VIII (2/2)

Потерпи…

***</p>

— Как он сбежал?! — кричал Рид в трубку телефона, пока вёл машину. Он следовал за Ричардом, который сообщил, что знает путь.

— Он не дурак, Рид. Он изучал всё, несмотря на паршивое и разбитое внутреннее состояние. Проработал заранее. Загнал Сумо в ванную и дал ему еды, чтобы занять чем-нибудь, а мою дверь припёр стулом. Взломал входной замок с помощью подручных средств. Нашёл мой пистолет, который я спрятал во дворе. — объяснял Андерсон из дома, говоря по сотовому с Гэвином.

— Блядь! — было в ответ на всё объяснение и затем Гэвин психованно сбросил звонок, но сразу же связался с Ричардом. — Как давно сбежал?!

— Судя по всему минут тридцать назад. — Ричард успел узнать по камерам, как Коннор пошёл пешком до следующей улицы от дома Хэнка, затем поймал такси. — Он всё ещё в порядке. Живой. Но, возможно, не надолго, раз взял с собой пистолет.

Трекер показывал, что Коннор на утёсе за городом, уже как минут десять более никуда не сдвигался.

Он стоял и смотрел вдаль, на город, что так ярко светился. В горящих окнах происходит чья-то жизнь. Возможно хорошая, может быть плохая, но ему не было это так важно, ведь есть его собственная и которая… Была такой отвратительной. Коннор смотрел на обрыв, а там внизу деревья. Чернота из-за поздних часов. Два тридцать четыре. Хотя какая разница? Он наконец вырвался из-под надзора. Наконец сможет закончить это, но на самом деле пыл с каждой секундой утихал, спадал, становилось тяжелее и идея уже не казалась такой заманчивой. Нет. Это не страх своей смерти и боязнь боли. Совсем нет. Это что-то другое и он вновь не может понять, что именно.

Хотя узнавать уже толком и не хотелось. Усталость от раздумий глубоких и длительных брала своё. Уже третий месяц жизнь стала сплошным «Днём сурка». Сплошной замкнутый круг из которого хотелось вырваться уже хоть как-то.

Закончить.

Но он не может.

Пистолет едва ли удаётся заставить взять крепче, ибо ещё чуток и выпал бы из ослабших рук и пальцев. Коннор так хотел упасть на колени и просто смотреть на яркий город вдали и ни о чём не думать. Ничего не чувствовать. Абсолютно. Просто… Исчезнуть, но так… Чтобы оказаться рядом с ней.

Ну разве он так много просит?

— Не надо, Коннор… — произносят сзади. Он слышал звуки машины и открытия дверей. Тихие шаги в его сторону. Это была Джейн. — Пожалуйста…

Все эти месяцы она старалась быть с ним и помогать. Не всегда удавалось из-за работы, своего собственного самочувствия и переживания от трагедии, да и беременность также во многом препятствовала так свободно к нему каждый день приходить, но Джейн старалась. Старалась поддерживать Коннора, ведь понимала его, пускай тот в это не верил.

И она так хотела, чтобы Чарли была рядом, пока протекала беременность, а потом и вовсе посетила бы её в больнице после родов. Хилл уверена, что Шарлотта бы была не менее рада, чем она сама. Была бы искренне счастлива за её счастье.

Потеря такой хорошей подруги, неплохо так ударила по ней, но присутствие мужа, друзей и беспокойства о будущем ребёнке помогли взять себя в руки гораздо быстрее.

— Тебе не стоит быть тут, Джейн. — говорит Коннор без какой-либо конкретной эмоции в голосе и даже не оборачивается. — Тебе стоит думать о кое-чём другом.

— Не считаю, что ты как мой друг, менее важен, чем мой ребёнок. — Хилл не собиралась оставаться дома, когда грозила такая опасность и даже несмотря на своё положение, была готова идти на помощь.

— Верни пистолет. — твёрдо говорит уже Рид, делая пару шагов ещё дальше, чем Джейн, от чего теперь между ним и Коннором метров пять. — Думал, что ты самый умный, а?

— Я знал, что трекер всё выдаст. И что Ричард сможет быстро меня найти.

— Тогда… Чего ты растянул? Сделал бы и всё, пока была возможность.

Но Коннор промолчал. Он не тянул намеренно. Получив пистолет во дворе, он мог сразу бы там всё и закончить, но… Кое-что вспомнил. Тот день, когда Шарлотта сбежала сюда ради этого же. Он вытянул у неё пистолет, когда она предлагала расстаться. Может это даже символично, что он тоже тут теперь, потому что сбежал, однако… В желании таким образом воссоединиться с ней. Он ведь не был особым любителем искать параллели, но… Это было даже как-то поэтично. Красиво. Хотя за красоту не переживал вовсе. Продырявить свою голову — это совсем уж не искусство.

