Знакомство с дядями. Лань Ванцзи/Цзинь Лин, Чэнсяни. (2/2)
— Спасибо за наставления, дядя.
— Будто они тебе нужны, ты меня как дядю не воспринимаешь, словно я…
— Отец. Для меня ты словно отец, — прошептал он, стыдливо смотря в сторону. Оба замерли на мгновение.
Цзинь Лин знал, о чём говорит. И правда, Усянь давал больше свободы, больше позволял, пусть учил и наставлял, но он был тем дядей, с которым можно подурачиться, искупаться в озере, поймать фазана. Чэн был строже: учил, наставлял, воспитывал в нём главу ордена и панически переживал, смотрел с гордостью, хвалил редко, но по справедливости, так, что на всю жизнь запоминалось, брал на собрания, твёрдую ладонь на плече всегда держал и говорил: «Я всегда буду за твоей спиной». Защита, забота, уверенность. Гордый, прямой и справедливый, он всегда был ему примером. Да, Усяню он мог рассказать больше, но это не значит, что доверия к Чэну меньше, просто его мнение особо важное, а потому — переживает больше. А-Лин всегда хотел назвать его отцом.
— Откуда тебе знать, каким должен быть отец? — фыркает он демонстративно, чтобы не показать смущения.
— А откуда тебе знать? — возвращает А-Лин. Наверняка Усянь о прошлом рассказал — язык без костей.
— Ванцзи тоже сказал, что ты мне как отец, потому и реагируешь так остро.
— Ванцзи тоже неоткуда знать.
Никто из них не знал, у них не было отцов, а если и были…
— Уверен? — спустя долгое молчание спрашивает. Объяснять не нужно, А-Лин кивает.
— И в его чувствах тоже?
— Да. Хоть сначала я не понял, как он мог обратить на меня внимание, ведь я…
— Совершенство, — перебивает Чэн. — У тебя совершенная внешность родителей, хоть и мой дурной характер, но у тебя доброе и чистое сердце, конечно, он обратил внимание, — снова фыркает. — Пусть радуется, что ты вообще посмотрел в его сторону.
Цзинь Лин улыбается довольно.
— Доброе сердце не только от матери могло достаться, ты знаешь? — ухмыляется мальчишка.
— Замолчи, Я Саньду Шэншоу, какое ещё доброе сердце? — ухмыляется в ответ.
Когда они стоят перед дверью, где Ванцзи с Усянем наедине, то видят сгустки тьмы и грохот. Усянь несёт бред и уводит А-Лина отчитаться за сюрприз в виде женишка, и, войдя в кабинет, Чэн застаёт потрёпанного Ванцзи, вытирающего кровь из носа платочком.
— Угрожал?
— Чэньцин в задницу и Цзыдянем по каменному еблету, — пересказывает Ванцзи. Чэн довольно кивает.
— У меня есть несколько условий. А-Лину нужны наследники, я лично выберу наложницу, которая родит ему сына.
Лань сжал меч и челюсти. О, как же Ваньинь наслаждался этим разъярённым выражением лица Лань Ванцзи.
— Исключено.
— Либо так, либо никакой свадьбы. Это ты свободен от бремени главы ордена, но на А-Лине лежит эта ответственность, наследие его отца, и ты не посмеешь отобрать то, что принадлежит ему по праву.
— Сделать, как вы с Усянем?
О, Чэн помнит, как тот ревновал к наложнице, родившей Чэну сына. Они долго искали сильную заклинательницу, не рассчитывающую ни на что. Та была одарена золотом, запросила какой-то редкий артефакт у Усяня и ушла в вольное странствие. Помимо А-Лина и А-Юаня они воспитывали сына.
— Именно, — кивнул Чэн. — И вот ещё что. Он станет главой ордена в двадцать лет, как вы планируете видеться? Будешь отвлекать от дел и тащить в Гусу? Ты же понимаешь, что беречь его нужно не только за пределами Ланьлина?
— Я буду стоять за его плечом, — твёрдо ответил Ванцзи.
— Но если я увижу хоть намёк на то, что он не счастлив с тобой…
— Чэньцин в задницу, Цзыдянем по ебалу.
— Верно. Раз так, то…
— Я могу звать тебя «отец»? — усмехнулся Ванцзи.
Цзыдянь затрещал в руках, прежде чем разрушить комнату.