Зеркало и осколки Эсмеральды (2/2)
Она замерла, остановленная и собственной неуместной мыслью, и резко оборвавшим её звуком.
Голос. Размеренно роняющий слова на незнакомом языке голос – несколько вельветовый, как его определила Эсмеральда, но с потаённой стальной непреклонностью. В том, как падали эти слова, отчётливо проскальзывал бесстрастный стук методично пресекающего жизни ножа гильотины…
Эсмеральда бесшумно шагнула с излома лестницы в плоскость длинного коридора, растворённого во взвеси сырых сумерек и недосказанности. Обитые тканевыми обоями стены впитывали слабый свет круглого плафона над её черноволосой головой. Тени словно бы текли и смазывали очертания предметов. А ещё здесь невыносимо пахло палой листвой. Это напомнило Эсмеральде тот октябрь на старом кладбище, её последний октябрь в Старогорске, и она страдальчески поморщилась, сама того не заметив. Справа налево паркетный пол у её босых ног пересекал празднично-яркий клин света, падавшего из высокой арки. Скользнув по нему безразличным взглядом, Эсмеральда как-то вдруг обнаружила, что уже идёт по этому лучу, как канатоходец по тросу, задержав дыхание.
Там, под аркой… там, куда вела цепочка из круглых капель, похожих на глаза мёртвых галок. Там, слегка недовольно кутаясь в свою персональную тишину как в шаль и низко склонив голову, сидел директор этого НИИ, Антинеля. До этого Эсмеральда лишь мельком видела его – осенний сполох золотисто-ржавых волос да длинный палантин, напоминающий очертаниями надломанные крылья. Какая-то почти мифическая сущность – не из будничного оборота стрелок по циферблату, не из стежков между работой и домом, что Эсмеральда прилежно совершала день за днём, не считая суток. И абсурдность нынешней ситуации зашкаливала за все пределы, за берега Эсмеральды Рейн: она словно сорвалась с нити тёмно-серой бусиной, и теперь, влекомая неумолимой инерцией, катилась в какой-то тёмный угол Антинеля...
Эта мысль была так пронзительна, так нестерпима, что Эсмеральда не сразу заметила второго. Как раз того, что мерно ронял лезвие гильотины, кромсавшее шаль тишины – раз за разом, фраза за фразой. Так ещё вливают лекарство из капельницы в усталую вену. С вежливым насилием. «Что тут происходит?..» – пробилась сквозь запах палой листвы первая рациональная мысль, и Эсмеральда ощутила возмущение. С её точки зрения, никто не имел права так бесцеремонно царапать гвоздём голоса по стеклу молчания, принадлежащего директору Антинеля. Она уже успела понять, что это не должность, это… участь. Ибо НИИ, в который она приехала работать, был тем ещё местечком. «Почему этот тип в вишнёвом костюме так… менторски разговаривает со своим руководителем? Это нарушение субординации. Вопиющее!».
В этот момент директор как-то особенно скучно передёрнул плечами в изорванной шали тишины, и на паркете блеснул, звякнув, узкий зеркальный осколок. Менторский метроном поперхнулся, ломая чёткий ритм. Рука директора на миг замерла над левым запястьем – и свет несколько истерично преломился в следующем осколке; упали на пол тёмные капли. Эти птичьи глаза, следящие за Эсмеральдой в своих вечных стеклянных снах… и эта паутина тлена…
-Лишь зеркала разорвут твои путы. Нулевой вектор твоих дорог прочь. Наверное и никогда. Tertium non datur»… - Эсмеральда невольно схватила себя за горло в попытке прекратить шептать вслух всё то, что никогда не осмеливалась произнести мысленно.
-Перестань! – громко крикнула она, вонзая ногти в ладони – не понять, кому именно.
Скорее всего, себе самой.
-Фрэлл, что за… - медленно пошло вверх лезвие гильотины. Но тут директор вздёрнул голову и глянул в Эсмеральду. Туда, в её глубину, где еле шевелили плавниками хищные щуки прошлого и течение качало донные водоросли опасных мыслей… Эсмеральда захлебнулась собственным голосом. В неё никогда ещё не ныряли столь бесцеремонно и больно – бесплотными пальцами по илистому дну души. «За что так?..» – еле слышно прошептала она за миг до того, как зажмуриться и опрометью броситься прочь, вслепую, наугад, без оглядки. Ей отчаянно хотелось спрятаться, забиться в угол и запереть все двери. Но куда Эсмеральде Рейн спрятаться от Эсмеральды Рейн...
«А так ли надо прятаться?» - ласково спросил сквозняк, но, не дождавшись ответа, вернулся к сердцу Антинеля и пустился по его следу, словно преданный пёс…
С паркетного пола на наконец-таки замолчавшего командора Дьена Садерьера пристально смотрели мёртвые птичьи глаза. Без вопросов, без ответов…
Он тихо вздохнул, подняв последний осколок с пола, и крепко сжал ладонь в кулак.
Walls
-Если слишком долго смотреть в стену, - задумчиво изрекла Сандра, по одной отрывая от кисти светло-зелёные виноградинки и кидая их в рот, - вот просто сидеть и смотреть в одну точку стены, то… - она замолчала, поднимая к потолку глаза цвета бутылочного стекла и перекатила языком очередную ягодку, - то тогда…
-Что?.. – не вынесла Эсмеральда, нервным жестом натягивая пониже подол тёмно-серой юбки-клёш в несколько нелепой попытке спрятать колени.
