Часть 2 (2/2)
— Конечно, так и надо, мол, море там, — со смехом произнесла Маша. Антон лишь смирно ждал, пока женщины отсмеются и предложат что-то дельное, ибо говорить что-либо ещё ему самому не хотелось.
Их спасением стала парочка, идущая как раз с той стороны, где Шаст увидел палитру моря. Рослый парень в одних шортах и тёмных очках на глазах, а рядом с ним шла девушка, на одно плечо которой был накинут объёмный круг-фламинго, а на другой болталась пляжная сумка. Антон невольно поправил свою, и так и стал придерживать её рукой, хотя та и не думала сползать.
— Извините, молодые люди, — первой заприметила их мама Шастуна. — Не подскажете, как на море пройти?
— Да, а то мы вот только вчера приехали и ничего тут не знаем, — встряла Маша, а Антон лишь прожёг её взглядом. Умение влезть в чужой диалог и извечная улыбка на её устах слишком напрягали.
— Вперёд идти нужно, там поворот во двор, потом вниз, по ступенькам, мимо кинотеатра «Восход», а там дальше по течению толпы, — максимально кратко изложил парень, явно не настроенный на диалог.
— Можно, мы просто пойдём за вами? — тут же спросила Маша, и, получив утвердительный кивок, обратилась к Майе. — Ты что-нибудь поняла?
Шли они медленно, Васька бегала по лестнице, спускаясь и поднимаясь обратно в зону видимости матери, Шастун лишь мысленно обрёк её «Энерджайзером». Женщины шли, громко переговариваясь и изредка пуская едкие комментарии по поводу лестницы, ведущей вниз, на которые с усмешкой отвечали идущие впереди проводники. Антон без труда мог бы прислушаться, уловить нить беседы и влиться в неё, да вот только желания не было. Он старательно капался в своей памяти, пытаясь вспомнить строки из стихов о море. Единственное, что всплывало в голове, было стихотворение Лермонтова «Парус». Нельзя сказать, что парень был фанатом его творчества, да и стих запомнил лишь из-за последних строк, въевшихся в мозг.
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Кажется, было ещё несколько стихотворений у Пушкина, но вот Шаст не помнил ни слова из них. Решив, что он поищет информацию на пляже, парень наконец вернулся в реальный мир, с интересом глядя по сторонам. Вся атмосфера, как казалось Антону, напоминала море. Палатки с одеждой, кепками и панамками с лихими надписями, которые парень с интересом читал; кучи палаток с сумками, купальниками, сланцами, кремами от загара и после загара и прочими мелочами — именно то, о чём Шаст говорил матери; ларьки с пивом, мохито, молочными коктейлями, горячей кукурузой, арбузами, чурчхелой... от всего этого кружилась голова. Настроение слегка снижали понурые лица детей, которым плели афрокосички или делали временные татуировки, но Антон лишь ловил контраст на очередном ларьки с сувенирами, среди которых было много браслетов, и забывал обо всём.
Однако, вертя головой по сторонам, парень так и не заметил, как перед ним во всю красу разливалось море. Ласковый шум волн, бьющихся о берег, достал его ушей, выводя Шаста из своих мыслей. Он наконец посмотрел перед собой, так и останавливаясь на месте, не в силах сделать шаг. Размеренная морская гладь, неспокойная, но красивая, будто рифленая бумага, расстилалась перед ним. Антон смотрел и смотрел, искренне жалея, что он не умеет фотографировать взглядом — очень уж нужно это было сейчас.
— Антош, хочешь чего-нибудь покушать? — спросила Майя, когда парень наконец догнал их. Отрицательно мотнув головой, он вновь перевёл взгляд на море, рассматривая чарующую дорожку от света солнца, больше похожую на какую-то дорогу Посейдона. — А я арбузика хочу, — надула щёки женщина и поспешила к прилавку, где Васька уже выбирала себе мороженое.
Сейчас парень, несмотря на умиротворённость, чувствовал злость и непонимание. Какого чёрта они еще могут думать о еде, когда перед ними настоящее чудо света? Однако, конечно же, вслух Шаст этого не произнёс, всё-таки он должен соблюдать какие-то банальные рамки приличия.
Спустя минуты две они уже шли по одному по белой деревянной дорожке, Майя с удовольствием уминала пластиковой вилкой нарезанные куски арбуза из пластикового стакана, а Васька ела мороженое в форме динозавра или ящерицы. Это было неважно.
Завидев свободное пространство, они ускорили шаг и, сбросив наконец с себя сумки, стали расстилать полотенца. Антон же быстро разделся, кинув одежду на свой рюкзак, и, быстро расстелив розовое полотенце для матери и бросив небрежное «Я до буйков», оставил женщину в ступоре. Бросив ему в ответ что-то в роде «Дорвался», она аккуратнее расстелила себе полотенце и принялась мазать себя кремом от загара, не желая в первый же день сжечь молочно-белую кожу.
