Глава I (2/2)

— Даже не думай, — бесцеремонно врывается в чужие фантазии Чимин, дергая за локоть ближе к себе.

— Запал на Джина? — удивляется Юнги, смотря через плечо на своих собратьев по происхождению. — Беспощадный вампир. Я видел, как он голыми руками отрывает головы Изгоям, — Хенджин морщится, прикрывая рот, чтобы завтрак не выпрыгнул наружу от подкидываемых фантазией кровожадных картинок, смотря на друзей Чимина, которые не перестают тихонько хихикать, запугивая бедного ребенка.

— Слышал? И тебе голову оторвет, если будешь пялиться, — тыкает брата в бок, на что тот дуется и хмурится, не желая верить в эти бредни. Ким Сокджин — самый прекрасный принц на белом коне, ну или жестокий вампир на черном мустанге. Не суть, для Хенджина он все равно самый лучший, и даже не важно, что они ни разу не общались, — в этом году выпадет такой шанс, возможно. Омега хочет надеяться.

— Кажется, мне пора валить, — кривит рот Тэхен, когда за спиной Чимина видит подходящих к ним Намджуна и его лучшего друга — Хосока.

— Долго вы тут планируете стоять? — раздается самый ненавистный, грубый и абсолютно холодный голос белого волка. — Правители ждут нас, — обращается к Юнги и встречается с испепеляющим взглядом Чимина, что развернулся теперь к нему лицом.

— Тебя, шавка, не должно ебать, сколько мы тут будем стоять, — повисает гробовая тишина, у всех глаза шесть на девять от сказанного, возможно, будущему правителю волков, еще и самому сильному в своем роду. И только Хосок успевает среагировать, чтобы удержать Намджуна за плечо и не дать навредить белой ведьме.

— Жаль тебя никто ебать теперь не станет, — противно скалится Намджун, получая звонкую пощечину от ведьмы. Он дышит тяжело, явно контролирует своего внутреннего зверя, в синих, как океан, глазах пляшет красный бес, бегающий вокруг костра, на котором альфа хотел бы сжечь Чимина. Но он лишь отталкивает от себя Хосока, показывая тем самым свою силу самоконтроля и гордость, и идет в сторону школы.

— Зря ты так с ним. Займет трон — тебе несдобровать, он же тебя изживет. А он точно будет на престоле, белые волки самые сильные, — боязливо прослеживает взглядом за Намджуном Тэхен, на что Юнги и Хенджин кивают, переживая за омегу.

Даже они побаиваются альфу, учитывая, что пусть Тэхен и не его создатель, не умеет подчинять себе волков, но все же является первым существом по рейтингу силы. А Юнги и вовсе королевский вампир, чья сила равна волчьей. И только Чимин, видимо, не боится своего бывшего, раз позволяет так себя вести. Полная уверенность в том, что папа не отдаст его на съедение другим существам делает свое дело. Вот только нет никакого понимания у него, что однажды Ма́ри передаст корону, тогда некому будет защищать, только если вместе с семьей сгореть в Дрангаре, в случае изгнания.

— А кто сказал, что я не буду на троне? Во мне течет сила могущественных магов. Мой папа выиграл в пятнадцать лет, значит, и я в свои двадцать смогу, — Чимин поправляет рюкзак, берет Хенджина за руку и тащит его в школу, за ними следует Юнги и Тэхен.

Их мир можно было бы назвать утопией — они смогли подчинить добро и зло, наложив на замок дружбы несгибаемые цепи. Однако слишком преисполнены они негативом, чтобы так зваться. Слишком много зла, войн в прошлом, которые привели к какому-никакому, но согласию. Их земли поделены на четыре части, как стороны света и элементы магического викканского круга. Севером — Лакдо́рмом — правят волки, им подчиняется стихия земли. Са́нгвис — это восток — принадлежит вампирам, и в их власти воздух. Юг в руках ведьм и магов — Кари́тас — они повелители огня. А вот запад — Дранга́р — загнивает в лапах Изгоев, которые повелевают водой. Когда-то там были бескрайние реки и зеркальные озера, сказочные водопады, теперь же их поселение стоит на зловонном болоте, кишащем опасными растениями и насекомыми. Впрочем, всем плевать, что там у них происходит, пусть хоть сдохнут, лишь бы не смели соваться на соседние территории. А в середине этого круга находится сердце — Дух, который живет и процветает в Вековом древе, наполняя все четыре стихии и их жителей природными силами.