Почему же тогда ничего не сделал, пока был шанс?

Возможно, хотелось попрощаться с этим миром, вспомнив, что было с ним в нём? Подумать напоследок и затем… Исполнить свою последнюю волю. Это ведь всегда волнительно, когда исполняется то, о чём давно и так сильно мечтал. В самый ответственный момент медлишь, смакуешь, но чтобы… Получить наслаждение и удовольствие от долгожданного исхода.

И даже если это желание заключается в своём же самоубийстве.

— Коннор… — тихо говорит Джейн, слыша, что тот всё молчит. — Жизнь может продолжаться.

— Я не хочу, чтобы она продолжалась. В этом вся суть. — он медленно оборачивается. — Разве вы не понимаете этого? Я больше не могу так жить. Не хочу. Здесь осталось… Ничего! Ничего, что заставило бы меня продолжать.

— Но всегда можно найти…

— Что? Что найти, Джейн? — с неким вызовом говорит он и даже делает шаг вперёд. — Что вы всё ещё хотите от меня? Чтобы я смирился с её смертью, ведь так иногда бывает? Чтобы продолжил жить, ходить на работу, улыбаться и общаться со всеми, будто бы Шарлотта просто пережиток прошлого, не большая и такая уж важная деталь! Что она лишь этап жизни, который я прошёл! Чтобы начал делать вид, что всё у меня замечательно! — под конец речи он стал куда громче, психованнее, но затем утих, давая голосу нарастать по новой. — Или быть может жить дальше значит найти себе другую? Другую девушку и строить жизнь уже с ней? Просто заменить. Но Шарлотту никем не заменить! Ни одна из них не будет ею!

Коннор вскрикивал так, что иногда было эхо, а птицы от того слетали с веток и уносились прочь, слышно хлопая крыльями.

— Вы не понимаете… — с отчаянием и усталостью произносит он, видя их лица, которые давали понять, что они всё так же надеются, что он перестанет себя так вести. Третий месяц… Всё вновь одно и тоже. Одни и те же беседы и аргументы, всё те же ответы им от него. Они все вместе стоят в мёртвой точке. И Коннор уверен, что разорвать этот круг можно только лишь… Если он убьёт себя. — Вы ничего не понимаете… Ни один из вас. Вы говорите все эти слова о том, что надо перетерпеть, но словно бы даже и не осознаёте, как это всё трудно! Я не могу выключить свои чувства к ней, как вы хотите или желаете. Не могу перестать думать о Шарлотте. — Коннор разводит руками и даже слегка улыбается. — Я даже и не хочу этого. Не хочу лишаться и грамма моей любви к ней.

— Но и мы не хотим лишиться тебя. — Хилл прикладывает руку к груди, начиная говорить нежнее. — Ты наш друг, которого мы ценим…

— Вы сможете прожить без меня. Я не так уж и важен. Ваша жизнь вот именно, что продолжиться. Работа, дружба, семья или будущий ребёнок. У вас у всех есть какая-то мотивация. У меня же… Она была убита, захлебнувшись водой. — Коннор смотрит перед собой в землю, а не на ребят. Чувствует, что ощущение приходит вновь. Надо хвататься, пока оно снова есть. Поднимает пистолет дулом к подбородку. Знает правильный ракурс, чтобы задеть тот важный чип, что отвечает за жизнеспособность. Одно нажатие, один выстрел, одна пуля… И всё наконец закончится. Перестанет его волновать. — Я не смог уберечь её. Не смог спасти и помочь. Всё испортил. Я действительно… Всё испортил.

— Знаешь… Я хотела, чтобы Шарлотта стала своеобразной крёстной для ребёнка. — Хилл слабо хмыкнула. — И раз уж ты был её парнем, то стал бы крёстным. Неофициально. Но так. Между нами. Я бы доверила это вам, зная, что вы бы сделали всё для малыша, случись что со мной или Барри. — Джейн приложила руку к уже весьма выпирающему животу скрытому под толстовкой. — Так глупо… И может на фоне всех событий, да гормональных всплесков… Но я думала над тем, чтобы назвать ребёнка в её честь. — девушка слабо посмеялась в кулачок. — Удобно знаешь ли. У неё такое универсальное имя, хах. — лицо Джейн разгладилось и опять вернулась печаль, а голос приобрёл умоляющие нотки. — Сделав это, Коннор… Лучше не станет. Без тебя наши жизни развалятся до конца. Мы будем помнить о Чарли и теперь о тебе. Всё изменится. Появятся такие страшные и печальное ассоциации со всем вокруг. Даже моё положение кажется таким неуместным сейчас. Пожалуйста, Коннор. Не надо… Убив себя… Ты добьешь и нас всех. Не будь так жесток. Ты ведь не такой. Ты очень сильный и добрый. И Шарлотта бы тебя из-под земли достала, да всю душу бы вытрясла за это.