Шаст, умело лавируя между людьми, наконец дорвался до того места, где море приятно ласкало ноги. Он стоял, гордо выпрямив спину и смотрел вперёд, на горизонт, чувствуя себя загипнотизированным. Сбросив с себя шлёпанцы, парень сделал первый шаг, издавая тихий стон от боли — галька впилась в нежную кожу ступней. Антон, игнорируя боль, шёл вперёд, не чувствуя также холода морской воды и не видя брызг играющих детей. Он шёл вперёд, видя там лазейку в другой мир — к буйкам. Наконец, оттолкнувшись от берега, парень нырнул с головой, чувствуя неотпускающую боль в ногах от особо больших или острых камней. Вынырнув, он одной рукой протёр глаза, а другой лениво грёб.
Антон просто плыл, забыв, казалось, обо всём на свете. И не смущала его ни тяжёлая вода, которую всё труднее было рассекать руками; ни назойливо светящее солнце, опаляющее правую часть лица; ни настойчивые водоросли, плавающие, казалось бы, везде. Он просто плыл вперёд, думая о том, будет ли его жизнь связана с морем.
Схватившись одной рукой за алый буёк, на котором даже не было водорослей, парень устремил свой взгляд на берег. Машу с Василисой он увидел сразу — те были в цветных платках и одинаковых жёлтых купальниках, разглядеть которые отсюда не позволяло зрение. Прямиком к нему, плыла, держа руками доску с какими-то тропическими листьями, Майя, слегка прищурив глаза и лениво дрыгая ногами. Антон, чувствуя, что та скоро ворвётся в его хоромы, поплыл той навстречу, не желая разговаривать с ней наедине здесь.
— Ну как тебе море, Антош? — всё таки завела диалог мама, не желая проплыть мимо сына, будто бы чужая.
— Хорошо, — ответил тот, подкрепляя слова улыбкой. — Только вот заход так себе...
— Не то слово, — энергично закивала Майя, полностью разделяющая мнение сына. Антон же, не имея привычки уходить в середине разговора, буквально молился, что они поскорее закончились, ибо, если Майя лишь болталась на доске, как на буйке, отдыхая, то парень чувствовал неимоверное желание двигаться, грести, плыть подальше отсюда. — Надо будет коралки купить.
— Точно, — бодро поддержал её Шаст и поспешил удалиться, пока не всплыла новая тема для разговора.
В этот раз Антон выходил из воды более аккуратно, предварительно как следует прощупывая почву, ибо ноги и без того ныли без повода.
— Ну что, как вода? — поинтересовалась Маша, расправляя тем временем складки на платке Васьки, которая во все глаза смотрела на море. В этот раз парень не мог не улыбнуться.
— Тёплая, только маме, как всегда, холодной небось кажется, — фыркая, отвечает Шаст.
Найдя наконец свои шлепанцы между джунглей чужой обуви, ног и голов, парень хотел было вернуться к тому месту, где они расположились, как внимание его привлек яркий силуэт в толпе. Красная кепка и такие же шорты, да жёлтая майка. Спасатель, черт побери. Антон презрительно фыркнул — не любил он людей в яркой одежде, слишком много внимания их скромным персонам. Однако, когда мужчина прошел мимо, парень не смог сдержать улыбки: через небольшое отверстие сзади кепки, предназначенное для роскошных девичьих хвостов, выглядывала маленькая загогулина, больше напоминающая хвост осла, нежели хвостик.
Дойдя до уголка, где они расположились, Антон вытащил из сумки тёмно-синее полотенце и постелил его около материнского. С размаху плюхнувшись на него и невольно поморщившись от того, как камни впились в ладони, он стал внимательно вглядываться вдаль, — в то место, где море соединяется с небом — будто бы пытаясь увидеть там что-то, хотя на самом деле мысли его далеки от этого. Слух ласкал шум волн, накатывающих на галечный брег, да свист ветра где-то над головой. Шаст готов был сидеть так вечно, думая ни о чём и разглядывая просторы, да вот только боялся очередных навязчивых вопросов о том, о чём он думает. Потому парень с неменьшим удовольствием достаёт из рюкзака небольшую книгу в слегка потрёпанной обложке, с кучей загнутых в разные стороны разноцветных закладок и карандашных пометок внутри. В этой книге, которую он читал, пожалуй, раз десять точно, содержится частичка его жизни. И наплевать ему на то, что к концу второго месяца лета он не прочитал ничего из школьной программы. Антон открывает книгу, с трепетом перелистывая первую страницу, и в голове всплывают первые строки ещё до того, как он пробегает по ним глазами.
Не мысля гордый свет забавить,
Вниманье дружбы возлюбя,
Хотел бы я тебе представить
Залог достойнее тебя...
Заветный «Евгений Онегин».