Часть 6 (2/2)

Лео слышит тихий шорох шагов, а потом ощущает тепло чужого прикосновения. Влад кладёт ладонь на плечо, чуть сжимая, заставляя его поднять голову. На его лице появляется короткая, но искренняя, ободряющая улыбка, а обычно подчёркнуто-равнодушный взгляд сейчас выражает лишь бесконечное уважение и понимание, отчего внутри обжигающе тепло становится.

«Я понимаю тебя, поэтому можешь довериться мне».

И Лео, сам того до конца не осознавая, верит.

***</p>

Лайя откладывает кисточку в сторону и чуть трясущейся ладонью проводит по лицу, бросая быстрый взгляд в сторону прикроватных часов, и с протяжным усталым стоном откидывается на спинку кресла. Она уже и не помнит, когда в последний раз нормально отдыхала. Засыпая каждый раз, чувствует, как проваливается во тьму, где тени смешиваются со смутными очертаниями фигур, обрывки фраз глухим эхом отдаются, а пробуждение даётся с особым трудом, ибо постоянно приходится с огромным усилием возвращаться в реальность, напоминать себе, что всё произошедшее ― игра воспалённого разума.

Поэтому вчера, после разговора с Владом, Лайя поднимается к себе в комнату и замирает на пороге, понимая, что ей нужно постараться выспаться, потому что организм постепенно перестаёт выдерживать такую нагрузку на нервную систему. Но ей страшно. Страшно снова лицом к лицу сталкиваться с тайнами прошлого, которое она видит в своих снах. Страшно, потому что в глубине души понимает, что есть определённая связь между ней, Владом, Лео и теми, кого она видит каждый раз, закрывая глаза. Страшно, потому что она никак не может это объяснить и не уверена, что готова узнать правду.

Поэтому она вновь садится за работу, миллиметр за миллиметром очищая старинные полотна, с особым трепетом и нетерпением следя за тем, как постепенно открывается полностью картина. Лайя оглядывает проделанную за ночь работу и не сдерживает довольной и гордой улыбки, ибо у неё получилось очистить и восстановить полностью нижнюю часть и верхние области холста. Теперь девушка абсолютно уверена в том, что перед ней портрет ребёнка, а точнее мальчика. Она видит аккуратные детские ладони, тонкую шею, тёмно-русые кудри, свободно лежащие на плечах, и серо-голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Лайя не сдерживает нежной улыбки, ибо не нужно разбираться в искусстве, чтобы увидеть, с какой любовью написан портрет. Кажется, в каждом мазке, плавной линии, отдельной чёрточке чувствуется безграничная забота и теплота, но в то же время какая-то потаённая боль и тоска. Словно художник писал портрет, понимая, что больше не увидит того, кого изображает на холсте.

Лайя встаёт из-за стола, подходя к окну и открывая его нараспашку, подставляя лицо освежающе-морозным касаниям зимнего ветра. Бёрнелл бросает быстрый взгляд в сторону рабочего стола и тут же непонимающе хмурится. Она подходит ближе к картинам и чуть наклоняется, отбрасывая длинные пряди волос за спину, чтобы те не мешали. Замечает несколько тёмных штрихов в верхнем углу холста и решает зажечь сразу и люстру, и настольную лампу. При ярком свете получается лучше рассмотреть отметку. То, что она сначала приняла за беспорядочный набор тонких чёрточек, при внимательном рассмотрении складывается в конкретный символ. Лайя прослеживает его очертания кончиком пальца, не решаясь прикасаться, но даже без подручных средств можно понять, что метку нанесли не обычными красками или чернилами, а скорее выжгли, ибо края немного выпуклые.

Девушка понимает, что, скорее всего, вечером из-за сильной усталости и недосыпа попросту не заметила знак, словно специально изображённый на тёмном фоне. Она открывает верхний ящик рабочего стола, вытаскивая небольшой лист бумаги и карандаш, стараясь осторожно, с особой аккуратностью и точностью перерисовать витиеватый символ. Лайя подходит к источнику света, поднимая лист так, чтобы знак стал ещё чётче просматриваться.

Но стоит прикоснуться к надписи, как в голове тут же взрывается фейерверк боли, волной прокатываясь по всему телу, заставляя бессильно падать на колени, судорожно хватая ртом воздух, ибо из-за внезапного приступа наступает паника. Лайя прячет лицо в ладонях, потому что до этого мягкий свет начинает нещадно резать глаза. Она не сдерживается и протяжно стонет, прикусывая губы до крови, не позволяя сорваться крику. Лайя чувствует, как сознание постепенно заволакивает тьма, и её холодные объятия она впервые встречает с долгожданным облегчением.

