с новым годом, крошка (1/2)
Москва встретила их пронизывающим ветром и снежными иголками, но Катя никогда ещё не мёрзла с таким удовольствием. Одетая для парижской зимы, она в полном блаженстве стояла в лёгком пальто возле Сашиного внедорожника, пока Кирилл загружал в багажник чемоданы, а Саша договаривался о чём-то с Андреем, Ромой и Федей. Маша троицу давно ждала на заднем сиденье «Порше» Жданова — в отличие от подруги, она такую суровую зиму не жаловала.
В автомобиле Катя придвинулась вплотную к Саше на законных основаниях: замёрзла же. Он обнимал её одной рукой, а другой листал в «Нокии» накопившиеся сообщения. Катя наслаждалась его теплом и пролетавшими за окном видами любимого города.
— Кирилл, — обратился Саша к водителю, — Катю мы доставим на Сокол, а потом поедем в офис.
— Хорошо, Александр Юрьевич.
Катя вздохнула и опустила перегородку.
— Не хочу расставаться. Ты же вечером за мной приедешь?..
— Катя, останься с родителями. Обидятся же.
— Саша, — она даже отстранилась, чтобы точно донести свою позицию, и смешно насупилась. — Я очень люблю родителей, но мой дом там, где ты. И я не собираюсь шататься туда-сюда как кочевник. Ночевать я приеду домой. И Новый год мы с тобой встретим вдвоём, а первого января навестим родителей.
— Вот что бывает с мужчиной, решившимся на совместную жизнь с женщиной, — с притворным прискорбием заключил Саша. — Ты догадываешься, скольким людям позволено говорить со мной вот так?
— Только мне, — довольно мурлыкнула Катя и снова к нему прильнула. — И если кто-то рискнёт последовать моему примеру, будет иметь дело со мной, — строго добавила она, настойчиво зацеловывая линию челюсти и забираясь холодными пальцами под тонкую ткань рубашки. — Ты же знаешь, я твоя послушная девочка, но иногда могу взбунтоваться.
— Так, — Саша спрятал мобильный в карман пиджака и оторвал от себя неугомонную Катю. — Если ты не остановишься, взбунтуюсь я. Мне ещё работать, и желательно при этом что-нибудь соображать.
— Ты за мной приедешь?
— Приеду, львёнок. Но, боюсь, придётся с боем забирать тебя у Валерия Сергеевича.
— А почему львёнок?
— Потому что милая, но с характером.
Саша поднялся с ней в квартиру и сдал Катю с рук на руки вместе с чемоданами, полными подарков.
— Мама, папа, позвольте нам попрощаться, — с видом невинной овечки попросила Катя, когда стихли первые восторги, и родители выпустили её из объятий.
Пушкарёвы, не говоря ни слова, удалились на кухню, и Саша с уважением присвистнул.
— Впечатляюще. Меня так же вышколишь?
Катя засмеялась и легонько стукнула его в грудь.
— Поцелуй меня так, чтобы я дожила до вечера.
Он с удовольствием выполнил её просьбу. В вороватых торопливых поцелуях в прихожей была своя прелесть, словно они вернулись в далёкие школьные времена; не было её только в красноречивом покашливании Валерия Сергеевича, доносившемся с кухни.
— Придётся тебе продолжить воспитательный процесс, — заметил Саша и в последний раз накрыл Катины губы своими. — Мне нужно ехать…
— Я люблю тебя, — прошептала она и чмокнула его в ярёмную впадину. — Хорошего дня.
— А я тебя. Не скучай.
— Уже скучаю.
Потом был долгий семейный галдёж, к которому вскоре присоединился Коля, отпросившись у Саши. Все разбирали многочисленные подарки и сувениры из Парижа и то и дело спрашивали, когда их пригласят на свадьбу или хотя бы во Францию.
— Не знаю, — ответила Катя. — Со свадьбой мы не торопимся, а что касается Франции… Я пока ничего не решила.
