near light (2/2)
Саша отложил мобильный и перевёл взгляд на задумчивого Андрея.
— Ты Дом-коммуну на Гоголевском знаешь?
— На Наркомфин похож? Знаю.
— Катя купила в нём крошечную квартиру. Если тебе приспичит вернуться в Россию, думаю, там тебя искать никто не станет. Дай мне ежедневник, я запишу точный адрес, как туда попасть и номер квартиры. Завтра её поставят на охрану. В принципе, с нашими связями можно устроить так, чтобы твоё возвращение прошло мимо таможенной службы… Или, в конце концов, вернёшься поездом. Улететь всё равно придётся, посветить лицом в Лондоне…
— Может, лучше провернуть такой трюк с Катей?
— Нет, — отрезал Саша. — Для Красинской главное — вытравить именно Катю. До тебя-то ей дела нет, а вот Катю из поля зрения она не выпустит, и лучше всего ей действительно улететь в Париж и поработать у Дюбуа. Не самый плохой вариант. Андрей, я поеду домой… Одну трубку я оставляю тебе. Номера наши я внёс в контакты, так что не потеряемся. Завтра в восемь встречаемся в квартире на Гоголевском. Малиновского позови, только не звони ему, а отправь сообщение. И лучше всего нам всем использовать такси. Мы тоже подъедем, только к Авдееву заглянем…
— О, Авдюша в деле? Это хорошо, он мужик надёжный.
— Надеюсь… Только у меня развивается паранойя. Вообще никому не верю. Что, если Хмелин и его саботаж — тоже дело рук Красинского? Ведь именно на фоне той ситуации мы вдвойне оценили его предложение и в конечном счёте согласились его принять… Не знаю. Я вспоминаю о том, что случилось с родителями, и у меня просто голова взрывается… Не знаю…
— Ты что? — оторопел Андрей и вцепился в Сашины плечи. — Ты думаешь, что Юрий Саныч и Ольга не просто так погибли?
— Да не знаю я, — повторил Саша. — Не знаю… Я убеждён, что он нас всех ненавидит. Поэтому и обставил всё именно так… Встретил чуть ли не фейерверками, всячески обласкал, зная, что подложит свинью… Получил изощрённое удовольствие. Ладно, мы можем бесконечно ломать головы и опомниться только к утру. Я помчался… А ты собирай вещи и документы. Улетать придётся завтра же. Потом я отправлю Катю. Всё, Жданов. До завтра.
…А Катя без всякого удовольствия приняла ванну и бродила по огромной квартире Воропаевых с бокалом белого вина, не зная, куда себя деть и чем заняться. Она неожиданно поняла, что за полтора прожитых здесь месяца толком и не успела ни о чём поговорить с Сашей. Узнать побольше о его детстве, о семейных традициях, о счастливых воспоминаниях, связанных у него с этими стенами. Они всегда были чем-то заняты. Обсуждали работу, смотрели фильмы и просто были вместе, как будто не нуждаясь в лишних словах. Но слова, конечно, были им нужны. Их ошибкой стала уверенность в том, что у них впереди было много времени, чтобы познакомиться друг с другом по-настоящему.
Она сегодня почти ничего не ела. Проснулась с дурным предчувствием, потом нервничала, наблюдая за тем, как Саша ставит десяток подписей под соглашением с Красинским, а после уже было не до еды. На пустой желудок опьянение накрывало быстро, в несколько волн. Вдруг стало понятно, почему Андрей прибегал к этому методу. Так действительно было легче. Например, легче не сорваться и не вывалить всё на Сашу, когда он наконец-то вернётся… Она отвлеклась от своих мыслей на рингтон мобильного. Номер абонента не определился.
— Алло, — Катя изо всех сил старалась казаться трезвой.
— Катерина, это Лана. Я узнала, что через три дня из отпуска возвращается глава ФАС. Пообещайте мне, что за эти три дня Андрей и вы покинете Россию, не сказав ничего Саше. Тогда я спасу Жданова от уголовного преследования. Наступит день, когда он сможет вернуться, я даю вам слово.
— Да. Обещаю…
Это прозвучало тихо и тускло, без той воинственности, проснувшейся в ней в Сашином кабинете.
— Тогда мы обо всём договорились.
Быстрые короткие гудки не успевали за Катиным пульсом. Злость запоздало поднималась в ней, причём такая, какой она ещё не испытывала. Теперь эта злость станет её главной движущей силой, главной мотивацией, пока они не вернут себе свои жизни. Она больше не будет напиваться и давать слабину, она каждый день будет искать способ добиться справедливости.
