Глава 6 (1/2)
Вокруг в старом, пыльном, со слегка затхлым воздухом, зрительном зале «смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий…» — в театре «Орфей», в этот нетривиальный момент, происходила полная неразбериха. Шум стоял невообразимый. Он раскатывался гулким эхом под высоким потолком, прокатывался по скамьям верхней галёрки, отталкивался от нависших над партером обитых старым, потемневшим от времени, забитым пылью и истертым тысячами локтей, бархатом помпезных лож, замирал где-то в районе входных дверей со стороны фойе, путался в грязноватых и затоптанных ковровых дорожках, лежащих в проходах между рядами, покрытых растрескавшимся лаком зрительских кресел, и возвращался усиленный в десяток раз обратно к группке шумно и возмущённо галдящих людей, стоящих у невысокой сцены и на ней.
Все говорили наперебой, но при этом абсолютно не слушая друг друга. Чжу Цзаньцзинь и Лю Хайкуань не переставая спорили, яростно жестикулируя и распаляясь всё больше и больше, а затем предлагая Сяо Чжаню разрешить их спор. Это был эпичный момент всеобщего бедлама, вызванного тем, что немногочисленные актеры и сотрудники славного, хоть и не особо популярного театра «Орфей», наконец-то полностью осознали, что именно произошло в их «святая святых», где чуть не убили случайно забредшего сюда — не то по неосторожности, не то по собственной глупости или просто по несчастливому стечению обстоятельств — молодого альфу и здорово по этому поводу напряглись и испугались. Испугались, что им будут предъявлены обвинения и вообще потому, что в принципе страшно. И галдели… Галдели не замолкая, бурно обсуждая последствия произошедшего досадного инцидента:
— Любому будет страшно от осознания того, что можно стать соучастником… — практически пищала, истово оправдываясь, молоденькая блондинистая омежка, при этом имитируя жалобный и испуганный взгляд кота из «Шрэка».
— Соучастником чего? Преступления, что ли?!.. — переспрашивал у неё невысокий, чуть женственный омега слегка за тридцать с манерами светской львицы в изгнании, демонстративно закатывая глаза и делая страшное лицо на слове «преступление».
— А чего же ещё?.. — тут же подала голос пожилая матрона в накинутом поверх обычной одежды темно-синем рабочем халате с кучей невидимок и заколок для волос, небрежно защепленных к нагрудному кармашку. Не иначе гримёр или костюмер, а может два в одном.
— Вряд ли это можно будет объяснить самообороной — альфа ведь не нападал, а просто прокрался на задние ряды в партере и сидел там… — нравоучительно басил в пустоту ни к кому конкретно не обращаясь мужчина средних лет, очень смахивающий на выступающего в амплуа «пожилой герой-любовник, плавно перетекающий в отца семейства» актёра.
— Тихо, между прочим, сидел… Никому не мешал… — истово кидается защищать альфу-нарушителя-спокойствия вторая юная блондинистая омежка, практически точная копия первой.
— Тогда зачем?! Зачем, режиссёр Лю, вы это сделали? — возмущается эффектная дама под пятьдесят, вылитая Вия Артмане в фильме «Театр», легонько тыкая тонким наманикюренным пальчиком вышеназванного господина Лю в плечо и вызывая этим действием явное неодобрение у его собеседника. Она была приходящим бухгалтером из довольно известной компании «Чжу и партнеры — лучший финансовый менеджмент», где занимала место того самого партнёра, что давало ей право на обслуживание клиентов средней руки, таких как театр «Орфей», и дружелюбно панибратское отношение с их руководителями. — Вы понимаете, что подставили всех присутствующих? А если с этим молодым человеком не всё… будет хорошо?.. Что тогда делать? — блондинка сокрушается громко и надрывно, старательно перекрикивая царящий вокруг шум и делая упор на последнем предложении.