Она, конечно, врала, потому что давно знала: как только её ссылка закончится, она вернётся домой насовсем. А вечером выяснила, что у Саши на этот счёт были совсем другие мысли.
— Я хочу уйти из компании.
Он сообщил это будничным тоном, развалившись на демонстрационном диване в «Икее», куда они приехали за новогодним декором.
— Почему? — нахмурилась Катя.
Он усадил её к себе на колени и пожал плечами.
— Я устал быть руководителем. Извини, если это разрушает мой образ… Я знаю, что женщины любят мужчин, которые то и дело достигают новых высот… Но от «Зималетто» я устал. Потому что… Потому что, как пел Высоцкий, я себе уже всё доказал. Компания поставлена на ноги и даже спасена от рук невменяемого инвестора. Теперь я могу с чистой совестью отдать её Андрею, который, будем честны, любит «Зималетто» и роль президента намного больше, чем я.
Катя взяла его лицо в свои ладони и уверенно сказала:
— Ничего это не разрушает, не говори глупостей. Ты должен заниматься тем, что приносит тебе удовольствие.
— Для начала я не прочь отдохнуть пару недель, потому что за эти месяцы я окончательно себя загнал… Хочу просто побыть с тобой и не отвечать ни за кого, кроме тебя. Одобряешь?..
Катя радостно взвизгнула и крепко его обняла.
— А вот потом… — продолжил Саша. — Потом ты и я можем выбрать что угодно. Если ты хочешь вернуться в «Зималетто», я найду работу в Москве. Если тебе всё-таки понравилось в Париже, мы будем жить там. Можно ведь пахать на родную компанию и в Европе, раз уж мы намерены сотрудничать с Дюбуа… Да и вообще, малыш, с нашими резюме мы долго без дела не просидим.
— А как же всё то, что мы обсуждали? Квартира на Тверской, ваш загородный дом…
— Наш загородный дом. Всё это прекрасно и никуда не денется. Если я что и понял за это время… Так это то, что мой дом там, где ты. Сегодня утром ты сказала то же самое, помнишь?
— Помню. Но ты хорошо подумал? Обратно Андрей кресло уже не отдаст, — хихикнула Катя.
— Знаю. Гораздо важнее, что мне оно больше не нужно.
Катя помолчала, а потом призналась:
— Мне совсем не понравился Париж. С тобой он, конечно, преобразился, но всё равно остался чужим. Я ничуть не грустила, улетая. И парижане мне не понравились. Я хотела бы остаться здесь. Но если ты захочешь работать за рубежом, я с лёгкостью перееду.
— Нет… — Саша покачал головой. — Не с лёгкостью. Менять одну страну на другую никогда не бывает легко. Но я тоже хочу жить здесь, так что мы совпали.
— Ты меня не обманываешь?
Она аккуратно взяла его за подбородок и утонула в любимых глазах. Определение банальное до безобразия, но именно так это и ощущалось — не зря ведь его придумали. Катя смущённо прикусила губу, потому что дикой волной накатило желание, как всегда, невовремя. Мимо по обозначенному на полу маршруту сновали молодожёны, семейные парочки со стажем и суетливые бабушки с внуками, а она чувствовала себя легкоплавкой и невесомой, и пресловутые бабочки трепыхали своими крыльями в каждой клетке тела.
— Не обманываю, — ухмыльнулся Саша, прочитав всё по её лицу. — Пойдём, пока ты не обесчестила меня прямо на этом диване.
— Вот ты всё-таки мерзавец, — Катя нехотя поднялась и потянула его за собой, в плотный поток домовитых сограждан. — Я же вижу по твоей ухмылке, что тебе нравится, когда меня так размазывает, да ещё и неожиданно.
— Конечно. А ещё я знаю, что ухмылка усиливает эффект.
— Я тебя ненавижу и обожаю.
— Самое лучшее сочетание.
