4. Интервью (2/2)

- Первый вопрос, который я хочу задать тебе.. Такой простой, но одновременно именно на нем все люди дольше всего думают. – выдерживает паузу он. – Так вот, довелось ли тебе испытать настоящую любовь в своей жизни? И что это вообще такое?

Сука. Ну Владимир Дмитриевич, ну вы серьезно? Вот уж от кого не ожидала, так это от него. Такой предсказуемый, банальный, заезженный вопрос! Сколько рассуждений было на этот счет, неужели все мало? Зачем ты спросил? Неужели тебя так мучает – любила ли?

Да, любила. Вас.

И продолжаю.

Он же так жаждет честности и открытости, и так нагло заставляет ее соврать прямо сейчас, смотря ему прямо в глаза. А почему бы и не сказать правду? Что на это тогда ты мне скажешь, а? На, получай всю правду в лицо! Вы же этого и хотели, и добивались. Что же, не нравится такой ответ? Тогда держи мерзкую ложь и впитывай в себя. Упивайся ею. И мучайся.

Илария думает почти с минуту, смотря куда-то в сторону, в пустоту. Но настоящая пустота сейчас внутри, зияющая дыра. А потом начинает свой монолог, надеясь на то, что он все поймет. Поймет ее ответ.

- Знаете, до недавнего времени я думала, что не испытывала ничего. Но начиная с двенадцати лет я всегда верила в нее, отчаянно пыталась влюбиться. И потому так часто обманывала себя, кормила ложными надеждами себя и свое сердце. Да, в моей жизни были люди, с которыми я испытывала нечто подобное, что можно назвать любовью, но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это была не она. Просто это было для чего-то нужно. И буквально около полгода назад я впервые ощутила это. И это настолько непохоже на те чувства, что я испытывала в прошлом. Это нечто сладко-щемящее, с привкусом горечи. Это искреннее восхищение. Это максимальное принятие. А я никогда никого не принимала настоящего, даже себя. И могу взять на себя смелость назвать это любовью. По крайней мере, мне бы очень хотелось в это верить, но кто знает, может, я ошибаюсь и в этот раз?

Она резко замолчала, поставив точку своим взглядом. Все это время она неотрывно смотрела своими в его. И он не посмел отвернуться, даже моргнуть. Как обычно наблюдал, сканировал. Она могла поклясться, что увидела в его глазах нечто похожее на понимание. И почему-то Симанов внезапно потеплел, оттаял. Это было совершенно незаметно, но она заметила.

- Это замечательно, когда ты испытываешь такие чувства. И я буду искренне рад, если ты не ошибаешься. – а краешек губы взметнулся слегка вверх. – Это был вопрос для разогрева, совсем пустяковый, по сравнению со следующим. Я хотел тебя подготовить к нему, к самому важному вопросу. Будь готова хорошенько подумать, прежде чем ответить, и не спеши, пожалуйста. Готова?

Она мысленно вырыла себе могилку, и была готова лечь туда прямо сейчас. Закапывайте живьем, умоляю. Второй раз открывать душу перед ним за один день она была не готова. И взгляд ее стал таким внимательным, таким предвкушающим. Вобрал в себя все эмоции сразу. И тревожность, и неподдельный интерес, и томительное ожидание. Закусила нижнюю губу. И подалась вперед, чуть ли не соскакивая с этого проклятого кресла. Ну же, не томи!

- Спасибо тебе, девочка, за интервью и твои эмоции. Это я и хотел вам показать. – произносит радостно он, хлопнув ладонями, и вставая со стула. И выключил камеру.

Блять. Что? Он сейчас серьезно? Она готова поклясться, что возненавидела его в этот момент по-настоящему и так яростно. Это был его всего лишь очередной прием, которых было уйма, и на каждом он использовал определенные. И она стала жертвой. Для него, может быть, это ничего и не значит, просто сделал. Просто создал. А у нее все внутри переворачивается от несправедливости. Это все ее завышенные ожидания сыграли, Илария надеялась, что ему действительно интересно узнать ее, и он выбрал такой нестандартный способ узнать о ней. А это всего лишь его очередной эксперимент, урок! Урок, который она запомнит.

Но разве это говорит о том, что Симанову не интересно узнавать о ней? Да черта с два, он все время преподавания в их группе только и старался, что узнать. Еще даже до этого. Разве может он просто нагло влезть в душу своим студентам, и сказать мол «ну давай, рассказывай мне все!». Не этично. Не в его духе. И потому он выбирает изощренные методы, куда более безразличные. Не мог же он задать ей куда более глубокие, личные вопросы здесь, при всех. У него еще будет время и возможность спросить ее обо всем возвышенном и печальном. Но не сегодня.

И главный вопрос, который мучал ее тогда – зачем? И он поспешил с ней поделиться ответом, и только тогда она поняла для чего он так развел ее, в чем была суть. Но внутри все еще жило недовольство с примесью восхищения. В тот момент, в тот самый, когда Ила была готова ответить на самый главный и сложный вопрос, на ее лице читалось столько эмоций, как никогда в обычном состоянии. И взгляд. Это предвкушение, готовность, тревожность, неподдельный интерес, блеск. Все это невозможно сыграть, нарочно отобразить на лице, нельзя просто вдруг почувствовать это из ниоткуда, позируя перед камерой. Но всю эту эмоциональную палитру можно запечатлеть с помощью видеозаписи, что он и сделал, а затем искать и искать то самое выражение ее лица, когда она вся как на ладони. Уязвимая, в какой-то мере. И родится из этого снимок.