— Но её нет. Значит… — палец лежит на крючке. Тело не дрожит, не дёргается, лишь голова поднимается чуток выше, чтобы было удобнее стрелять. Коннор видит белые искорки — куча звёзд, что сияют на небе. Прямо как и в тот вечер на этом же утёсе, когда… Шарлотта передумала убить себя и всё же вернулась к нему. Послушалась его слов и после этого они прожили великолепные несколько лет. Но сейчас у него нет никого к кому бы он стремился так же, кого боялся бы так сильно обидеть.

Коннор слышит, как Джейн взволнованно дышит, а краем глаз видит, что она слегка трясётся, словно хочет подойти, чтобы остановить его этими дрожащими руками. Сзади стоит Ричард, что и слова не сказал за всё это время, но до этого он и так сделал очень много: сколько провёл бесед, порой тратя большую часть времени своих выходных или после работы. Гэвин, что на удивление тоже молчит, ведь обычно горланил громче всех, а порой и руками не прочь помахать. И не то чтобы прям удивительно, но он тоже столько всего сделал, пускай и своими методами. Старался вытащить его из этого подавленного состояния. Но почему же не сейчас? Неужели наконец разрешает исполнить задуманное? Даёт эту возможность? Может понял уже, что всё это было и будет бесполезно?

Где-то там в доме сейчас сидит Хэнк. Вероятно, он волнуется и до безумия сильно ждёт вестей. Вряд ли печальных, а наоборот самых хороших. Но ведь он тоже понимает, что велика вероятность… Услышать плохое. В своё время он потерял сына; жена, вскоре не выдержав, ушла, и Андерсон утонул в алкоголе, а также грусти и обиде, которая нацелилась на андроидов. И ведь спустя столько времени именно Коннор помог ему многое понять и смириться. До этого для Хэнка Сумо был большой поддержкой и стимулом к жизни. Этот щенок был подарком Коулу, только… Пробыли они вместе недолго, однако мальчик очень его любил.

Коннор тоже обожает Сумо. Любит Гарда и ему так нравится Долька.

Конечно, ребят не хотелось ранить своим поступком, однако Коннор думает, что они смогут справиться. Им будет грустно, но они переживут это, смирятся. Они не он. Они сильные, а он слабак одержимый ею и её любовью. Не хочет причинять им какую-либо боль, ибо уважает и ценит всех до единого, но он ведь умрёт и… Вряд ли его вообще всё это будет волновать потом, однако сейчас… Пока он жив…

Может его останавливает неумение быть настолько жестоким?

Был бы он сейчас машиной без эмоций и… Всё стало бы гораздо легче. Не было бы так трудно убить себя за один несчастный выстрел, который… Ну вот он! Только нажми! Так почему же не может?!

Будь он машиной без чувств, то и в смерти бы не было нужды. Смог бы продолжить существовать, просто пропустив то, что кто-то там умер, приняв это, как факт.

Нет.

Как же противно даже думать в таком ключе. Одна только мысль о том, чтобы лишиться любви к ней и тех чувств, которые он обожает — заставляет ненавидеть себя.

И в это же время…

Хочется прекратить невыносимые терзания рождённые этими светлыми чувствами.

Пистолет в руке обхватывается сильнее, а челюсти сжимаются. Коннор смотрит вверх на миллиарды звёзд и лишь думает о том, что…

— «Скоро я воссоединюсь с тобой.»

Но ничего не происходит. Не жмёт, чтобы услышать оглушительный выстрел и наконец упасть на землю замертво.

Почему…

Время тянется так долго, хотя это совсем не так. И чем дольше это идёт, тем сильнее он злится. Набирается сил, чтобы заставить.

— «Чёртов слабак!»

Корит он себя и продолжает ругать дальше.

— «Ну! Сейчас всё и может решиться!»

Палец на спусковом крючке начинает нажимать и тот проседает, однако словно бы с этим же сопротивляется, хочет вернуться на исходную, чтобы ничего не произошло. Вряд ли это знак. Просто надо приложить больше силы.

— «Остановись…» — с эхом и в далеке проносится женский голос.

Коннор тут же застывает и не может понять. Ему показалось? Откуда? Кто?

Это…

Он сбит с толку. Это не ошибка ведь, верно? Тут же судорожно проверяет модули внутри, но ни один из них не воспроизводил её голоса по воспоминаниям. И этот звук точно был не из вне. Это было в его голове и разуме, но программа не сообщает откуда именно и почему. Было ли это на самом деле?