История уходит далеко в прошлое, когда у людей только-только проходило становление государственности, когда войн за земли было столько, что удивительно, как выжженная земля, пропитавшаяся кровью и слезами людскими, теперь процветает. Тогда в земном мире были те, кого через сотни лет сжигать на кострах станут. Ведьмы — вот, с кого началось рождение нового мира. Они тогда толком не знали, кем являются, что за силы их наполняют, на что они способны. Здесь их называют Древними. Два брата, влюбившихся в людей, два совершенно несчастных омеги, чьи силы сыграли с ними злую шутку, создав дивный новый мир, таящий в себе неизвестность, опасность, силу, порождающую страх и ответственность.

Одного звали Агвидом — парень, чья любовь к жизни, к природе, к тому, что было дано высшими силами, не знала границ. Он умел общаться с животными, исцелять травами и настоями, воскрешать то, что было когда-то живым. Со своим братом Вальгардом они жили поодаль от людей, не знали, что ведьмами их будут называть потомки, просто чувствовали, что будут бояться и ненавидеть те, от кого они отличались. Вальгард тоже не был обделен любовью к этой жизни, был добр к этому миру, но его способности резко отличались от умений брата. Он не слышал голоса животных, не умел воскрешать и наполнять силами живые существа. То, чем он обладал, страшило его и брата. Они боялись, что это какое-то проклятье, или зло захватило юношу в свои сети. Вальгард обладал магией разрушения, проклятья, то, что могло убить или доставить боль, он не умел возвращать с того света, зато умел сам входить туда без спроса и общаться с хозяевами того мира. Но его сила никак не влияла на его сознание, то, каким он был рожден и воспитан, таким и оставался, вот только боялся больше, чем Агвид, умолял брата помочь, излечить его, убить, а потом воскресить. Но тот отказался, зато помог эту силу направить во благо, когда впервые на них напал медведь, который даже Агвиду отказался подчиняться. Тогда Вальгард спас их, убив неуправляемое животное.

Их силы росли, они изучали самих себя, стали понимать внутреннее «Я». Агвид научился управлять стихиями, пытался этому обучить и брата, но все было тщетно. Тот же умел управлять человеческими чувствами и действиями, проникая в чужое сознание. Вселял страх, обладал даром создания того, чего не было на самом деле, — иллюзией. Им было хорошо вместе, несмотря на то, какими разными они были и как сильно иногда боялись друг друга в гневе. Гнев был нечастым гостем в их хижине посреди леса. Пока в жизнях каждого не появился человек.

Агвид, прогуливаясь однажды по лесу, набрел на деревушку в десятках километров от их дома с братом. Там жил красивый, высокий и храбрый альфа, часто купающийся в одиноком озере средь камней. Юноша много дней следил за незнакомцем, наблюдал, как тот стругал что-то из срубленных деревьев, которые в голове бедного омеги плакали и просили о пощаде. Все было идеально для Агвида в том альфе, кроме страсти к мукам растений. Вернее, муками называл это только сам омега, потому что, как выяснилось потом, человек занимался резным делом. Это он узнал, когда в один из солнечных дней все-таки рискнул выйти на опушку к мужчине и потребовать больше не издеваться над природой. Альфа лишь молча смотрел долгие минуты на него, извинился и ушел. А на следующий день снова ждал на том же месте, держа в руках вырезанного из дерева волка, нанизанного на плотную нить. Агвид был приятно удивлен, когда больше не слышал воплей деревьев, но видел того мужчину — снова таким красивым. Незнакомец сразу его заметил, попросил выйти к нему, признался в том, что был очарован неземной красотой белокурого омеги с ярко-голубыми глазами. Он все говорил о том, что, будь Агвид посланником злых сил, не против был бы сгинуть от его руки, чем очень рассмешил застенчивого омегу. Признался в том, что людям нужны деревья для постройки домов, посуды, чтобы создавать такую красоту, которую держал в своих руках, одевая на шею омеги. Агвиду подарок очень понравился, он увидел то, о чем говорил тот мужчина, — о целой деревне и людях, которые очень нуждаются в древесине, вовсе не желая рубить растения ради забавы. Омега простил его, пустил в свое сердце, получив взамен чужое. Он был уверен в этом человеке, дни и ночи проводил с ним, купаясь в том самом озере посреди леса, вливаясь в людской мир, забыв о брате. Пока не наступил тот день, когда он захотел их познакомить, приведя в дом, где Вальгард был уже не один.

