Синтия Шмидт (1/2)

На рассвете Сьюзен Скарбо выходит на улицу, заранее, до того, как эти остолопы получат сигнал от Роджерса и примутся изображать очень активную деятельность. Кутается в цветастую шаль, отмахивается от охраны, нетерпеливо вглядывается в темноту, трет запястья, украшенные звенящими при движении браслетами. И с предвкушением ждет, что на набирающем свет горизонте появится вертолет.

— Мое создание, — ласково шепчет Сьюзен.

Ей не нужно смотреть расписание полета, чтобы знать, что осталось недолго. Намного меньше, чем шесть лет.

Столько она не видела Син.

— Мать ночи… — Охранник несмело подходит ближе.

Мальчишка совсем, молоко на губах не обсохло, а все туда же — к порядку да чтобы через боль. Напялил форму, стрелять научился, а скалиться и выгрызать у жизни что-то посущественнее соцпакета и работы на тайную организацию — нет. И не знает еще птенец, что в мире не бывает никакого порядка, зато боли — не выхлебать, сколько ни пей.

От охраны нет никакой пользы.

Она лучше охраны, ни один солдат удачи или агент ЩИТа, она знает точно, не сунется на базу, где находится Сьюзен Скарбо — верная соратница Красного Черепа, готовая по одному только щелчку его пальцев подчинить гипнозом и базу эту, плесенью заросшую, и верхушку мирового правительства, чтобы под ногами не мешались.

Вот только нет больше ни Черепа, ни Иоганна, которым тот был когда-то. И верности у Сьюзен тоже нет.

Пальцы беспощадно коченеют от холода, апрель, что гордо взошел на календаре, совсем не по-весеннему неприятен: то дожди, то туман, то штормовые ветра.

Сьюзен даже кажется порой, что где-то на восточном побережье завелся погодник, что или сил не знает своих, или просто пока не наигрался.

За толстой стеной и дверью, способной выдержать прямое попадание баллистической ракеты, вяло переругиваются техники. Совсем распоясались, того и гляди даже Роджерса бояться перестанут.

Но Сьюзен плевать на проблемы новоявленного лидера.

Она видит вертолет.

***

Стивена Роджерса по какой-то совершенно непонятой причине никто удосужился спросить, хочет ли он воскресать из легендарного героя, погребенного в вечной мерзлоте, в живого человека с кучей проблем и обязанностей.

И тем более никто дал ему выбора: на какой стороне быть.

Лучшие умы Гидры за десятки лет поисков Валькирии успели расписать будущую жизнь Стива в двадцати пяти томах, параллельно придумать ему идеальное прошлое, в котором не осталось места ни Пегги Картер, ни Бруклинскому парнишке, чьем имя так и не всплыло в памяти, ни самому Стиву.

Ему порой кажется, что маниакальное желание основательно потрепанных голов Гидры отыскать во льдах суперсолдата было продиктовано исключительно жаждой переложить ответственность.

У него плечи широкие — значит, справится со всем, что эти идиоты успели наворотить за семьдесят лет войны бобра с ослом.

С тех пор, как он с огорчением открыл глаза и понял, что нет, это не рай, прошло полтора года.

И каждый день Стив ищет ответ: за что?

И если в первые дни очень серьезные головастики в наглаженных халатах изо всех сил вешали ему на уши лапшу, расписывая все причины, по которым его накачанная сывороткой тушка столь необходима организации, то очень скоро уже сам Стив принялся тренироваться в ментальной кулинарии.

Окружающим почему-то оказалось невкусно.

А Стив мстил, медленно, чайной ложечкой, выедая мозги окружающим.

За то, что ему не дали и дальше медленно растворяться в сияющей темноте.

За то, что не помнил себя до момента пробуждения, просто в один промозгло-осенний день открыл глаза и оказался в светлом помещении без окон.

И в голове у него в тот момент были простые знания: что он длань карающая Гидры могучей, что создан был для порядка, даже если придется его насаждать через боль. От последнего воротило, от первого — тошнило.

Но техники в наглаженных халатах пичкали ослабленный спячкой организм транквилизаторами ведрами, а психологи, обмахиваясь корочками лучших институтов, внедряли в его голову прописные истины: нужно быть первым, нужно быть сильным, нужно быть оружием против неугодных.

Стиву оказалось этого достаточно ровно на две недели. Он начал отвечать, понимая, что приближает шанс для благословенной разрывной пули в голову. Барахлящее оружие никому не нужно, надеялся он.

А затем в его жизнь пришла головная боль: сварливая и увешанная браслетами.

— Гидра размякла, если кто-то подумал, будто бы такой, как ты, может стать хорошим солдатом, — фыркнула Сьюзен Скарбо, усаживаясь в кресло для посетителей в его палате, до зубной боли напоминающей уютную камеру в больнице для умалишённых.

— Я солдат, мэм, — ответил Стив, внимательно изучая тонкую фигуру, закутанную в цветастую шаль.

— Черта с два, Роджерс, ты — воин. Плюну в рожу тому, кто попробует отдать тебе приказ. А потому предлагаю договориться.