Пистолет чуток опускается, пока он глазами смотрит по сторонам. Ищет её. Пытается убедиться. Но тишина. Никого кроме ребят спереди, что молчат и не понимают его поведения.

Это галлюцинации? Они ведь вроде как бывают у андроидов. Но почему сейчас? Почему именно такое? Остановись? Может это больной и раненый разум пытается спасти себя в последние секунды? Коннор смотрит на друзей и понимает, что сообщи он им сейчас о подобном, то те запишут его в сумасшедшие. Но зато в другом… Они будут заинтересованы точно.

Он опускает оружие и затем, выдержав небольшую паузу, идёт к ним. Подойдя ближе к Джейн, что выглядела всё ещё столь взволнованной и кажется не верила его действиям, он передал в её руки пистолет и заглянул в глаза.

— Хватит меня ограничивать. — весьма серьёзно произносит Коннор, но даже сохраняет некую мягкость. — Хватит насильно вводить меня в спящий режим, когда вам хочется. Забирать всё. Я не ваша собственность и у меня есть выбор. И если вы хотите, чтобы я перестал пытаться убить себя… То вам придётся слепо довериться мне. Либо так, либо… Я никогда не закончу свои попытки.

***</p>

— Мамочка! Пожалуйста! Не умирай! Мама! Папа!

Она трясёт её бездвижное тело, что было ещё таким тёплым и мягким. Мама будто спит, но глаза открыты, больше не смотрят на неё и не блестят от жизни. Губы приоткрыты едва, а с уголка стекает красная струйка. Дыхания нет.

Скоро тело станет холодным. Твёрдым.

Больше мамы не будет.

Её и сейчас уже больше нет.

И папы.

Он тоже мёртв теперь.

Тот мужчина, что убил их — тут.

Живой.

Он лежит лицом в пол, дышит со слышными хрипами, слегка шевелится, стонет от боли.

Шарлотта со всхлипами смотрит назад на него. Незнакомец…

Нет.

Убийца. Убийца её родителей.

Она перестаёт так сильно плакать. Её трясёт, но Шарлотта встаёт, чтобы качаясь и волоча ногами, придерживая порезанную руку, идти к нему. С брови течёт кровь, теперь она рассечена. Красная жидкость попала на ресницы и им было тяжело, а вскоре она просочилась сквозь и стало хуже видно, но и одного глаза было достаточно. Достаточно, чтобы она смогла подойти к убийце и посмотреть на него сверху вниз. Сейчас он ослабший, умирает, даже голову полностью повернуть не может, чтобы видеть её во весь рост, а лишь босые ноги, что теперь стоят перед ним.

И ей не страшно.

Ведь она злится.

Она ненавидит его. Всем своим нутром, которое, как думалось ей, никогда не могло испытывать столько ненависти.

В голове столько ужасного. И ей так хочется сделать ему больно, как он сделал маме с папой.

— За что? — сквозь зубы спрашивает Шарлотта, а лицо стремительно скривилось в гримасе отчаяния и злости. — ЗА ЧТО?!

Звонко восклицает она, давясь воздухом. Всхлипнула на всю комнату, а затем зарычала, хватаясь за голову.

Не отвечает. Он страдает от боли и ещё смеет скулить о помощи. Просит её помочь ему, но она…

Не будет этого делать.

Не поможет.

— СДОХНИ! — не сдержавшись, с рыком выкрикивает она и затем от бессилия падает на землю. Содрогается в рыданиях и чистой ярости. — Сдохни-сдохни-сдохни!

В голове нет ничего, лишь желание, чтобы этот человек умер. Умер самой страшной смертью из всех возможных или тех, что представляются в её голове детальными картинками. Чтобы ему было так же плохо, как и ей сейчас.

Так хочется…

Убить его самой.

Всхлипы продолжаются, однако в это же время она поднимает свой взгляд полный бешенства. Он видит это. Его глаза расширяются, ибо он понимает, что сейчас будет что-то происходить.

Девочка встаёт и затем идёт к нему ближе. Он чувствует, как она хватается за рукоять ножа, что всё это время был воткнут в его спину. Сначала тянет, но тот не выходит. Сил у неё не осталось, да и вряд ли бы хватило, будь она сейчас не ранена. Однако… Додумалась прокрутить.

По комнате разносится мужской вскрик и натужное мычание.

Каждый раз, стоит ей шевельнуть ножом, то убийца чувствует, будто тот раскалён, словно рвёт само мясо и мышцы. Лезвие прямо между рёбер. Сильно не покрутишь, но и этого… Достаточно с лихвой.