А пока она должна играть по правилам Красинской. Конечно, можно было бы дать Андрею улететь и рассказать обо всём Саше, но тогда Лана позволит отцу инициировать возбуждение уголовного дела, и Андрей уже никогда не сможет вернуться в Россию. Страну, которую, она знала это точно, он очень любил. Для которой работал. В которой была вся его жизнь. И расстаться с Сашей Катя тоже должна, хотя не могла себе этого представить. Всё было так хорошо, что выдумать какой-то нелепый повод для драмы не представлялось возможным. Они были счастливы. Даже Тригорина не использовать — Саша просто не поверит. И что? Молча исчезнуть? Просто вот так его подвести, предать? Сделать вид, что работа в Париже для неё важнее их отношений? Вдруг вспомнился старый сон. Вот что она видела. Ей стало страшно. Она видела во сне, как улетает из Москвы осенью. Теперь она знала, что было тому причиной…
Как она объяснит свой отъезд родителям, которые даже начали проникаться к Саше симпатией и точно знали, что у них всё хорошо? Что скажет Юлиане и женсовету? Что о ней подумает Кристина? Кира, конечно, удовлетворённо хмыкнет и забудет эту историю как страшный сон…
— Я дома.
Катя ушла в себя настолько глубоко, что даже не услышала повороты ключей в замках. Она хорошо осознавала, что должна была начать рвать по живому уже сейчас, но не смогла себя заставить. У них ещё была одна ночь. Она додумывала эти мысли и неслась в прихожую, теряя равновесие на поворотах.
— Наконец-то, — она подлетела к Саше и повисла на нём как коала. — У меня для тебя новость… Пока ты спасал Андрея от запоя, напилась я.
— А я чувствую, — усмехнулся он почти искренне, потому что и правда радовался тому, что она встречала его в подпитии, а не в приступе депрессии. — И вообще не возражаю.
— Ещё бы ты возражал… — Катя поцеловала его, и он прижал её к себе как можно крепче. — Господи, как же я тебя люблю…
Его раздваивало. Впервые в жизни он взрывался от желания и при этом хотел расплакаться. Сочетание двух таких противоположных импульсов здорово расшатывало нервы. То, как Катя произнесла эти слова… Надрывная хрипотца в её голосе и чувство, в них вложенное, разъедали душу и сносили крышу — одновременно. Она всегда пробуждала в нём всё самое лучшее, и он боялся остаться без неё. Боялся, что в её отсутствие ожесточится до предела и уже не вернётся к себе вот такому. Боялся всего, что могло произойти с ней. Опыт принудительной разлуки по прихоти сумасшедшей девицы её изменит, не сможет не изменить. Получится ли у них потом начать с этой же точки? И когда они до неё доберутся? Он сам себе поставил срок: Новый год. Поклялся себе памятью родителей, что Новый год и они, и Андрей встретят свободными людьми. Это не так уж долго. Всего лишь четыре месяца. Всего лишь четыре месяца…
— Саша…
Он вдруг понял, что они так и не дошли до спальни. Он держал её крепко, прижимая к стене, и каждое движение в этот раз приближало не только финал, но и слёзы. Они всё-таки стояли у него в глазах, застилали всё, и Катю он видел словно через мутное стекло. Ничего страшного. В полумраке прихожей она ничего не заметит.
— Я люблю тебя, — выдохнул он и спрятал лицо, уткнувшись в её плечо.
…Они не спали до утра. Оба не хотели терять ни минуты. К наступлению предрассветных сумерек они окончательно обессилели. Просто лежали и молчали, и не было в этом молчании ни обречённости, ни тяжести. Как будто мрак рассеивался и отступал, пока они были вместе.
— Ты когда-нибудь задумывался о нашем будущем? — первой нарушила тишину Катя. — Всерьёз, я имею в виду. Пытался его представить?
Он ласково провёл тыльной стороной ладони по её щеке.
— Конечно.
— И какое оно?
— Мы живём здесь, потому что это квартира моих родителей, и для меня это важно. На выходные уезжаем в загородный дом — ты, кстати, в нём ещё не была. Там есть старый дуб с домиком на дереве — я его у отца выпросил, насмотревшись американского телевидения через спутниковую тарелку. Он сам его сделал… — Саша улыбнулся. Перед глазами пробежали воспоминания. — Мы обязательно построим дом для твоих родителей, и тогда, возможно, Валерий Сергеевич окончательно меня примет. Съезжу с ним на рыбалку, выпью ящик водки…
— Фу! — Катя, несмотря ни на что, хихикнула. — Я ненавижу запах водки, чтоб ты знал. Что угодно, только не она. Кстати, о всяких гадостях… Ты в этом будущем курить бросил?
