4. Интервью (1/2)
А в следующий раз она пришла к нему уже через неделю. Холодным февральским днем. Ненавидит так зиму, с каждым днем все сильнее. И все сильнее ждет весну, потому что оживает тогда. Зима для нее такая выматывающе-темная, высасывает из тебя всю душу и силы. И с кровати порой тяжело подняться. Холод снаружи и внутри. А хочется просто накинуть на себя свое любимое мятное платье, выбежать на улицу с влажными после душа волосами, все равно ведь высохнут от жаркого солнца, которое ослепительно светит в глаза, щебечут птицы, в воздухе стоит запах зноя и цветущих яблонь. А сейчас она стоит на улице под его окнами, топчась на месте, чтобы согреться, а ветер кусался – остро, влажновато, и щеки уже горели. Ждала, пока Симанов сбросит ей ключи со второго этажа, со своего старенького балкона. Он всегда так делал. Домофона у него не имелось – платить лень, да и открывать всем подряд тоже. К нему же каждый день кто-то да заскакивает из студентов или знакомых. Проходной двор, не иначе. И скрашивают его одиночество, которое он делит напополам с котом Васькой. И со всеми ведет свой особенный и непохожий на другие диалог. И на каждого человека у него припасены свои истории, о которых не узнает больше никто. И Ила чувствовала укол зависти, или ревности. Или два в одном. Так глупо, правда? Будто он чем-то ей обязан. Возомнила себя особенной для него, неповторимой. Думаешь, он относится к тебе так, как к ни к кому больше? Ты давай, с океана на сушу вернись. И не живи в своих иллюзиях. Но зачем тогда он, этот чертов Симанов, давал и дает ей повод чувствовать себя особенной?
Да, он часто выделял ее из других студентов. По крайней мере, в ее группе, среди одногруппников. Но он искренне восхищается чуть ли не каждым учащимся, в каждом видит что-то особенное, интересное для него и раскрывает в них это. Вот он какой. И в ней увидел слишком много, против воли. Одна из самых последних пар перед его уходом была запоминающейся. Илария хорошо ее запомнила, ведь была в восхищении, и научилась новому кинематографичному приему, и на эмоции он ее вывел. И показал ее в самый беззащитный момент как на ладони всем. Немного оголил душу.
В тот учебный день они занимались в фотостудии в стенах универа. В одном большом помещении темными шторами огорожено три фото-зоны, в которых практикуются все студенты. И в тот день все зоны были заняты, стоял настоящий кипишь, все громко переговаривались друг с другом, кто-то врубил отвратительную музыку, матерился, ходил туда-сюда. И их группа из шести человек, что соизволили прийти, расположилась в самой крайней зоне. Близился Новый год, и поэтому Хелена, подружка Иларии, притащила в сумке несколько длиннющих гирлянд. Они сидели сонные и уставшие, хотя еще ничего толком то и не сделали, слушали на фоне крики первокурсников. Ила засыпала в большом кожаном черном кресле, таком мягком, она буквально тонула в нем и была готова скрыться. И потом Хелена так внезапно начала обматывать ее гирляндой. Светящиеся огонечки путались в волосах, обернулись вокруг ее ворота черной водолазки, плыли вдоль рук. Знаете, такая ничтожная мелочь, но такая светлая. И настроение сразу поползло вверх, впервые у нее за зиму возникло новогоднее настроение. А еще и ее любимый Симанов сейчас придет. Ну радость!
И она помнит, как он зашел к ним в студию, только-только с улицы. В черном пальто, снег уже растаял в его волосах, отчего они были влажными. Такой алый и живой румянец на щеках и кончике носа. Девушка невольно залюбовалась им, смотря, как скидывает с себя пальто и небрежно бросил куда-то в угол, как окидывает взглядом пространство и их, и какой он был сердитый в то утро. Раздражал лишний шум, не давая сосредоточиться, и раздражало то, что опять малое количество студентов пришли на пару. Хоть ему и было часто глубоко наплевать кто ходит, а кто нет, но иногда им завладевала злость и непонимание. Как и в тот момент. Он перевел свой взгляд на нее, задерживаясь чуть дольше, чем на всем остальном. Едва заметно улыбнулся.
- Это че у нас тут, елочку новогоднюю поставили? – кивнул он на нее, спрашивая у остальных присутствующих. Хелена что-то бросила ему в ответ о том, что она притащила гирлянды и поддерживает атмосферу здесь, а Ила сидела и улыбалась, задумавшись о чем-то своем. О нем.
Он пообещал, что сегодня будет нечто интересное и то, что она будет главной героиней этого всего. Сказал всем подготавливать освещение, выстраивать и настраивать источники света, но Илария должна сидеть и ничего не делать. Не хотел ее тревожить в такой момент, не хотел развеять эти чары спокойствия и умиротворения внутри нее, из-за которых и затеял всю эту штуку. Лешка, ее одногруппник, все никак не мог правильно и грамотно выстроить свет, таская софт-боксы туда-сюда, и запинаясь об их провода. Он всегда носил черные костюмы, был замкнут в себе, но обладал отличной иронией, которую проявлял только в интернете, а в жизни много молчал, а еще любил угощать всех шоколадками. Ей нравился Леша как личность, он забавлял практически всех, и ее в том числе, но она всегда относилась к нему более серьезно, чем все остальные. Наверное, понимала его. Понимала его странность, и находила в себе тоже. И вот сейчас, наблюдая за его отчаянными попытками что-то сделать и за его рассеянностью, девушка незаметно улыбалась себе в кулачок, глядя на него исподлобья. Но одновременно ей было и жаль бедолагу, кажется, он хотел послать это все к чертям собачьим. Да еще и Симанов стоял над душой, яростно метая молнии своим взглядом, и мысленно закатывая глаза. Мужчину начинало это заметно подбешивать, но настроение у него сегодня было такое – мразотное, никому не помогать. Ему хотелось, чтобы студенты хоть чему-то научились за четыре года обучения, а оказывается, они хуи пинали все это время. И от этого ему становилось яростно.