Однако Шарлотта, не смотря на всю злость внутри, быстро отступается. Перестаёт его мучить, ведь рычания и крики этого мужчины ей становятся неприятны. Ей неприятно и от своих действий. Вновь страшно и хочется без остановки плакать, спрятавшись в какой-нибудь тёмный уголок.

Дверь резко распахивается, заставляя Шарлотту крупно вздрогнуть и посмотреть туда.

— Шарлотта! — это Кристина вместе с несколькими сотрудниками и заказанными охранниками, что наконец появились для своей работы, но уже… Поздно.

Девочка по полу тут же еле ползёт на голос знакомой и тянется для объятий. Кристина так взволнованна, смотрит по сторонам и видит, что её хозяева лежат без признаков жизни, а рядом некто неизвестный с ножом в спине. Одна лишь их дочь жива, но с ранами, вся залита кровью, в слезах, и что-то неразборчиво сквозь рёв и всхлипы пытается рассказать.

— Тише… Тише… Всё… — ничего не хорошо. Ничего не в порядке и не нормально. — Я тут. Здесь.

Кристина гладит её между лопаток и пытается успокоить, но это не удаётся.

Спецслужбы давно начали осмотр комнат, проверяют тела.

— Он… Он убил их! — едва удаётся понять из её не ясных слов. — Он… Убил их!

Кристина осознаёт, что это шок. Шарлотта в полнейшем шоке и истерике. Нет смысла сейчас её допрашивать и держать тут, особенно когда один из сотрудников проверив её маму и папу, не заметно для девочки слабо махнул отрицательно головой.

Менеджер приказала трём охранникам сопроводить их, а сама с ребёнком на руках, прижав её к себе, стремительно пошла на выход, чтобы побыстрее убраться из этого ужасного и страшного места.

Надо срочно обработать раны и пожалуй… Вколоть успокоительное, а быть может и вовсе усыпительное. Надо как можно быстрее нормализовать её состояние и пожалуй любыми средствами.

Кристина понимает, что это… Всё.

Такая травма будет навсегда.

Неизвестно точно, что было в номере отеля, но явно ничего хорошего. Шарлотта уже в таком возрасте, чтобы многое осознавать и помнить. Она точно знает, что её родных убили у неё на глазах. И саму её чуть тоже.

Чувствуется, что это переломный момент.

Нечто очень серьёзное.

Надо справиться с этим как угодно, чтобы девочка хотя бы чуть-чуть, но оставалась в порядке. Не ясно, выйдет ли, однако… Кристина будет стараться всеми силами.

Родители девочки…

Уже давно дали инструкции.

***</p>

— Ты никогда не пыталась выяснить об этом? — спросил Коннор, мимолётно глянув на Чарли, что стояла рядом и резала овощи.

— Он умер, Коннор. — ответила она не отвлекаясь от дела. — Здесь было нечего выяснять толком.

— Я не понимаю. Почему твои слова не восприняли всерьёз даже если ты и была ребёнком. Но разве ребёнок может выдумать о заказном убийстве?

— Я не знаю почему так. — Чарли лишь пожала плечами. — Когда подросла, то вычитывала статьи об этом. Смерть моих родителей стала сенсацией не только в нашей стране, но все заголовки пестрили лишь одним выводом — что это был бывший сотрудник компании, которого они с полгода как уволили, а тот обозлившись, решил отомстить. Были и просто слова о выгоде, что звучит весьма глупо. Как будто убить миллиардеров это тоже самое, что ограбить человека в подворотне.

— Как вышло, что он попал в отель? Разве у вас не было охранников?

— Перед этим всем в нашем доме в Москве была какая-то разборка. Были даже выстрелы. Вроде. Мы с мамой спрятались в винном погребе, а затем торопясь и весьма секретно, как я сейчас понимаю, всей семьей улетели в Детройт. Плохо на самом деле помню об этом, но что есть. — Шарлотта закончила с нарезкой и посмотрела на Коннора, что всё это время, скрестив руки на груди, смотрел на неё и слушал. — И раз уж всё было так, то не успели толком всё организовать. Как только прибыли в номер отеля, то родители тут же стали собираться и говорить, что едут на важную встречу, так как были основными спонсорами, а там какое-то важное событие. Вроде миллионная продажа или типа того. И ещё они обещали… Что скоро вернутся и всё будет хорошо. В это же время должна была прибыть Кристина из России, да и личная охрана тоже — какая-то специальная и заказная организация, но… Всё было так стремительно, так что… Не успели.