— А что мне за это будет? — он поднял бровь.
— Здоровые дети, например.
— Ладно, уговорила. Но пусть их будет не больше двух, потому что я собственник. Делить тебя с целыми двумя детьми… Короче, мне придётся нелегко, Пушкарёва.
— Мальчик и девочка, конечно?
— Можно близнецов, чтобы сразу отстреляться.
— Я подумаю.
— Ещё в будущем ты наконец-то прощена Кирой, и вы с ней подруги. Помнишь, ты завидовала трём чеховским сёстрам? Будешь так же сидеть на сундуке вместе с Кирой и Кристиной, накрывшись пледом, и перемывать мне кости. Я к тому моменту начну тебя чем-нибудь раздражать, и поговорить точно будет о чём.
— Никогда, — замотала головой Катя и чмокнула его в живот. — Мы никогда не станем друг на друге срываться, как противные женатые пары на улицах. Я иногда слышу обрывки их ругани и содрогаюсь. Не понимаю, зачем они остаются вместе? Нет, мой самый любимый человек, мы даже когда состаримся, будем трогательными старичками, держащимися за ручки. И все будут тайно нас ненавидеть, потому что каждый будет показывать на нас и говорить: «Вот! Вот пример настоящей любви!» Мы будем теми, у кого получилось, а остальные пусть завидуют.
— Давай попробуем, — согласился Саша. — Я ещё хочу посмотреть с тобой весь мир, так что приготовься к сотням перелётов. Я много где был, но с тобой, пожалуй, будет интереснее. И родители твои тоже должны увидеть заграницу.
— Ты во всё это веришь, скажи честно? Или это просто игра?
Он не раздумывал ни секунды.
— Верю. И сделаю всё, чтобы так и было.
— Одна жизнь — это так мало, — вздохнула Катя.
— Может, она и не одна.
— Ты что, распрощался со своим атеизмом?
— Представь себе, да. Мне теперь хочется верить, что ты со мной надолго. Не на одну маленькую человеческую жизнь. К сожалению, мне придётся быть хорошим, чтобы меня тоже впустили в рай. Ты-то, конечно, туда уже записана.
— Я замолвлю за тебя словечко. Саш… А ты так и не расскажешь, что тебя мучило? Что ты тогда вспомнил в Лондоне?
Делать было нечего — он рассказал. Катя села, обмотавшись одеялом, и очень серьёзно сказала:
— Послушай меня, пожалуйста. Вера призналась тебе во всём именно так, потому что не хотела признаваться. Не хотела тебя обременять. Если бы она была к этому готова, то произошло бы это совсем в других обстоятельствах. Это просто… вырвалось, понимаешь? Вопреки её воле. Ты не виноват в том, что забыл об этом. Не виноват в том, что был пьяным и побежал в ванную… И она, конечно, ни в чём не виновата. Ей было бы больно, если бы она знала, что это до сих пор тебя грызёт. Так что отпусти это, слышишь? Просто отпусти. Да, ты… Ты поступал с ней некрасиво. Но она не питала никаких иллюзий, не осуждала тебя. Принимала вот таким. Ты дал ей всё, что мог дать на тот момент. И ты сегодняшний не можешь судить себя тогдашнего. Это, может быть, самое важное, что я поняла, взрослея. Это самое важное и сложное, чему мы все должны научиться… Она тебя простила, вот и ты себя прости. Она была святой. В отличие от меня…
— Святые не для меня. Мне нужен чертёнок, — пожал плечами Саша и повалил Катю на себя, чтобы крепко обнять. — Нам с тобой придётся выехать раньше обычного. Нужно по дороге заглянуть в два места…
— Куда это? — насторожилась она.
— Всё узнаешь в своё время. Давай просто полежим вот так ещё немного…
Она не спорила. Лежала, дышала им и мучительно раздумывала над тем, как же всё-таки всё закончить. Решение пришло само: она не будет с ним расставаться. Она скажет, что должна уехать. Должна сделать это ради них обоих. Что не может ничего объяснить, но он должен просто поверить. Он поверит. Он знает, что она всегда была с ним честна…
И ещё она оставит ему свой дневник. Чтобы он прочёл всё, что она туда понаписала. Не так много, как могла бы, но достаточно, чтобы он не забывал, как сильно она его любит.
Самый маленький источник света всегда рассеивает самую непроглядную тьму. Её с детства вдохновлял и утешал этот закон физики. И в эту секунду она как никогда чувствовала, что внутри у неё всегда будет светло, пока в этом мире есть он.