Бинго (1/2)

Син никогда не была на этой базе, к своему стыду, даже не знала о существовании. Не то чтобы у нее были ознакомительные экскурсии по всем щупальцам великой Гидры, но общее представление и примерное расположение основных цитаделей она когда-то знала наизусть.

Старое, наверняка одно из первых, это место, несмотря на предназначение, оказалось иррационально уютным. Чуть обшарпанные, покрытые серо-зеленой краской стены, едва слышно гудящие светильники под потолком резко контрастируют с новой мебелью, мощными компьютерами и лучшим оборудованием, что можно достать на черном и не очень рынке. Еще и вещицы, помеченные Старк Индастриз, нашлись.

И ни одного, а Син искала, изображения Гидры, разве что нашивки на форме у сотрудников. Либо Роджерс постарался, избавляясь от символа, что ученые халаты так и не смогли вбить в его голову намертво, либо Череп окрестил это место пыльной кладовкой и не счел нужным приводить к стандарту «пафос и морепродукты».

На четырех подземных этажах лабиринтами расположились лаборатории, административные и жилые помещения, спортзалы, оружейные и черт знает что еще. Даже две библиотеки нашлись: научная и художественная, что вовсе удивительно, его величество Череп не жаловал лживых написанных слов. Маленький подземный город, живущий по своему календарю, как кажется Син, не заметил изменившегося мира снаружи.

Там, в ЩИТе, говорили, что Гидры не осталось, что головы окончательно сожжены в пламени справедливости и закона, а щупальца порублены в крошки и взорваны ракетами Старка. Либо действительно верили, либо, Син не отмахивается от этого варианта, такое развитие событий преподнесли только ей. Чтобы не сомневалась, не копала и жила дальше в нужном им направлении.

— Я здесь очнулся, — поясняет Роджерс. — Это место удалось сохранить в тайне, не пришлось ничего зачищать и стирать из памяти серверов. На нижнем ярусе архив есть, доисторический, прямо как я. Там и нашел данные, от которых отталкивался. Твое досье в том числе.

Син чуть заторможено кивает, грея ладони о большую кружку с растворимым кофе. На мгновение позволяет себе по-настоящему расслабиться, обдумывая следующие шаги. Собственный мир, бережно лелеемый пять долгих лет, оказался дрянной картонной декорацией, бутафорией, навязанной врагами. И ей теперь нужно с этим как-то жить.

— Мне на работу надо. Колсон хватится.

Она выцарапывает из вязкого болота мыслей нужные: не вызывать подозрений, раскопать как можно больше, привести обрывистые воспоминания в хоть какое-то подобие порядка. Упорство, знает Син, всегда вознаграждается.

Роджерс только плечами пожимает, пока мать — Син ежится от тяжелого взгляда, сверлящего затылок, — недовольно молчит.

И даже браслеты, чей ласковый перезвон всегда сопровождал и наставлял ее, — не шелохнутся.

— Если нечего сказать — лучше промолчи, — предупреждает Син. — Я не брошу все теперь.

Не имеет права.

— Бросать и не надо, — отзывается Роджерс. — Тебе сделали больничный до конца недели, чтобы не вызывать подозрений. Успокоишься, почитаешь документы, а затем приступим к следующей части операции.

— По вскрыванию консервной банки под названием ЩИТ? С удовольствием.

Она возьмет нож побольше. Говорят, у Фьюри толстая шкура.

Но и у Син есть тысяча и еще немного причин отомстить. И всего одна действительно стоящая.

— Ох, создание. — Сьюзен в мгновение оказывается рядом, перебирая пряди волос, начинает плести косу.

Как в детстве.

***

Воздух входит в легкие со свистом, успокаивая заведенное адреналином тело.

Син вымотанной куклой лежит на траве, ловя привычное ощущение, как подрагивают от усталости огрубевшие ладони. От мозолей давно не помогает ни свербящая в носу запахом полыни мазь, ни разрекламированный в девчачьем журнале дорогой крем.

Пальцами зарывается в аккуратно скошенный газон, тянется к земле как к единственной константе, что дарит хоть какое-то подобие твердой опоры.

Брок учит ее сражаться, не жалеть себя и не поддаваться другим. Пригодится. Син знает это, но все равно передышка кажется благословением. Отец бы разочарованно скривился, но Брок — дает ей эту нужную минуту. Или две.

— Вот твоя истина, маленький грех, — задумчиво тянет он, засунув руки в карманы военных штанов.

Смотрит вдаль, прищурившись, будто там, на грани горизонта есть что-то, чего сама Син увидеть не сможет даже в бинокль.

Вечереет. Ветер становится холоднее, а небо постепенно уходит в грязно-лиловый, приоткрывая взору чарующие далекие звезды. Скоро мать позовет в дом к ужину, прерывая затянувшуюся тренировку, и Брок — Син знает, уверена, — уедет, он никогда не остается.

— Быть наемником весело. И выгрызать для себя лучшую жизнь взамен паршивой, брошенной будто кость собаке, кем-то свыше — правильно, — он усмехается. — Не то чтобы я изначально верил, знаешь, во всю эту муть с предназначениями, религией и прочим колдунством, но при моей профессии пришлось быстро переосмыслить видение, знаешь ли. Хочешь поговорить о ценности жизни?

Син качает головой.

— Жизнь одного не важна для общего блага.

— Но без жизни одного общего может не быть, — парирует он. — Общество состоит из одиночек, Син, убери часть — и механизм не заработает. Как вынуть пулю из пистолета. Или не добавить к бомбе взрыватель.

Син закашливается от смеха.

— Философ.

Он пожимает плечами, то ли согласен, то ли спорить не хочет. Его дело — учить ее давать отпор и немного — убивать, а за мудрые изречения и наставленческую чушь ему, знает Син, не платят.

— Мир просто слишком сложный.

— Сложнее, чем говорит отец?

Брок долго смотрит ей в глаза. Пытается подобрать слова? Син очень хочется вскрыть его череп, чтобы посмотреть, что же там внутри. Как он думает, какие нейроны приводят к тем или иным решениям?

Но в итоге он так и не отвечает.

И Син понимает почему.

***

— Бесполезная!

Син вздрагивает, зажмурившись.

Сцепляет ладони в замок, сжавшись в кресле — дорогом, кожаном, как и все в рабочем кабинете отца.

Пока тот разочарованно разглядывает ее будто муху на стекле. Того и гляди потянется за газетой, чтобы прихлопнуть и брезгливо смахнуть в мусорную корзину.

— Годы исследований, десятки ученых, лучшая женщина из подходящих, а итог… — он выдыхает, — такой.

Син рвано кивает. Перечить нельзя. Красный Череп всегда прав. Он — истина. Сначала он, а затем все остальные. И где-то в конце длинного списка «остальных» притулилась Синтия, чье мнение и взгляды на происходящее в мире не имеют значение в масштабе планеты и блага, которое этой планете несет Гидра.

Выбраковка, неудачный эксперимент, гордо представляемый верхушке как лучшее творение, выкованное, вылепленное из ДНК великого Красного Черепа.

Разочарование Черепа бьет наотмашь, не оставляя Синтии возможности защищаться.

— Дети трущоб имеют лучшие результаты.