На кровати лежал раненый воин, истекающий кровью, бредящий, мокрый от холодного пота. Вальгард умолял брата спасти его, применить свою исцеляющую силу, но тот отказался. Омега, владеющий темными силами, объяснил брату, что, пока тот странствовал, он тоже не сидел на месте, мимо дома проходило войско, которое чудом не заметило их дом. Вот только Вальгард был любопытен, потому решил сам узнать, кто эти люди и куда направляются. Он познакомился с одним из воинов, тот рассказал ему о больших землях, о бескрайних просторах, о красоте мира, которую тот не видел никогда. Рассказал о тех, кто падал от его оружия, о тех, кто смел перечить их правителю. Вальгард восхищался им, пропуская мимо ушей все рассказы о смертях. Он восхищался его силе и бесстрашию, большим целям и энтузиазму в глазах, пока в один из дней, выбравшись на охоту, на того мужчину не напал волк. Воины бросили раненого, не желая возиться с ним, но Вальгард не смог. Не смог, потому что полюбил глупого и самоуверенного в себе человека. Он притащил его к себе домой, пытался вспомнить рецепты настоев, мазей, хотя бы что-то, что умел делать брат, но ни один не наполнился той силой, что подчинялась Агвиду. Он пытался применить темную магию, которой владел превосходно, но она отказывалась воскрешать и забирать боль, лишь, наоборот, ее усиливала.

Агвид отказался лишь потому, что его возлюбленный попросил об этом. Он сразу догадался, что это за человек, — воин, убивающий невинных людей, сжигающий деревни и захватывающий земли. Омега попросил брата добить его и не мучиться, но разве Вальгард, чье сердце больше не принадлежало ему, мог так поступить с любимым? Он выгнал Агвида и его альфу из дома, закрылся и проревел у постели умирающего мужчины три часа. На четвертый он разозлился. Так сильно разозлился, что начал проклинать всю человеческую расу, брата, его возлюбленного, себя, чёртового волка, который изодрал плоть воина.

Вальгард долго смотрел на капающую кровь, что пачкала пол домика, выгонял из себя все чувства, кроме гнева и любви, схватил первую попавшуюся чашу, резанул себя по руке и смешал свою и чужую кровь. В ту ночь, когда Агвид вместе с возлюбленным возвращались в деревню, был сильный ливень с грозами, тучи сгущались, не предвещая ничего хорошего, омега слышал даже крик брата, чувствовал, как тот разрушается, и просто не мог оставить его одного. Им пришлось вернуться снова в тот дом посреди леса. Стояло раннее прохладное утро, вокруг хижины был выжженный круг, входная дверь вылетела, а на кровати сидел улыбающийся Вальгард, с губ которого стекала кровь. Воин обнимал его, наполнялся силами, проткнув своими выросшими клыками нежную кожу омеги. В эту ночь он испил чужой и своей крови, заставил умирающего ее выпить и обрек на самое могущественное проклятье их обоих, став для Викара — первого в своем роде вампира — создателем. Так от рук темной ведьмы появились существа, пьющие кровь, бессмертные, обладающие силой, что превосходила человеческую в сотню раз, не знающие больше усталости, чье сердце навсегда застыло, отдавшись в руки создателю.

Агвид не смог смириться с тем, что Вальгард посмел вмешаться в природу человека, создав монстра, которого невозможно одолеть. Он совершенно не мог управлять и воздействовать на Викара, тот слушался только создателя и подчинялся только ему. В доме начались конфликты, когда возлюбленный Агвида обвинял вампира в том, кем он был, кого убивал, а теперь получил по заслугам — проклятье. Вальгард с этим мириться не хотел, вновь выгнал брата и его альфу из дому и запретил возвращаться. Впрочем, тот и не горел желанием больше здесь оставаться, теперь уже точно решив оставить брата наедине с его созданием.