***</p>

― Ингерас, прошу тебя, не крутись и постой спокойно хотя бы минуту.

Она пытается пригладить непослушные кудри сына, проходясь по ним гребнем, на что мальчик каждый раз беззаботно смеётся, искренне забавляясь, наблюдая за тщетными попытками матери справиться с его волосами.

― Грива прямо как у настоящего льва, ― раздаётся весёлый мужской голос, и Ингерас не сдерживает поражённого вздоха, широко улыбаясь, когда видит отца и Габриэля, идущих по коридору. Ингерас мягко отталкивает руки матери и подбегает к мужчинам, не сводя с них взгляда, горящего детским восхищением и безграничной любовью. Влад опускается на одно колено, обнимая сына, а Габриэль протягивает руку, ласково ладонью проводя по тёмно-русым кудрям, в ответ наслаждаясь заливистым смехом мальчика.

― Ну что ты делаешь? Я целый час пыталась хоть как-то уложить его шевелюру, ― она подходит к ним ближе, становясь возле Влада, и Князь одаривает свою супругу взглядом, полным трепетной нежности и тепла.

― С помощью твоего гребня? При всём уважении, Мирена, он больше на орудие пыток похож, ― смеётся Габриэль, заговорщически подмигивая Ингерасу и тут же уклоняясь, когда Мирена шутливо толкает его в плечо.

Ингерас с минуту наблюдает за разговором взрослых, но потом, услышав радостные детские голоса в праздничном зале, просит у родителей разрешения присоединиться к своим друзьям. Габриэль с тёплой полуулыбкой провожает быстро удаляющуюся фигуру своего крестника, ладонью проводя по уже практически зажившему боку. Мирена замечает его жест и обеспокоенно хмурится.

― Всё в порядке? Неужели рана не заживает?

― Нет, заживает, просто теперь нужно гораздо больше времени для того, чтобы восстановить силы, ― поясняет Габриэль, не замечая, как Влад напряжённо поджимает губы, но ничего не говорит ― они уже давно всё обсудили. ― Не стоит омрачать сегодняшний день тягостными мыслями.

Князь слышит оглушительный взрыв смеха, сопровождающийся звоном кубков, и берёт свою супругу за руку, поднося ладонь к губам, оставляя горячий поцелуй. Он приобнимает Габриэля за плечи, на что тот никак не реагирует, но в уголках губ зарождается тёплая улыбка, а взгляд золотисто-зелёных глаз заметно теплеет.

Главный зал встречает их оглушающим приветствием бояр и приглашённых гостей, ярким пламенем свечей, расставленных вокруг, чьи блики отбрасывают причудливые тени на стены, и плавной музыкой скрипки, наполняющей сердце необъяснимым спокойствием и уютом, которые ощущаешь только по возвращению домой. Димитру поднимается из-за стола, разводя руки в стороны, словно пытается весь мир разом обнять, и подходит к Князю и его супруге, уважительно кланяясь Мирене и крепко пожимая руку Влада. Главный советник ловким движением откидывает непослушные пряди волос со лба и делает музыкантам знак рукой, чтобы те на минуту прекратили играть. Когда в зале воцаряется тишина, Димитру поднимает позолоченный кубок, беря слово:

― Мои друзья трансильванцы, пасхальный тост! ― особенно торжественным голосом начинает он, приковывая к себе взгляды всех гостей. ― Десять лет мира и процветания с тех пор, как наш Князь вернулся к нам, ― Димитру поворачивается к Владу, приподнимая кубок, салютуя им, на что тот сдержанно улыбается, но в глазах ― благодарность. ― Друг мой, за ещё двадцать.

Стоит Димитру произнести последние слова, как стены зала тут же сотрясает гул радостных возгласов, громкий счастливый смех и звон бокалов и столовых приборов. Под мелодичные переливы скрипок Князь и его Княгиня занимают главные места в центре праздничного стола. Габриэль присаживается по левую сторону от Влада, и Димитру тут же вовлекает его в разговор, а Мирена с тихим смехом наблюдает за тем, как Габриэлю приходится каждый раз ловко уклоняться от широких взмахов рук Димитру, которыми он сопровождает свой рассказ.

Но непринуждённую и счастливую атмосферу праздника прерывает шум тяжёлых шагов и резко распахнутые главные двери зала. Все гости моментально замирают на своих местах, дети делают опасливые шаги в сторону родителей, и кажется, что все даже дыхание задержали, с особым вниманием и страхом следя за тем, как шестеро турецких солдат твёрдой и уверенной походкой входят в зал. Габриэль тут же, словно по команде, напряжённо вытягивается, делая едва заметный жест страже, и те отточенными движениями оказываются рядом с Князем и Княгиней. Влад поднимается со своего места, приветствуя нежданных гостей:

― Хамза-бей, добро пожаловать, ― на губах его появляется почтительная улыбка, но Мирена замечает, как сильно супруг сжимает ладони в кулаки. Она кончиками пальцев прикасается к его руке, чувствуя, как понемногу расслабляется мужчина. ― Мы не ждали вас так скоро.