Она прошлась к углу столешницы и упёрлась поясницей на неё, пока скрестила руки на груди и смотрела в сторону на кастрюлю в которой что-то варилось. Продолжила рассказ:

— Это действительно звучит как-то не серьёзно и глупо. Семья богата, знаменита даже, но… Всё вот так. Просто мои родители ещё были не из тех, кто окружал себя кучей охраны для перемещений. Дома, конечно же, были специальные люди или где останавливались тоже, но… — послышался тяжкий вздох. — Бывший работник, как выяснили, смог попасть в номер, ибо кто-то вроде как был предателем. Иначе даже и не понятно, как он бы смог это всё провернуть. Кто-то сдал данные о том, что мы в срочном порядке покинули Россию и даже куда конкретно, в какой отель, в какой номер. Всё до самых мелких подробностей. Так же, видимо, из местных охранников отеля были подставные люди или их просто купили, а от того его столь легко пропустили. Сотрудники свидетели сообщили, что тот сказал, мол, мой отец знает его и им надо поговорить. В этом деле очень много разных странностей, однако факт остаётся фактом. — Шарлотта посмотрела в глаза Коннору и вздохнула. — Его звали Игорь, как я узнала из статей. Помню, он зашёл в номер весьма спокойно, однако с каждой секундой становился всё более безумным. Он был как псих, ибо ещё и болен был чем-то, что так сильно его меняло. Экспертиза показала, что в крови у него была смесь веществ, которые вместе дополнительно подарили ему дурманящий эффект, так что его поведение не удивительно, пожалуй. Игорь стал беседовать с моим отцом, иногда говорила и мама, но затем он сорвался, как по щелчку и показался нож. Почему он не взял пистолет — я не знаю. Может ему так хотелось или нравятся ножи. Без разницы. Не ожидавшему отцу, им он довольно быстро нанёс три удара в грудь и одним из них попал в сердце. Можно сказать папа умер мгновенно. Его уже было не спасти. Тогда этот убийца нацелился на маму, что прикрывала меня. Было много криков, ругани. Многое повылетало со временем из головы, но некоторые моменты такие яркие, что до сих пор в моей памяти прям как перед глазами. Мне не один раз кричали, чтобы я убегала, но я… Не хотела бросать родителей, а ещё… Мне впервые в жизни было так страшно. Так страшно, что тело не слушалось и ни одна мышца не дёрнулась, как бы сильно я не желала этого. Как окаменевшая. Когда мама после сопротивления и попыток защитить меня рухнула от ранений, то я наконец отошла от ступора и попыталась спастись, но бой с ним был очевидно неравным. Этот шрам… — Чарли тронула пальчиками бровь на которой белая полоска. — Я ведь рассказывала тебе, что ударилась в детстве об угол мебели. Хах… — она слабо хмыкнула, прикрыв веки, но затем снова посмотрела в глаза Коннору. — Так и было. Только конкретная причина была в том, что меня пытались убить в тот момент. После небольшой беготни, этот мужчина подставил мне подножку и я со скорости своего бега, стала падать вперёд, а там довольно скоро встретилась с углом деревянного стола. Это тут же заставило меня потерять всякое понимание происходящего и вообще где я нахожусь. Кровь стала вытекать чуть ли не водопадом, закрывая тем самым обзор на один глаз, хотя на самом деле уже оба видели, как будто я в опьянении. Для убийцы это был лёгкий шанс, но, возможно, адреналин или какое-то там чудо, но я стала сопротивляться. Он приблизился, присев на корточки рядом и хотел воткнуть нож в мою спину, но не ожидал, что я резко обернусь и махну рукой. Вот тут… — Шарлотта подняла руку и показала, что от кисти в длину и наискось идёт белая полоска. — Этот шрам от этого. Я случайно ранилась, но зато выбила у него нож. Однако полного бешенства и безумства… Это не остановило его. Его глаза пылали, блестели, он рычал, пыхтел, вспотел и был красным, но так сильно желал мне смерти, будто я сделала ему что-то поистине ужасное. Будто уничтожила то, что он любил, но я ведь… Ничего не делала. Я не понимала почему так, а он в этом время грубым толчком завалил меня на пол, резко уселся сверху на мой живот, крепко зажал коленями мои руки и затем… Схватился ладонями за шею. С каким-то шипением и удовольствием сказал, что сделает всё так. — она не намеренно хватается за шею и проводит по ней рукой. Сглатывает слюну, ибо появилось тяжкое ощущение от этого рассказа. Словно хочется снять невидимое нечто, что даёт эту тяжесть. — Не было ничего постепенного. Руки сомкнулись слишком быстро и я просто в одну секунду потеряла возможность дышать. Это было так больно… Хотя страшнее ещё больше. Щитовидный хрящ словно касался позвонка, но даже так… Я боролась. Дёргала руками, что стали неметь из-за того, что он пережал их. Била его коленками по спине. Пыталась кричать, но лишь кряхтела и думаю, что так не произнесла и слова. Я задыхаясь, в панике и животном ужасе смотрела на человека перед собой, что с таким удовольствием, желанием и улыбкой душил меня. Лишал жизни. Но я… Даже не знаю за что. Наверное… За то что я дочь своих родителей. Видимо… Просто потому, что существуют. — Шарлотта проморгалась и быстро выдохнула, когда посмотрела на вверх. — И уже тогда, когда моё тело начинало становится обмякшим, не проявляя никаких попыток спастись, когда глаза начали закатываться и я стала терять сознание, мама сумела встать и спасти меня. После она успела только попросить меня быть сильнее, чтобы я продолжала жить даже если мне будет невыносимо больно, что в жизни будут трудности, что будут плохие люди. Попросила, чтобы я становилась лучше изо дня в день. Предупредила, что гордится мной в любом случае и что будет приглядывать. Что порой надо расстаться… Даже если так болезненно. Напоследок сказала, что любит меня и… Больше ничего не говорила. Больше никогда. — вновь поднимает взгляд в потолок, поджимая губы и делая судорожный вдох-выдох. Голос заходил ходуном. Звучал, как расстроенный инструмент, пока она упёрто старалась говорить ровнее и игнорировать боль в горле. — Я взахлёб рыдала, обнимая их тёплые трупы, которые были все в крови, думая при этом, что они живы. Верила, что их ещё можно спасти, что врачи обязательно помогут. Но этого… Так и не произошло. К тому времени наконец прибыла