Агвид со своим альфой жили в мире и согласии, детей только у них не было, за что омега постоянно извинялся перед возлюбленным. Тот попросил не думать об этом, винил Вальгарда и ту ночь, в которую он проклинал весь мир. Мужчина был уверен, что беды из-за брата возлюбленного. Они просто смирились, жили в свое удовольствие, пока Агвид не стал замечать, что его альфа медленно, но верно начинал стареть. Он был не глупой ведьмой, знал, что люди склонны умирать, как и все на этом свете, вот только отпускать его совсем не хотел, впервые тогда поняв мотивы брата. Они оба любили, оба были готовы на безумные решения. И это безумное решение пришло к Агвиду в день, когда его альфа больше не мог поднять его на руки, закружить в их хижине, не смог подойти к столу, чтобы продолжить резьбу по дереву. В тот день Агвид вытащил любимого в лес, на ту самую опушку, где они впервые встретились, под звуки хриплого кашля возлюбленного, лежащего на траве, трясущимися руками схватил волка на своей шее, долго и мучительно, сидя рядом с альфой, умолял силы природы сохранить мужчине жизнь, оставить его подольше на этой земле. В тот день ветер обнимал его, играл с волосами, укутывал в прохладное одеяло эти влюбленные души, пока Агвид не открыл глаза и не увидел перед собой морду огромного белого волка вместо своего любимого человека. Тот дышал горячо, смотрел испепеляюще, рычал даже, пугая этим плачущего омегу. Не этого он просил от природы, молил все вернуть как было, просил прощения за все свои и братские грехи, замаливал грехи Викара и своего возлюбленного, но духи природы не стали ничего возвращать, они сделали ровно то, что от них просил Агвид, — вечной жизни, крепкого здоровья и невообразимой силы для своего альфы. Так и появился Рэндольф — первый получеловек-полуволк.

Агвид долго себя винил, пока не понял, что Рэндольф может контролировать своего волка, возвращаясь в человеческое обличие. Долго винил, пока не забеременел, что стало большим чудом для их семьи. У них родился маленький волчонок-альфа. У Викара и Вальгарда тоже родился сын, но перенял он гены папы, став темным магом. Братья, после рождения своих детей, не могли держать их втайне друг от друга, именно они стали причиной перемирия. И именно их семьи, к которым стали присматриваться люди, стали причиной, по которой им пришлось создать другое измерение, новый мир, похожий на человеческий, но за невидимой пленкой, куда человеку почти невозможно было попасть.

Мир креп, появлялось все больше существ — волков, вампиров, ведьм и магов. Викар, Рэндольф, Агвид и Вальгард оставили после себя по итогу пятерых детей: темного и белого мага, волка, вампира и белую ведьму. Древние ведьмы умерли первыми, прожив чуть меньше трехсот лет. Агвид, попрощавшись с любимыми, ушел в лес, прислонившись к Вековому древу, позволил тому обнять его и стать с ним единым целым. Вальгард поджег посреди леса тот самый черный круг, сгорев в нем, а пепел его тут же разлетелся по веткам, уносясь куда-то далеко-далеко. Викар и Рэндольф пережили своих омег всего лишь на шестьдесят лет. Вампир на третьем столетии стал покрываться каменной корочкой, в один день больше не проснувшись, когда дети нашли его лежащим в постели каменной статуей. Волк в своем обличии лег под то самое дерево, которое забрало его супруга, уснул, испустив дух.

Поначалу детям было сложно. Древние посвятили во все у них имеющиеся знания, но, как оказалось, это была лишь капля в море. В их мире происходило почти все так же, как и у людей, только чуточку быстрее. Пока люди только-только открывали законы физики и биологии, их мир уже начал понимать, как они все друг с другом связывались. Родственные линии стали ослабевать, поколения росли, гены мешались. Если изначально было большим грехом иметь половые и любовные связи волку с вампиром, темному магу с белой ведьмой, вампиру с белым магом — ведь правильный расклад был только такой, какой создали Древние: вампиры с темными силами, волки с белыми. За это даже наказывали, могли изгнать, если не хотели это принимать, ссылаясь на религию, схожую с той, что была по первой у людей — Викка. Она напоминала язычество, от которого люди вскоре отошли, но в мире нечеловеческих существ не верить богам леса было сложно, учитывая, какими силами они обладали. Вскоре нашлись те, кто смог доказать смешение генов. Ведь у темного мага могла родиться белая ведьма, что было большой редкостью, но вполне возможным исходом. Силы магов и ведьм не зависели от родительских, они верили, что сама природа награждает при рождении так, как ей вздумается.