— Вы за покупками пришли или обжиматься? — раздался за их спинами скандальный голос нервной женщины.
Саша повернулся к ней и вежливо полюбопытствовал:
— Позвольте спросить, куда вы так спешите?
— Ой, там последний стеллаж «Йокмокк» уводят, а я за ним и приехала! — воскликнула она и, умудрившись толкнуть их обоих, понеслась вперёд.
— Пожалуйста, пристрели меня, если когда-нибудь я вот так захочу стеллаж «Йокмокк», — попросила Катя.
— Вот так ты можешь хотеть только меня.
— Саша! — она возмущённо засопела. — Я сейчас сгребу весь новогодний отдел, а платить будете вы, ехидный мужчина.
— Драконить тебя — бесценно. Для всего остального, как говорится, есть «Мастеркард», так что выноси хоть весь магазин.
Вернувшись домой, они украшали квартиру до полуночи. В гостиной Катя прикрепила к светящейся гирлянде их петербургские полароиды и поставила на каминную полку фотографию своих родителей рядом с портретом Юрия и Ольги. Вымотавшийся за день Саша устроился в любимом кресле и лениво за ней наблюдал. Катя же смотрела на полку в глубокой задумчивости и наконец спросила:
— Как ты думаешь, твои родители одобрили бы… меня? Я ведь причинила боль их дочери…
— Ну, если уж тебя одобряет сама Кира…
Катя почти подпрыгнула от удивления.
— Серьёзно?
— Малыш, она же всё-таки умная женщина. И любит меня. Она видела, что со мной происходило в последние несколько месяцев… И, конечно, заметила, каким я приехал сегодня на работу. Прочувствовала контраст.
— Она меня больше… не ненавидит?
— Ты всегда можешь узнать об этом от первоисточника.
— Саша… А если я приглашу Киру и Кристину к нам на Сокол, они придут?
— Чёрт, ты такая милая сейчас, — усмехнулся Саша. — Стоишь в пижаме и тёплых носках и так боязливо, застенчиво задаёшь все эти вопросы… Даже моё каменное сердце тает.
— Я сейчас запущу в тебя рождественским венком. Никакое оно не каменное.
— Придут, куда они денутся. Ваш папа, Катерина, обомлеет от двух великосветских дам, угощающихся оливьешкой на его кухне.
— О да! — развеселилась Катя. — Сразу станет смирным и тихим. Может, даже наденет ту шикарную рубашку, которую я привезла ему из Парижа. Тогда завтра я отважусь их пригласить, хорошо?
— Договорились. Ты этой ночью планируешь подойти ко мне или нет?
— А ёлка? — подбоченилась она.
— Катя, ну какая ёлка в первом часу? Разве я не лучше ёлки?
— Ты лучше всех.
— Тогда почему я до сих пор один в этом вместительном кресле?..
Они снова не спали до утра.
Двадцать девятого декабря Саша собрал топ-менеджмент и секретариат в конференц-зале и объявил о том, что это его последний рабочий день в компании. Жданов и Малиновский удивлённо переглянулись.
— А Катя знает? — первым делом поинтересовался Андрей.
— Конечно. Кстати…
Саша вышел в кабинет президента и вернулся оттуда с Катей. Рома уступил ей своё место между Воропаевым и Ждановым.
— Катю-ю-юха возвращается! — дружно завопил женсовет.
— Тихо, — беззлобно гаркнул Воропаев, и все замолчали. — Да, Катя возвращается в «Зималетто» и будет курировать европейское направление. Если, конечно, новый президент возьмёт её на работу, — он взглянул на Андрея.
— А почему это ты ему глазки строишь? — вклинился Рома с наигранной обидой. — Мою кандидатуру, между прочим, никто никогда не рассматривает!
— Малиновский, если я сейчас начну перечислять список причин, по которым ты не можешь быть руководителем, мы до утра не разойдёмся. Андрюх, какие мысли?