— Успокойтесь миссис Рубик. Лично вам ничего не угрожает — вы же бета. Вас вообще никто не может обвинить в применении или неприменении феромона. Беты даже помешать такому применению не в состоянии не то, что сами… его применить, — тут же встревает в разговор Чжу Цзаньцзинь, на минуту отвлёкшись от спора с Лю Хайкуанем. Последний, казалось, вообще не слышит замечаний своих, возмущённо гудящих как пчелиный рой, сотрудников. Он стоит замерев, полностью погружённый в невесёлые думы, грустно опустив при этом плечи и иногда кивает головой невпопад на гневные тирады своего вроде бы бойфренда. И тому становится совершенно непонятно соглашается он с ним или отвергает приводимые аргументы. Правда периодически режиссёр Лю всё-таки отмирает, вскидывается и яро жестикулируя громко открещивается от правдивых, но всё равно очень неприятных выпадов со стороны пылающего праведным гневом и истекающего саркастическим ядом разбушевавшегося омеги.
— Знаете, молодой человек, могут не могут — это ещё пойди докажи, кто и что сделал или не сделал… С полицией не все готовы иметь дело. Да и вас тут не было! Поэтому вам легко рассуждать раз в эту неприятную ситуацию не окунулись, а так, лишь… рядом постояли, — резко парирует поддельная Вия Армане доводы омеги и заканчивает их спор убийственной на ее взгляд фразой: — Господин Лю нашкодил мимо лотка, а нам теперь убирай. — А потом ещё добавляет в конце насмешливо-вопросительное: — Всегда хотела поинтересоваться у вас Чжу Цзаньцзинь, вы случайно не родственник господина Банни Чжу, моего босса? Хотя вряд ли. Он человек хорошо воспитанный и с приятными манерами, не в пример некоторым наглецам. Наверное… Нет, вы точно однофамильцы. Что там нам когда-то Банни говорил про распространенность своей фамилии на исторической родине его отца в Китае?! Ах да, вроде бы, что-то около двух процентов, — блондинка задумчиво поджимает губы и заканчивает свою мысль довольно бодро. — Это конечно немного, но учитывая всё население Китая и количество китайцев, проживающих за его пределами… Получается огромная армия носителей фамилии Чжу. Вы точно однофамильцы! — весело заканчивает она, успокаивая своё любопытство с помощью логических рассуждений. После этого, удовлетворив свою спесь и выплеснув накопившееся раздражение, вышеозначенная дама, гордо вскинув голову с видом победительницы конкурса «Мисс Мир» и окончательно потеряв всякий интерес к быстро вспыхнувшему, но также быстро угасшему спору, плавно поворачивается к мужчине средних лет, предположительно бете и актеру с басистым голосом.
Улыбаясь, она ласково берет того под локоток и нашептывая что-то тихонько, отводит подальше от людского шума, в тихий и тёмный уголок возле правой нижней ложи. Мужчина расцветает павлином и обнимает пожилую прелестницу за талию легко прижимая её не хрупкое тело к своему такому же крепкому боку. Дальше пара скрывается в полумраке и их присутствие выдаёт только жалобный скрип рассыхающихся кресел правого сектора партера. На исчезновение этих двоих никто из оставшихся действующих лиц трагикомической сцены особого внимание не обращает, ибо всеобщий интерес захватывает новое важное действующее лицо разворачивающегося фарса — его главный виновник и основная причина кипевшего скандала.