Правящие династии перестали обращать на это внимание, приняв такое смешение как должное, но редкое явление. Была более важная проблема в лице тех, кто постоянно бастовал и тянулся к власти, обвиняя династию в абсолютной монархии. Дошло все вплоть до того, что их мир разделился на два лагеря, объявив друг другу войну. Она длилась много-много лет, не одно поколение сменилось, сотни существ положили свои головы на священной земле.

Война была прекращена только тогда, когда в порыве битвы они нарушили невидимую оболочку и открыли свой мир людям, чуть не подвергнув их опасности и самих себя. С того момента общим решением было принято, что каждые сто пятьдесят лет семьи обязаны выдвигать своих первенцев — магов и ведьм — в борьбе за престол. С того момента в этой борьбе могут участвовать все, а самый сильный маг или ведьма займет первый престол, его верный защитник — волк или вампир — второй престол, последний, оставшийся на ногах, займет третий престол.

С течением времени было замечено, что белые ведьмы и маги чаще занимали место у власти, их силы ненамного, но превосходили темных. Не все, но некоторые темные ведьмы и маги были подвержены с рождения генетическому гневу, передавшемуся, как проклятье, от Древней ведьмы. Таким образом добро и зло научилось жить в одном цивилизованном королевстве, подчиняясь одним и тем же правилам.

— Понятно? Чувствуешь в себе гнев? — Чимин шепчет Тэхену на ухо, тыкая его локтем в бок.

— Если ты не перестанешь, то да, я разгневаюсь, — усмехается омега, шлепая друга по коленке.

— Мистер Пак, Вам есть что дополнить? — омега, стоящий внизу посреди огромного зала, в котором на трибунах сидят все ученики школы, преподаватели, директора и три правителя со своими советниками, показывает маленькой указкой точно на Чимина, что выпучил свои глаза, не ожидав, что на него обратят внимание. Правда, теперь на него обратили внимание больше тысячи существ.

— Я просто говорил своему коллеге, — делает как можно более умный вид, будто его совершенно не застали врасплох, — что волки и вампиры были созданы двумя безумными ведьмами, — Тэхен старается не смеяться, но этот задранный подбородок и такая серьезная интонация не может не веселить его и еще пару десятков учеников, сидящих рядом, чуть ниже и выше на трибунах. — Вы представляете, на что мы способны, когда любим и злимся? — и смотрит с прищуром на Намджуна, который сидит на соседней стороне, закатывая глаза от этой театральщины.

— Мистер Пак, называть Древних безумцами — это неуважение к нашей истории. Не берите пример с людей, уважайте себя и своих предков, — темная ведьма поправляет очки и снова смотрит в большую старую книгу с потрепанными страницами. А Чимин только что-то хотел ответить, как поймал на себе предупреждающий взгляд папы, которому уже явно стыдно за своего сына и его глупость. — Итак, наша обязанность — защищать людей от Изгоев и не рассказывать о нашем мире, дабы оставить их в здравом уме.

— Защищай — не защищай, все равно сами развалят свой мир, — бубнит Юнги, подперев кулаком подбородок.

— Опять не в настроении? — тихонько интересуется Тэхен, смотря на рассказчика, который ведает эту историю каждый учебный год, дабы молодое поколение помнило историю. — Отец? — Юнги переводит взгляд на сурового родителя, что сидит рядом с Ма́ри, как сокол, следя за учениками. Омега кивает и поджимает губы. — Приходи сегодня к нам, мы поддержим, — Тэхен приобнимает за плечо, прижимая к себе, а Юнги переводит взгляд на Чимина, который улыбается, машет мизинцем и большим пальцем, высунув край языка, намекает на веселую и алкогольную ночку. Парень усмехается и кивает, соглашаясь.

