Глава 5 (1/2)
«Не надо! Не уходи! Борись!» — яростно взывает внутренний голос, но вслух Сяо Чжань произносит вполне спокойно или ему только так кажется:
— Режиссёр Лю, парнишке совсем худо. Может вызовем скорую?.. — Спрашивает он у высокого мужчины, который сейчас даже не пытается скрыть своего волнения.
— Нет, нельзя! Применение «убийственно» феромона не законно, да и… Ни в коем случае нельзя, чтобы широкая общественность узнала, в принципе, что это такое и как, или скорее по чьей вине, такое могло произойти!.. Это вызовет… кхе-кхе… некоторую панику и воскресит старые страхи… Я был, к сожалению, весьма неосторожен… Какой же я — феерический долбоёб! — в сердцах восклицает Лю Хайкуань, а затем бормочет себе под нос уже намного тише: — Нужно срочно позвонить Цзаньцзиню, он поможет… Я знаю… — в это время его пальцы уверенно нажимают на нужный контакт и через пару гудков на том конце отвечают. — Цзаньцзинь ты мне нужен, в театре ЧП, — мужчина практически кричит в трубку и в его голосе предательски проскальзывают панические нотки. — Я тебе на месте всё объясню!.. Кажется, я случайно… не рассчитал… и почти убил человека… Да, своим феромоном… Альфа… молодой… совсем ещё мальчик… Помоги! Ты ведь знаешь, как помочь, правда? — Паника быстро сменяется надеждой и Лю Хайкуань успокаивается. Он даже слегка улыбается в тот момент, когда произносит, уже почти прежним мягким голосом, слова благодарности своему собеседнику: — Спасибо! Я знал, что ты поможешь… Жду!
Чжу Цзаньцзинь — красивый, невысокий, худощавый омега с милыми ямочками на щеках и большими искрящимися глазами, в уголках которых залегают едва заметные мелкие морщинки когда он искренне и широко улыбается — появляется в театре «Орфей» уже через десять минут. Он входит в зал мягко и плавно, будто скользит над полом, а не идёт в сопровождение своего деда по линии матери, господина Шэнь Сяохая. Того самого привратника-охранника, который так отчаянно защищал служебную дверь от посягательств Ван Ибо, и получившего свою работу в театре от режиссёра Лю благодаря тесным связям последнего с его внуком. Дружеским связям. Почти, дружеским…
Господин Шэнь выглядит чернее тучи видимо мучимый тяжелыми думами и раздираемый внутренними противоречиями, двигается медленно, тяжело ступая и как-то отчаянно. Он, альфа — бывший военный офицер на пенсии, не смог справится с каким-то мальчишкой и отбить от него дверь. Не смог выполнить свою простую работу: охранять служебный вход от посягательств разных сомнительных личностей — которых в последнее время немало — пытающихся пробраться в здание для проведения диверсий против театральной труппы и в попытках сорвать постановки. Они ведь в «Орфее» ставят разное… Иногда это разное заставляет пожилого альфу краснеть, иногда бледнеть, но Цзаньцзинь говорит, что это прогрессивное искусство, несущее обществу новые идеи свободные от предрассудков и консервативной закостенелости. Он, наверное, и закостенелый, и погрязший в предрассудках, уже старый человек, но он доверяет своему внуку — своей гордости — и поэтому верит ему и соглашается, и работает… Старается, защищает театр от хулиганов, но в этот раз…
Не защитил, увы!
И вот теперь, этот мелкий паршивец, ворвавшийся словно бешенное торнадо в помещение театра, лежит без чувств, практически при смерти, на грубо сколоченных досках невысокой сцены, а его любимому внуку придётся разгребать весь этот бардак…
Шэнь Сяохаю стыдно.
Старшие должны заботится о младших и оберегать их, подавая неокрепшим умам личный пример своим поведением, отношением к труду и делясь жизненным опытом. А он? Не смог справится со своими служебными обязанностями и обеспечить нормальную и спокойную обстановку в доверенном ему объекте…
«Старый дурак! Какой же я всё-таки дурак… Пожалуй, мне пора на пенсию. Буду грядки на даче копать и на рыбалку с такими же стариками ходить. Эх…» — невесело резюмирует пожилой мужчина и тяжело вздыхает в очередном приступе самобичевания и жгучего стыда, накрывающего его горячей волной.
«Зачем поддался уговорам этого мальчишки и пустил его к А-Чжаню?..»
«Кто же знал, что он подлой крысой проберётся в зрительный зал, чтобы сорвать репетицию и вынудить режиссёра Лю применить «убийственный» феромон?..»
«Почему нельзя было, как все честные люди, зайти, представиться и попросить у режиссёра Лю разрешения подождать А-Чжаня, а после этого спокойно сидеть в зале до конца репетиции?!..»
«Что за молодёжь?.. Всё чего-то придумывают, куда-то спешат, орут, нахально лезут… Манер никаких… И куда только катится мир?!..»
Эти невесёлые думы вырывали из старческой груди всё более громкие вздохи, перемежающиеся… Ну, не всхлипами же в самом то деле — он бывший венный и вообще ответственный человек, хоть и на пенсии… Господин Шэнь так разволновался, что даже не заметил, как его внук остановился и повернул к нему обеспокоенное лицо. И потому пришёл в себя лишь после того, как услышал заботливый, с лёгкими нотками тревоги, голос его милого малыша Цзаньцзиня, который похлопав пожилого альфу по руке и заглянув в подёрнутые влагой старческие глаза, тихо сказал:
— Ну, полно Вам дедушка! Всё обойдётся. И здесь нет Вашей вины… Абсолютно! Не расстраивайте пожалуйста Вашего любящего внука. А то я всё расскажу матери, и она Вас поругает. Вы же знаете, какой у неё нелегкий характер? — притворно-строгим тоном проговорил он и даже для пущей наглядности шутливо погрозил указательным пальцем правой руки.
«Разговаривает со мной, как с маленьким. Совсем обнаглел этот малец» — тепло подумал про себя пожилой мужчина, пряча ласковую улыбку в седой бороде.