Они вдвоём сидели на широком деревянном подоконнике между этажами, лакомясь кишмишем и наслаждаясь получасовым омутом покоя в стремнине рабочего дня. Вот уже несколько недель Эсмеральду повсюду сопровождали шелест зелёной тафты Сандриного платья, травянистый аромат её высоко закрученных на затылке тёмных волос, и вечно вопросительный, снизу вверх, взгляд. Эсмеральда не протестовала. Ей в некотором смысле даже льстило такое положение дел, и лесть эта была абсентом, полынным пленом для безжалостной памяти. Кружащий голову крепкий алкоголь власти над Сандрой, которая без сопровождения Рейн не осмеливалась просто выйти из своей комнаты – и страшные утренние похмелья, когда Эсмеральда просыпалась от сладкого аромата пачулей и прикосновения губ ко лбу. А потом, попытавшись обнять пустоту, захлёбывалась в своей боли, терзая зубами солёные запястья – преступные, ненавистные руки, не сумевшие удержать, не сумевшие подарить возрождение, не сумевшие ничего.
Иногда Эсмеральда с наслаждением представляла, как ломает белые, словно бы сахарные пальцы – те, что отняли у неё Эсфирь. С хрустом, с клюквенными пятнами на полу в мелкую плиточку, которую так любят тут, в Антинеле. Она не стеснялась этих мыслей, не пыталась их спрятать – пусть знает, пусть. И только перед Сандрой она всё-таки старательно цепляла на лицо улыбку в попытке как-то сгладить её пребывание в НИИ. Ибо оно и без проблем старшей лаборантки Рейн было отнюдь не сладкое. А может быть, Эсмеральда поступала так в нелепой надежде однажды утром проснуться счастливой и ничего, никого не вспомнить... Приколоть на лацкан строгого тёмно-серого пиджака хрупкую веточку замороженного шиповника – и жить. Просто жить. Не оглядываясь.
Эсмеральда прерывисто вздохнула, выныривая из мыслей. Резко дёрнула кисть винограда и ещё раз, с нотками сердитой усталости взрослого, вынужденного участвовать в детской забаве, переспросила:
-Ну что там такого случится, если долго сидеть и смотреть в одну точку на пустой стене?..
-Сердце остановится, - зловеще прошелестела Сандра, уставясь на собеседницу совершенно круглыми глазами. Их затылков коснулся любопытный сквозняк. Обе слегка вздрогнули, одинаково передёрнув плечами. Потом Эсмеральда раздавила во рту виноградину, наслаждаясь тем, как сладкий сок стекает в горло. Невнятно усмехнулась, опустив густые ресницы – они отбросили косую тень на её лицо, напоминавшее в эту минуту каменный лик кладбищенского ангела:
-Надо будет попробовать при случае. Только стену подходящую найду. Вот, например, в умывалке…
-С ума сошла? – искренне воскликнула Сандра, и её ломкие пальцы дёрнулись в подсознательном стремлении удержать Эсмеральду, вцепившись ей в рукав белой блузы.
Рейн заметила этот жест. Она улыбнулась и с долей продуманной жестокости вкрадчиво спросила:
-Что, малахитовая моя, не хочешь отдавать меня Антинелю? Не хочешь, чтобы в моём стеклянном теле распустились яркие вольфрамовые розы?.. Нет?.. Тогда тебе придётся прямым текстом сказать ему об этом.
Сандра смотрела Эсмеральде в глаза. В её тёмно-зелёных омутах медленно плавали золотые светляки.
-Что не смогла ты, смогу я, - сказала она негромко. Быстро улыбнулась уголками губ – словно взрезала лезвием стылый воздух между ними – и соскользнула с подоконника. Протянула руку Эсмеральде, и та почти невольно приняла её. Взлетел на миг подол юбки-клёш, открыв полоски молочно-бледной кожи над серыми шерстяными чулками, глухо клацнули о плиточный пол каблуки туфлей. И в унисон этому, словно бы согласно кивнув, качнулась круглая лампа под потолком. Сандра, совершенно завороженная, и Эсмеральда, слегка обескураженная, не обратили на это внимания. Взяв друг друга под руки, они ушли во флигель реанимации, где работала Сандра – безопасной дорогой, принципиально-старательно не глядя на стены и посмеиваясь по пути над руководителем отделения, клёцконосым хирургом Баркли.
Сквозняк, шепча, прошёлся по опустевшему коридору, а потом переплёлся с красными волосами и уснул среди резеды до следующих сумерек. Опрокинутые в небо стёкла отразили кофейные, с диким раскосом, глаза – «без сливок и сахара, я хочу искренности» – и зыбкую улыбку.
Тёплое тающее дыхание, которого теперь нет.
-Не жалеешь? – зажигается под потолком матовый плафон, похожий на «снежную ягоду».
Лёгкое отрицательное покачивание головой, увенчанной короной из сквозняка и резеды, брызнувшие искрами зрачки:
-Не-а… а пойдёмте сидеть и долго смотреть в одну точку на стене?..