― Султан Мехмед Второй шлёт своё приветствие тебе и твоему сыну, ― посланник прижимает ладонь к груди, словно показывая своё уважение, но насмехающийся взгляд выдаёт его истинные чувства.

― Благодарю. Его дань готова.

Влад делает жест рукой, и слуги вносят в зал внушительных размеров сундук, доверху наполненный серебряными монетами. Посланник бросает беглый взгляд в его сторону и досадливо поджимает губы. Габриэль чуть хмурится, неосознанно сжимая эфес меча.

― Боюсь, нам придётся обсуждать не только дань, ― слуга султана делает несколько шагов вперёд, оказываясь в непозволительной близости к княжескому столу, отчего стража за их спинами замтно напрягается.

― У турок нет здесь врагов, ― спокойно замечает Влад, опускаясь на место и откидываясь чуть назад.

― Ты думал, мы не заметим исчезновение отряда разведчиков?

― Я не убивал их.

― Но жажда крови всё ещё живёт в тебе, верно, Колосажатель? Мы с тобой оба знаем, что она не иссякла, и не важно, за сколькими замками ты её прячешь, ― турецкий подданный переходит на свой родной язык, но тем не менее Мирена и Габриэль сразу понимают, о чём он говорит, и одновременно переводят встревоженные взгляды в сторону Влада. Они замечают, как маска спокойствия и доброжелательности, с таким трудом создаваемая Владом, моментально исчезает, обнажая расчётливую жестокость и холодную ярость, полыхающие в глазах Князя. Влад улыбается, и Мирена едва заметно вздрагивает, ибо кажется, что улыбка его отстранённо-вежливая, но именно она вселяла в сердца врагов валашского Господаря неописуемый ужас и являлась предвестником скорых и мучительных страданий.

― Дань Султану. Забирай и уходи, ― и произнесено это таким тоном, что сразу становится понятно: если поданные Империи не покинут зал сейчас же, разверзнется буря. Посланник Султана, видимо, это тоже понимает, широко улыбаясь Владу, делая несколько шагов назад, разворачиваясь в сторону главных дверей, но тут же картинно вскидывает ладонь в воздух, словно вспоминая что-то:

― Ах да, забыл упомянуть одну вещь. Султан требует тысячу мальчиков для службы в рядах янычар.

***</p>

Мастер проводит острым, словно бритва, лезвием по запястью, делая глубокий и широкий порез, чувствуя, как кровь толчками вытекает из раны, густыми каплями падая на пол. Он наполняет небольшой сосуд, окуная пальцы в вязкую жидкость, размашистыми движениями чертя древние символы призыва на каменных стенах давно позабытого храма. Мастер отставляет чашу в сторону, поднимаясь, ещё раз оглядывая начерченные знаки. Он чувствует, как внутри поднимается сокрушительная волна радостного предвкушения и холодной решимости, и на секунду приходится прикрыть глаза, пытаясь собраться с силами и закончить начатый ритуал.

Мастер подходит к разведённому в центре полуразрушенной залы храма огню, опускаясь рядом с ним на колени и складывая в молитвенном жесте ладони.

― Tenebris eques! Dominus de bello et ignis, veni ad me!<span class="footnote" id="fn_29976467_0"></span>

С каждым произнесённым словом Мастер чувствует, как силы постепенно покидают его, как магия, ранее яростным потоком бегущая по венам, сейчас вытекает из раны тягучими каплями, подпитывая огонь и нанесённые на стенах символы. Сквозь пелену боли Мастер замечает, как огненные языки обретают ещё бóльшую силу, жар становится всё нестерпимее, обжигая лицо, руки, но он лишь стискивает зубы, не позволяя крику агонии сорваться с напряжённых губ. Мастер ощущает, как от магической мощи электризуется воздух, дрожит земля, а небо прорезают всполохи молнии, озаряющие ночной небосвод. Стена огня постепенно приобретает очертания портала, и он слышит яростные крики Рыцарей, наполненные предвкушением скорой битвы, стоны множества терзаемых душ и тяжёлый, размеренный топот конских копыт.

На губах появляется безумная улыбка, когда сквозь марево адского пламени он видит силуэт Всадника.

― Приветствую тебя, Война.