Молодые ведьмы, маги, вампиры и волки почти не отличаются от своих человеческих сверстников. Единственное, что бесит многих здесь, так это то, что совершеннолетия они достигают только к двадцати по местным законам. Сделано это было для того, чтобы к этому возрасту успеть научить неуправляемых волчат и вампиренышей контролю и ответственности, все же сила их куда больше человеческой, если не сдерживать такую, то она очень быстро может привести их к катастрофе и опасности людей. Ведьмам и магам дается это время для тщательного изучения основ, подготовки к битве, если их время выпадает на стопятидесятилетние выборы. Эта система выборов вообще достаточно жестокая. Ма́ри было пятнадцать, когда ему не повезло, и он оказался первенцем в своей семье, ему пришлось соревноваться с совершеннолетними магами и ведьмами, благо его верный защитник — Аудульв — был самым сильным и единственным белым волком тогда. Самому Ма́ри уже больше ста шестидесяти лет, а его верным друзьям и правителям по сто семьдесят.

Здесь другие традиции создания семьи, многие и вовсе растят детей в одиночку. Рожать омеги могут в любом возрасте, будь то пятьдесят, сто, двести лет. Однако есть одно правило, которое многих людей повергло бы в шок и гнев, но здесь всем на это плевать, потому что жизнь настолько длинна, что не всегда понимаешь, куда это время девать. Каждая семья должна произвести на свет хотя бы одного ребенка, чтобы их расы не умирали. Расовое деление здесь тоже другое, не как у людей. Здесь разделяют существо только на белых магов или ведьм, темных, волков и вампиров.

🌙✨🩸</p>

— Ну и че твой старик на этот раз сказал? — Чимин лениво интересуется у Юнги, потягивает фруктовое пиво с горлышка, не боясь, что их могут поймать. На территории школы запрещено курить и пить, пусть даже они уже совершеннолетние. Он взмахом руки открывает все привезенные охранниками чемоданы и морщится. Только не это! Кажется, принцесса что-то забыла дома. — Черт, я не взял блузку цвета морской волны.

— Боже, — вздыхает Тэхен, аж закатывая глаза. — Это большая трагедия?

— Огромная. У нее вырез до пупка, мне же надо побесить Намджуна и повилять задницей перед другими волками. А может, даже вампирами, — и делает такие бешеные глаза, представляя, как бывший будет злиться, когда увидит свою белую ведьму с кровососами.

— Вряд ли вампиров ты интересуешь, — усмехается Ким, разбирая свои вещи по полкам гардероба.

— На самом деле есть те, кто мечтает трахнуть белую ведьму, а тем более, ты из королевской семьи, — пожимает плечами Юнги, сидя в позе лотоса на кровати Тэхена, делает один глоток пива и тут же морщится.

— Что? Хочется чего-то повкуснее? — хмыкает Тэхен и притягивает чужую бутылку телекинезом. Юнги лишь облизывается и смущенно кивает, делая такие просящие глаза.

— Я не брезгую отношениями на одну ночь, тем более с каким-нибудь красавчиком, из значимой семьи, — Чимин вздыхает, представляя только одного красавчика, который жутко его бесит, что аж огонь в камине вспыхивает от одной мысли. Омега лишь ойкает и смотрит на друзей. — Вы че делаете? — Тэхен распечатывает спиртовые салфетки, протирает шею, убирает длинные волосы в сторону, так нежно и заботливо притягивая к себе Юнги, позволяя выпустить клыки.

— Кормимся, — хитро улыбается Ким, поглаживая волосы друга.

— Фу, есть же специальные процедуры. Если ты голоден, можно было попросить у куратора пакетик, — Чимин морщится, вешая блузку в шкаф, не сводя с друзей взгляд. — И давно вы так?

— Этим летом начали. Я его подсадил на свою. Иногда угощаю, — Тэхен шипит, когда чувствует, как клыки выходят из его шеи, передавая салфетку Юнги, и сам для себя берет одну, чтобы стереть кровоподтеки.

— В пакетике кровь для еды, а я хотел получить десерт, — облизывается Мин, вытирая уголки губ.

— Мог и мою попросить, я умею регенерироваться, — пожимает плечами и идет к Тэхену, чтобы осмотреть место укуса.

— Прости, королева, но кровь белых ведьм ужасна. Мне, как наследнику, везет, я могу требовать только людскую, либо темных магов и ведьм.