- Леша, блять, ты не видишь что источник нужно подвинуть назад, чтобы свет подсвечивал сбоку и сзади? Или ты слепой? – Симанов разошелся не на шутку, ведь редко позволял себе подобные высказывания в сторону студней. И Ила лишь поджала губы в своей привычной манере, когда испытывала смятение. И не сводила взгляда. В основном с него. То, какой преподаватель был сейчас строгий, как хмурились его брови и появлялась ярко выраженная складочка на переносице, а в его привычно спокойных глазах читалась злость. Было темно, и только мягкий теплый свет от трех постоянных источников света освещал его часть лица, создавая на нем рисунок светотени.
Но с горем пополам, ее одногруппники выстроили освещение, в то время как Владимир ушел курить и пить кофе, стараясь успокоить нервы. Она сидела все в том же кожаном кресле, крутясь на нем из стороны в сторону. Сидела в самом центре комнатки, а на нее, как на звезду интервью, было обращено световое оборудование. Свет немного неприятно начинал слепить глаза, и приходилось щуриться. А еще голова разболелась, но боль притупилась, когда он вошел обратно к ним. Встал напротив нее, изучая взглядом серых глаз. Думая о чем-то. А потом попросил Лешку держать отражатель, ведь его снова не устраивал теневой рисунок на ее лице. Чертов перфекционист.
А бедный парнишка все никак не мог удержать его прямо, вечно скашивая куда-то, и не понимая как обращаться с этим дебильным отражателем и что от него хотят.
- Да сукин ты сын, ты четвертый курс, Леша! И до сих пор не знаешь принцип работы отражателя, и не видишь! Ты посмотри, блять, какая у нее на лице жесткая тень, ты видишь, что ее нужно смягчить? – повысил голос. А ей стало уже страшно, и невольно вжимается в кресло. Захотелось его успокоить, была бы ее воля, сказала бы ему что-то, коснулась его длинных пальцев, сжимая в своих. Интересно, помогло бы это ему? А может, ему этого и не хватает? Как бы это было, сделав она это? Ила представила в красках. То, как Симанов резко замолкает, а на них таращатся все одногруппники и особенно Хелена, и не понимают, что она делает. Но ей бы было все равно, и она мягко и осторожно зажимает его пальцы в своих, а другой рукой гладит тыльную сторону его ладони. И смотрит в его глаза своими, такими спокойными. И он автоматически, как по щелчку тоже становится таким. И действует на него это отрезвляюще, ведь он нуждается в ней. И готов быть с ней осторожным и бережным. Поэтому он и перехватит ее руки в свои, невесомо целуя костяшки.
Но тут сладкие мысли прерывает его голос.
- Девочка то уже уснула, пока ты тут соображал, как правильно с оборудованием работать! – и смотрит на нее так тепло, переводя взгляд на Лешу, который продолжает смущенно стоять где-то рядом с ней. – Сегодня я хочу вам показать принцип кинематографичного кадра, когда фотография рождается из видео. Чтобы эмоции были самыми настоящими, и иногда из этого может что-то получится. Поэтому, я проведу с тобой небольшой диалог, в формате интервью.
Девушка немного напряглась после этих слов, ерзая на кресле. Стало отчего-то волнительно. Только от чего? То, что сейчас он, такой непредсказуемый, сможет задать ей какой угодно вопрос, и уничтожит ее этим? А зная его, он всегда заставал врасплох, играл на тонких струнах души. Заставлял думать. А вдруг он задаст слишком личный для нее вопрос, и что ей делать? Здесь сидят люди, с которыми быть откровенной, если честно, не очень-то и хочется. Почему они не могут быть наедине в такой момент. А может, он специально все это задумал, чтобы узнать у нее что-то личное и важное? Ил, ты такая смешная и наивная, ну. Пойми уже, что мир не крутится вокруг тебя. И особенно его мир не вертится вокруг тебя. Он просто проводит очередную пару, и все. Тогда почему выбрал именно ее? Да потому что лицо у тебя такое, будто щас сдохнешь, если что-то будешь делать. Сделала бы его попроще, может, и не ты бы была героиней этого интервью.
Но все, что она смогла сделать – это кивнуть в ответ. Согласилась. Подписалась на бог знает что. Подписала себе смертный приговор души. И вот он уже сидит напротив нее, поставив локти на колени, подаваясь корпусом тела вперед, к ней. Чтобы глаза в глаза. Его зрачки почти съели всю радужку. И оба напряжены, словно рельсы в метро. Она сидит и ждет. Пытается предугадать вопрос, что вот-вот сорвется с его губ. Может быть, о любви? О чем еще можно спрашивать, чтобы получилось чувственно? Везде вокруг только и разговоры, что о ней – о любви! Так давай, задавай. Я готова. Я открою перед тобой душу, не перед ними.