влад тут же подрывается, поднимаясь на ноги, молниеносным движением обнажая меч, становясь в боевую позицию. Он видит перед собой высокого молодого мужчину, облачённого в плотно облегающие фигуру доспехи. Влад замечает алое пламя волос, собранных в аккуратную косу, и зелёные глаза, что сейчас искрятся столь ощутимым теплом и сочувствием. Влад делает шаг вперёд и только сейчас отмечает едва различимое лазурное сияние, ореолом окутывающее фигуру незнакомца, словно всё его существо соткано из небесного света и огня.
― Кто ты такой? ― спрашивает Влад, на что мужчина лишь слегка наклоняет голову вбок, а на губах его появляется спокойная и приветливая улыбка.
― Меня зовут Габриэль, ― стоит ему назвать своё имя, как необъяснимое сияние становится сильнее. Изумрудные глаза тут же загораются жарким золотым огнём, и Владу кажется это абсолютно нереальным. Даже находясь на приличном расстоянии от незнакомца, он всё равно ощущает силу и могущество, волнами исходящие от статной фигуры, и странный трепет прокатывается по всему телу. ― Я так рад, наконец, познакомиться с тобой, юный Дракула.
― Как ты здесь оказался? ― задаёт очередной вопрос Влад, стараясь не обращать внимания на плохо скрытую радость в голосе Габриэля.
― Я шёл на зов твоей боли. Она столь велика, что даже Небеса содрогаются от её силы, ― Габриэль подходит ближе к Владу, не обращая внимания на направленное на него лезвие меча, и смотрит прямо, не таясь, словно душу читает, как раскрытую книгу. Влад раздражённо ведёт плечами, будто пытается спрятаться от пронизывающего взгляда Габриэля. ― Я понимаю, как тебе тяжело и больно, но месть не облегчит твои страдания, как бы ты ни уповал на это. Решив почтить память своей семьи кровью, ты лишь ещё глубже погрузишься в океан тьмы, что уже душит тебя, ― Влад непонимающе хмурится, зло стискивая челюсть, но тут же замирает на месте, когда вдруг Габриэль рукой тянется к груди Влада, кладя ладонь прямо напротив заполошно бьющегося сердца. И стоит ему прикоснуться, как внутри тут же поднимается волна яркого жаркого света, согревающего, кажется, каждую клеточку тела, неся столь желаемый покой. Влад поражённо распахивает глаза, не отрывая взгляда от лица Габриэля, наблюдая за тем, как губы его растягиваются в широкой улыбке. ― Это свет твоей израненной души. Он поможет тебе найти верный путь. Пожалуйста, не погаси его жаждой крови и расправы.
Влад тянется к руке Габриэля, и тот едва заметно напрягается, боится, что его оттолкнут, но Влад лишь кладёт свою ладонь поверх его, чуть сжимая пальцы, прикрывая глаза, заставляя бурю в душе ненадолго затихнуть. Он позволяет себе хоть немного насладиться тем давно забытым теплом и спокойствием, что могут подарить лишь прикосновения близких людей. В его жизни таковых больше не осталось, и сейчас, отчаянно цепляясь за ладонь Габриэля, Влад разрешает себе уступить слабости и горю, чувствуя, как горячие слёзы стекают по впалым щекам, обжигая бледную кожу.
― Ты не один, Влад, ― внезапно произносит Габриэль, приподнимая уголок губ в короткой усмешке. На этих словах в зелёных глазах загораются яркие золотистые искорки, и Влад чувствует невесомое прикосновение к собственному плечу, словно невидимое объятие крыла, скрывающего от ледяного ветра. ― Теперь нет.
***</p>
― Я не уверен, что это благоразумно, ― голос Габриэля полон сомнения и затаённого страха, отчего рука ещё сильнее стискивает рукоять меча.
Он настороженно оглядывает длинный коридор, на каменных стенах которого танцуют мерцающие блики, отбрасываемые слабым пламенем факелов. Из-за массивной дубовой двери доносятся приглушённый смех и радостные крики множества приглашённых гостей. Всплеск детских звонких голосов эхом отдаётся от высоких белокаменных стен залы, а за ним ― громкие упрёки родителей. Габриэль глубоко выдыхает, стараясь побороть внезапное и оттого неуместное волнение.
― Чего ты боишься? ― спрашивает Влад, подходя ближе к другу, кладя ладонь ему на плечо. Голубые глаза впервые за многие годы, наконец, загораются радостью и предвкушением скорого праздника, и Габриэль не удерживается от короткой улыбки, не в силах не разделить приподнятое настроение Влада.
― Это не страх. Я просто не думаю, что мне стоит здесь находиться, ибо я не являюсь членом княжеской семьи или твоим подданным, ― Габриэль сам начинает раздражаться из-за того, как слабо и неуверенно звучит его голос.