— Иди ко мне, — ласково, с ноткой беспокойства в голосе притягивает друга к себе ближе и дотрагивается до его шеи. Тэхен тяжко выдыхает от неприятных ощущений под теплой ладонью Чимина. Кожа снова стягивается, а внутренние сосуды по-новому образуются, продолжая работу внутри организма. — Вы же знаете, что это запрещено? Есть доноры для этого дела, — омега убирает ладонь, проверяя свою работу, — и следа не осталось.

— Как ты это в себе сочетаешь? Совершенно непослушный мальчик верховной ведьмы, но как дело касается правил и законов, так ты первый, — Тэхен и Юнги смеются над нахмурившимся и надувшимся другом, вдобавок перешептываются, искоса поглядывая на ведьму.

— Хватит заговоры против меня плести! — вскрикивает Чимин и взмахом руки вытаскивает из-под покрывал с двух кроватей подушки, направляя их в сторону гогочущих парней.

— Тише ты, нас же запалят! — шипит Тэхен, швыряя прилетевшую подушку обратно в Чимина.

— Юнги, ты так и не ответил на мой вопрос, — парень, чьи пепельные волосы переливаются в естественном свете камина, поднимается с чужой постели и идет снова к чемоданам. А вот у Мина счастливая улыбка медленно сходит, глаза такими блеклыми становятся. Тэхен поджимает губы и снова притягивает друга к себе, позволяя ему лечь под боком на грудь.

— Отец снова начал свою песню о троне, — тихонько отвечает омега, а Чимин лишь наполовину слушает, хмурится, рассматривая чемоданы. Он громко вздыхает, немного раздраженно взмахивает руками и заставляет вещи самим распределиться по полкам и вешалкам. Будет он еще тут три часа все это раскладывать — пусть люди такой времязатратной ерундой занимаются.

— Ты говорил ему о своих желаниях? — уточняет Пак и садится за стол, чтобы поглядеть, какие украшения и косметику он положил.

— Говорил! — чуть громче позволительного отвечает Юнги, что Тэхену аж приходится, как обиженного ребенка, его снова прижать к себе и похлопать по плечу, успокаивая. — Он сказал, что я буду позором семьи, если не выиграю. Я не хочу управлять Сангвисом. Это такая ответственность, я просто не смогу. Надо мной и так все вампиры смеются и ни во что не ставят.

— Кто смеется? — Чимин тут же поворачивается к друзьям, держа в руке длинную сережку, а взгляд такой злобный, даже немного устрашающий. Правда, ему тут же приходится смягчиться, когда он видит, как в глазах их вампиреныша застывают каменные слезинки. — Ну малыш, — тянет омега, оставляет украшение на столе и идет к кровати Тэхена, заползая под второй бок друга и сцепляет холодные пальцы Мина со своими. — Не бойся применять свое влияние. Твой отец самый сильный вампир в наше время, у тебя его гены. Не давай им относиться к тебе как к нежному мальчишке.

— Он и есть нежный мальчишка, — замечает Тэхен, но от этих слов Юнги не обижается, а лишь немного улыбается, чувствуя поддержку. Ким всегда умеет его подбодрить — связь между темной ведьмой и вампиром здесь играет во всей красе.

— Пусть так, — отмахивается Чимин. — Но все остальные-то должны быть уверены, что этот мальчишка королевских кровей может глотки перегрызть. Ты сильнее, чем ты думаешь, Юнги-я, — омега дотрагивается до каменного сердца друга, согревая его своим теплом. Мин прикрывает глаза, ощущая колоссальную энергию, которой может поделиться только белая ведьма.

Эта энергия способна придать уверенности и силы, непрошенные слезы мигом уходят, а сами друзья отчего-то друг другу улыбаются. В их комнате так и остается гореть свет, правда, Тэхен создал иллюзию темноты для проходящих мимо волков и вампиров, которые сторожат драгоценных деток и докладывают обо всех нарушениях директору. Парни всю ночь не могут закрыть рты, бесконечно обсуждая прошедшее лето, уже мечтая о каникулах. Они делятся друг с другом страхами о скорой битве, сомнениями, отсутствием желания вообще в этом участвовать. Запугивают друг друга байками о том, что были случаи с летальным исходом, не могут уснуть, потому до утра продолжают пить фруктовое пиво и признаваться в любви — то ли под действием алкоголя, то ли под действием приближающейся страны Морфея.