На сцене под холодно-голубой лампой прожектора, держась обеими руками за голову и осоловело хлопая глазами, слегка морщась при этом от остатков былой боли, сидит едва пришедший в себя и при этом полностью обалдевающий от творящегося вокруг беспорядка — уже триста пятьдесят раз словесно похороненный, однако к огромному счастью всех присутствующих, всё ещё абсолютно живой и похоже вполне здоровый — ВАН ИБО…
— Кто-нибудь может мне сказать наконец, КАКОГО ЧЁРТА ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?! И что такое со мной, блядь, приключилось?.. Я! Вас! Спрашиваю! — хрипит Ибо, затем откашлявшись и уже чуть громче произносит, обращаясь к высокому красивому мужчине, которого все называют режиссёр Лю: — А ты, что за блядский хрен с горы, запаха которого я совершенно не могу разобрать? Кто ты чёрт возьми? Это от тебя исходил тот приятно-опасно-убийственный феромон, которым меня отравили? Рассказывай всё немедленно или я, выйдя отсюда, сразу же пойду в ближайшее полицейское отделение и обвиню тебя в покушении на убийство… Всех вас! — Ван Ибо уже почти кричит, гневно сверкая глазами и брызгая слюной во все стороны со слегка удлинившихся клыков. Он демонстративно обводит присутствующих колючим злым взглядом в то время, как в его всё еще гудящей голове мешаются с нервным возбуждением, остаточной болью и уходящим испугом торопливые мысли, создавая невероятно раздражающий коктейль из разнообразных неприятных ощущений. «Ну, точно злой хаски на собачьей площадке, который рвётся с поводка и желает напугать своим рычащим лаем тройку ротвейлеров в строгих ошейниках. А они поглядывают на него свысока, готовые в любой момент сорваться и кинуться, чтобы порвать наглеца своей тройной убийственной силой. Я этот хаски — этот наглец! А эти черти-театралы из сраного затрапезного театра «Орфей» — свора ротвеллеров-хаскоедов или вернее людоедов-интеллигентов. Тоже мне слабые омежки и беты, а сами то… сами… Но кто этот высокий чувак? Я никогда не встречал такого приятного, такого манящего и в тоже время такого опасного запаха… Странный чел!» — Ибо невесело улыбается в ответ своим таким же далеко не радостным мыслям…
Но вдруг позади высокого господина Лю и стоящего рядом с ним красивого, изящного омеги — «Оу-у, это кто у нас тут ещё нарисовался, такой сладенький, такой… гаденький?! Опасная улыбка у этого омежки — УБИЙСТВЕННАЯ!» — мелькнула и пропала быстрая мысль — он замечает самые красивые глаза на свете и самую красивую родинку под губой… Дыхание перехватывает, Ибо сбивается и уже практически пищит прямо как юная школьница при виде группы популярных айдолов на новом ярком билборде возле родной школы:
— Чжань!.. Сяо Чжань!.. Я так рад, что ты ещё здесь… — Прокашливается и дальше пытается уже нормально, по-мужски, но выходит опять по-девчоночьи пискляво: — Пожалуйста… — «Неловко, боже как же неловко!» — бьётся в мозгу раненой птицей, — …Дай мне автограф… — уши краснеют до ярко-алого, а внутренний голос не умолкает ни на секунду: «Пиздец, это грёбаный стыд!» — … просто записав свой мобильный номер на чём-нибудь, да хоть на моей ладони или… кхе-кхе… груди. Могу раздеться если что… — «Ибо ты совсем тупой? Раб голимых клише?» — всё ещё не унимается внутренний голос, но вслух Ван Ибо издаёт только лаконичное: — Фу-ухх! — чем и заканчивает эту неловкую и несуразную речь уже весь потный и совершенно пунцовый от перенесённого стыда.
«Я опозорился… Ну и дебил же я!» — в голову лезет непрошенное и неприятное, а в душе рождаются сомнения. Он боится поднять взгляд на того, у кого только что попросил телефончик.
«Он не даст! Точно не даст! А я как ополоумевшая фанатка попросил… автограф. Автограф, блядь! Ты очешуел, Ибо? Совсем мозг расплавился от спермотоксикоза? Ох и прав был охранник… Ох и прав! Дурак ты озабоченный, а не взрослый альфа!» — мысленно ругает себя парень, но его самобичевание прерывает спокойный приятный голос того самого незнакомого омеги, стоящего рядом с режиссёром Лю:
— Уважаемые дамы и господа, — насмешливо-вежливо обращается незнакомец ко всем присутствующим. — Я предлагаю расступиться и дать возможность парню — альфе — спокойно прийти в себя, выпить воды и попытаться встать. Сейчас Ван Ибо я помогу тебе… Ты же Ван Ибо? Нашедший и принесший Сяо Чжаню его кошелек? Как же неловко вышло, — омега заламывает руки в притворном сожалении, а сам при этом ехидно заглядывает Ибо в глаза и произносит язвительно: — Или никакого кошелька не было? Кто тебя послал Ван Ибо? Что за группу радикалов ты представляешь? И не надо здесь из себя невинность изображать и угрожать нам. Давай, иди в полицию и пиши заявление… Кто тебе поверит? Господин Лю уважаемый бизнесмен и столп нашего общества, он известный авангардный режиссёр, который, к сожалению, часто подвергается сталкингу и нападениям хейтеров… А ты, Ван Ибо, на такого хейтера очень похож! И в театр наш проник силой, не посмотрел, что охранник пожилой человек, избил его… оскорбил, — этот высокомерный гад продолжает запугивать Ибо, явно передёргивая и извращая факты. Альфа яриться и рычит возмущённо, уже совершенно не заботясь о производимом на окружающих впечатлении. Он же не тряпка какая-то, чтобы его банда театральных батанов унижала, да ещё и на глазах этого невозможного беты… который тоже… вместе со всеми… как последний мудак… стоит и пялится, пряча улыбку.