охрана и Кристина, которая быстро увела меня оттуда и увезла в больницу. Вот так… Я и осталась совсем одна. В одну эту страшную ночь… Я потеряла самых дорогих и любимых мне людей. Моих родителей. Журналисты, попытки взять интервью, сделать фото не утихали до ужаса долго. Я осталась без опекунов и нужно было решать это. У моего отца была младшая сестра — дочь моего дедушки, но от другой женщины. Мой папа и его сестра получили наследство после смерти их отца, но в завещании было так, что папа останется главным в компании. Нужно было, чтобы во главе оставался мужчина, так что… Сестре не понравилось это, хотя и она получила не мало. Когда же ей сообщили о трагедии и что меня нужно взять под крыло, то… Я случайно услышала её слова, когда она пришла в наш дом по этому поводу. Она сказала… — Шарлотта резко замолкла, замяла губы, а слёзы всё-таки потекли, когда она зажмурилась, хотя так долго держалась и старалась не плакать. Тело задрожало, а голова опустилась, устремляя взгляд в пол, пока пальцы же со шкрябаньем сжали столешницу позади. — Сказала что ей не нужен никакой больной ребёнок, когда у неё есть свои здоровые. Что она не собирается сюсюкаться с травмированным детёнышем, боясь, что он может навредить её семье и в порыве бешенства напасть на её двойняшек. Отказалась она предельно ясно и чётко. Тогда было решено, что всё пойдёт по запасному плану, где Кристина возьмёт опеку на себя. Меня стали восстанавливать, ибо я была либо в постоянном ступоре, либо в истерике. Это заняло по меньшей мере год и лишь слова мамы заставляли меня продолжать двигаться, а так же я не хотела позорить, подставлять и разочаровывать их с папой. В моей голове на самом деле просто щёлкнуло что-то и я стала мыслить как-то иначе, чем раньше. Слишком безумно, как будто чокнулась. Стала одержима какой-то идеей, что возникла в моей голове и весьма неожиданно. Однако на самом деле… Я просто напросто пыталась бежать от реальности всеми способами и силами. Стала загружать себя всем подряд, чтобы отвлечься и делать вид, что я в порядке, что никакая я не травмированная, как говорили вокруг все: сестра отца, заголовки в интернете или мои одноклассники. Кристиной было проделано немало работы, чтобы ничего не просочилось в свет, чтобы всё быстрее улеглось и чтобы… Вернуть меня в обычную школу. Так хотела я сама и так считала Крис, ведь в обществе мне было бы гораздо лучше, чем в закрытом от всего доме. Правда… Я стала вечно окружена охраной, а моя жизнь была для всех секретом и тайной за раскрытие которой могли быть не самые приятные и хорошие последствия. Поэтому пытаясь спасти и сохранить свою репутацию, окружающие старались молчать. Хотя… Кроме моих глупых и самоуверенных одноклассников. Хах… Думаю им неплохо влетало от их же родителей после попыток задеть меня. — Чарли уселась на столешницу и Коннор подошёл ближе, разместившись между свисающих ног. Стал помогать вытирать слёзы. — Знаешь… Я была такой… Наивной девочкой, думающей, что всё всегда светло и радостно, весело и хорошо. Я никогда не испытывала огромной ненависти, меня всегда до безумия сильно любили просто за факт моего существования. У меня были самые лучшие игрушки и если я что-то хотела, то довольно быстро получала и оно тоже было самым лучшим. Родители, конечно, не давали мне всегда и всё по щелчку пальца, ведь они очень тщательно следили за моим воспитанием и взрослением даже если порой бывали заняты работой. От сотрудников всегда требовали отчёты о том, что касалось меня, пока их не было рядом. Родители всегда хвалили меня, подсказывали, помогали, но и, конечно, указывали на ошибки, осекали за дурные и грубые вещи с моей стороны, даже пару раз наказывали за плохое поведение и длинный язык. Однако стоило мне заплакать от неожиданной грусти и ощущения одиночества, то они были тут как тут. Я была самой настоящей принцесской, не знающей горя и плохого. Была счастлива и при этом желала стать полицейским, хах. — она слабо смеётся, вспоминая всё это. — Не знаю почему меня это так зацепило. Иногда я видела фильмы про детективов, иногда замечала полицейских на улице, слышала истории о всяких раскрытых делах. «Полиция защищает тех, кто не может защитить себя сам» — вот чем для меня является служба в департаменте сейчас и чем казалась в детстве. Я хотела быть полезной и чтобы родители гордились мной. Пойти наперекор окружающим с их советами кем мне лучше стать. И пускай я была девочкой, которая не понимала плохого, но я словно бы была готова на все эти трудности и опасности. Даже если видеть трупы и кровь. Мне казалось, чем страшнее и серьёзнее я выберу профессию, тем увереннее и круче буду, тем больше получу уважения со стороны. Что стану… Чем-то полезным. Тем более помимо этого, это ведь так интересно расследовать дела! Нужно много думать, общаться с людьми, быть хитрым и умелым. Первоначально я хотела быть как и папа инженером. Изобретать что-нибудь, связать жизнь с наукой. Но я так же была неспокойным ребёнком, который порой не мог усидеться на одном месте. До ужаса любопытная и с бурной фантазией. Ещё и дотошная при этом, может даже чрезмерно правильная и следующая правилам, а ещё докапываясь даже до конкретно сказанных слов. Я любила всюду и везде побеждать, даже если это какие-то маленькие и незначительные вещи. Признаюсь честно… Я любила чувствовать это ощущение возвышенности над другими и особенно если над кем-то старше или казалось бы умелее меня. Понимать, что я лучше остальных. Иногда дразнилась и выпендривалась своими этими победами, мол, это была легкотня, когда это далеко была не легкотня. Конечно, не совсем и всегда в открытую, но порой делала это очень ехидно и язвительно. О, я кстати даже космонавтом хотела быть! — вдруг оживилась Чарли и улыбнулась, но потом лицо стало вновь нейтральным. — Но стала полицейским. Удивительно, но несмотря на опасности, мои родители никогда не отговаривали меня, даже наоборот подбадривали, однако… Так и не застали самого этого момента, когда я им стала. — слёзы стали течь новым потоком, а лицо то и дело морщилось, пока нижняя губа дрожала. — Как ты думаешь… Они бы гордились мной?