«Урод! Все вы мерзкие уроды!.. Ну кроме Сяо Чжаня… наверное. Он не мерзкий — он сексуальный!.. Всё, Ибо прекращай, давай включай мозг и сгоняй сперму вниз, а то она твои извилины знатно залила!» — отдергивает себя альфа и уже совершенно серьёзно — не как хаски — включается в свару… то есть в спор.
— Я! Никого не бил, тем более пожилого человека во время исполнения им служебных обязанностей, — не наговаривайте! И он, этот господин сидит вон там в первом ряду и может подтвердить мои слова. Уважаемый господин разве я избивал или словесно обижал Вас? — задаёт резонные вопросы Ибо. На что пожилой охранник мотает неопределенно головой и по этому жесту совершенно не понятно: он соглашается с тем, что альфа его ударил или отрицает это. Альфа еле-еле сдерживается, — сдержанность вообще не лучшая черта альфьего характера, а Ибо итак бывает донельзя вспыльчив и задирист — но делает над собой невероятное усилие и почти ровным голосом твёрдо добавляет:
— Я просто постучал и попросил пропустить потому… Потому, что действительно хотел встретиться с Сяо Чжанем. И да, Вы правы господин не-знаю-вашего-имени я действительно никакого бумажника не находил и пришёл сюда только по одной причине… — Ибо краснеет сильнее, хотя куда уж больше — он уже, итак, пылает как факел — крепко зажмуривается, а потом открыв глаза и сделав над собой огромное усилие все же продолжает: — Хотел познакомится с господином Сяо!
«Так хорошо-хорошо… Вежливая форма обращения… Интересно нужен поясной поклон или просто обойтись кивком?.. Эх, надо было более внимательно слушать о-папу, когда он мне лекцию о китайском этикете читал… Тогда не было бы сейчас так стыдно…» — Ибо вздыхает, смиряется со своим провалом и, как лишённый последней надежды смертник, кидается с головой в бурное море выяснения публичных отношений:
— Мне господин Сяо понравился, когда я увидел его в вагоне метро, своим…кхе-кхе… необычным костюмом и… кхе-кхе… хвостом, вернее харизмой… Точно харизмой! — «Ага, харизмой, болтающейся на анальной пробке и соблазнительно вздрагивающей при ходьбе! Ну да, ну да… И кого мы обманываем Ибо, бесстыжие твои глаза!» — внутренний голос просто издевался, но альфа не сдавался и продолжал свои признания: — Я даже вежливо и со всем уважением к старшему по возрасту предложил проводить господина Сяо Чжаня к месту назначения, так как вечером в городе может быть… не совсем комфортно с таким… в таком нетривиальном наряде! — Ван Ибо откровенно врал и от такой наглой лжи и пафоса — чего не сделаешь ради сексуального желания то есть конечно любви с первого взгляда, ага — сам от себя офигевал. «И где только таких умных слов нахватался Бо? Просмотр «Модного приговора» с о-папкой хоть какую-то пользу принес — ты выучил несколько… Такой важный Бо… Де-би-и-л!.. Ха!» — внутренний голос раздухарился не на шутку и лицо альфы непроизвольно — «Да что это, блядь со мной такое?» — украсила насмешливая кривоватая улыбка. Затем он продолжил уже увереннее, нахальнее и даже с лёгким наездом нести… «Бред! Ты несёшь бред! Но он слушает и… смотрит своими невероятными глазами и… улыбается. Сожрал бы эту улыбку!»