Шарлотта смотрела чётко в его глаза и желала ответа на свой настолько наивный и будто детский вопрос. Но ей было это так важно. Так хотелось услышать, что…

— Да. Я думаю, что они невероятно гордились бы тобой. — Коннор вытирает новые солёные капельки и дорожки от них, гладит пальцем щёку. — Ведь ты стала самым настоящим детективом, что успел раскрыть не одно дело, помочь окружающим, что угодили в страшные беды, восстановить порядок и справедливость. Ты выросла такой умной, смелой, сильной и доброй. Замечательный ребёнок, которого бы желали себе все родители. Которым можно гордиться… До бесконечности.

Шарлотта от этого слегка улыбается и утирает слёзы.

— Ну вот… — начала она, шмыгая носом и смотря в сторону. — Я же говорила, что в конечном итоге расплачусь к концу рассказа, хотя сама разрешила тебе спросить меня об этом всём.

Коннор слабо хмыкает и гладит её по голове. Он тоже знал, что Чарли скорее всего будет плакать, ведь это касалось её семьи и того ужасного дня. Это были её страхи и тревоги на долгие годы. Всё это до сих пор преследует её.

И пускай сейчас слёзы грусти, но Коннор обещает себе, что когда-нибудь Шарлотта будет плакать лишь от счастья и смеха.

От начала и до конца…

Он будет рядом.