в пульсе моём бьётся имя твоё (2/2)
— Всё, что ты обо мне знал, больше не актуально, — сухо произнёс Саша. — Я и сам себя не знал, как выяснилось. И пока в процессе узнавания.
— То есть ты влюбился? — допытывался Жданов.
— Да. Я влюбился. Разрешаю посмеяться.
Когда Катя задала ему тот же вопрос в апреле, он ответил, что не знает. После их первой ночи он понял, что бегать от правды было бесполезно. Он действительно влюбился и даже в эту минуту скучал по ней, а ему ещё двенадцать дней торчать в Англии ради сомнительной выгоды, хотя больше всего на свете хотелось остаться с ней в одной квартире хотя бы на неделю. Выбросить мобильники и никуда не выходить. Просто быть с ней. Наслаждаться её теплом и отдавать своё.
А она в Москве была предоставлена самой себе, и это напрягало. В её умной голове нередко рождались совершенно глупые идеи, и кто может гарантировать, что она не придумает новый повод, из-за которого им нельзя быть вместе? Ему вспомнились слова Амуры. «Между ними есть какое-то препятствие. И пока оно не исчезнет, лучше ничего не начинать». А он не выдержал и начал. Поторопился.
Дождь давно затих, но погружённый в размышления Саша этого не замечал. Андрей косился на него и понимал, что и правда ничего не знал о человеке, с которым вырос.
…А в Москве уже наступил вечер, и Катя проводила его в квартире родителей. Коля, конечно, тоже был здесь. Валерий Сергеевич излучал добродушие — любимая дочка приехала в гости, да ещё и освободилась вовремя, а не засиделась на работе допоздна. Они вчетвером сидели на кухне, отдавая должное мясу в горшочках, коронному блюду Елены Александровны. Катя как могла участвовала в разговоре, охотно делилась с отцом новостями «Зималетто» и подтрунивала над Зорькиным, но на самом деле все мысли её сводились к тому, что Саша обещал позвонить вечером и пока так и не позвонил.
«Наверное, он имел в виду лондонский вечер», — сообразила Катя и немного расслабилась. Мама посматривала на неё с любопытством, но ничего не говорила. Она видела, что дочь влюбилась в этого Воропаева, и пока не знала, как к этому относиться. Коля на свою беду научил её пользоваться «Яндексом», чтобы никогда не иссякали новые рецепты, но Елена Александровна, конечно, искала там не только кулинарные сайты. Очень скоро она выяснила, что об Александре Воропаеве были написаны сотни статей самого противоречивого содержания, но постаралась не придавать этому значения — всё-таки у них в гостях он вёл себя безупречно.
Когда дисплей мобильного наконец-то озарился буквами «А. Ю.», Катя в очередной раз подумала, что всё время забывает переименовать Сашин контакт, и стремительно встала из-за стола.
— Ты куда, Катерина? — взвился отец.
— Извини, папа, я не могу не ответить, это звонит Александр Юрич.
— А, ну это святое…
Катя рассеянно кивнула папе и поскорее закрылась в своей комнате. Подошла к окну, за которым город встречал поздние весенние сумерки, и открыла «раскладушку».
— Привет, — первым поздоровался Саша.
— Привет, — улыбнулась она. — В компании всё хорошо. Кажется, я даже подружилась с Милко. Он так доволен новыми объёмами производства и тем, как теперь следят за всеми станками, что даже назвал меня бабо́чкой, представляешь?.. Но это всё неважно. Как ты?
— Я, в отличие от Милко, недоволен. Мне скучно… без тебя. Знаешь, я раньше никогда ни на что не жаловался ни одной женщине. А тебе вот второй день.
— Жалуйся на здоровье. Вы уже встретились с Красинскими?
На том конце раздался тяжёлый вздох.
— Встретились. Очень утомительная парочка. Особенно дочь. Никакой Клаудии и даже Клавы там нет. Обычный тинейджер.
— Ну и хорошо, — Катя испытала облегчение. — Я же понимаю, что ты пока вряд ли привык ко мне и можешь переключиться на кого-то другого…
— Какой же бред, — проворчал Саша. — В том и загвоздка, Катя, что я к тебе очень привык. Потому и скучаю. И к слову… Андрей о нас знает. Не знаю, как ты к этому относишься, но… Он спросил, я ответил. Врать и изворачиваться не захотел, мы же не преступники. Он беспокоится о тебе, но в душу лезть не стал. Зато я кое-что понял…
— Что? — почему-то разволновалась Катя.
— Что я впервые в жизни влюбился. Я не тороплюсь с тем самым словом, которого ты боишься… И я тоже разделяю два понятия, но… Это слово я могу себе позволить. И, более того, хочу. Я хочу, чтобы ты это знала.
Она засопела, сдерживая слёзы.
— Ты что, плакать собралась? — огорчился Саша.
— Нет… — она шумно выдохнула и покрепче прижала телефон к уху. — Просто услышать от тебя такое… Даже не верится, понимаешь, что это случилось со мной. Так жаль, что я не могу тебя сейчас обнять… Думаю, нет нужды говорить, что я влюблена в тебя как чёртова кошка? — Катя нервно рассмеялась. — Мне эти два дня так тяжело даётся работа. Как никогда в жизни. Сижу, печатаю, разговариваю по телефону, а мысли просто уплывают куда-то вдаль, к тебе… Никакой концентрации, и приходится напоминать себе, что я несу ответственность перед тобой, Андреем и всеми акционерами… Только это и заставляет всё-таки шевелить мозгами. Мне так странно, что для всех остальных я обычная прежняя Пушкарёва, хотя внутренне я так изменилась, как будто лишнюю кожу сбросила. Я совсем другая Катя. Твоя Катя, — она перешла на интимный шёпот и услышала рычание. — Ты чего?..
— Ничего, — голос его окрасился хрипотцой и лёгким раздражением. — Просто мне тех нескольких часов не хватило, чтобы теперь держаться две недели. И я реагирую как школьник даже на твой шёпот.
— А хочешь, я прилечу на выходные?
— Заманчивое предложение, но нет. Я не смогу сосредоточиться на делах.
— Сможешь. Ты самый сильный человек из всех, кого я знаю.
— Катя, не заставляй меня поддаться слабости.
— Я поселюсь в маленьком отеле, и ты будешь сбегать ко мне при первой возможности с дурацких скучных посиделок, — вдохновенно расписывала Катя. — И никому об этом не скажешь. А я буду встречать тебя в одной только шёлковой комбинации, а может, даже без неё…
— Всё, хорошо, жду! — не выдержал Саша. — Стой, а как же твоя аэрофобия? Мне Юлиана рассказывала…
— Я же говорю, я теперь другая Катя. Разве кто-нибудь позволит разбиться самолёту, который летит к тебе? Не думаю! Я прилечу завтра, слышишь? Я очень скучаю. Это глупо и смешно, но меня просто разъедает тоска. Ты так быстро ушёл, и мы даже не смогли проснуться вместе…
— Ты не представляешь, насколько сейчас улучшилось моё настроение.
— На самом деле, представляю, — хихикнула Катя. — Вечером я пришлю тебе адрес отеля, хорошо?
— Договорились. Я очень хотел показать тебе Лондон. Надеюсь, получится. Сегодня погода испортилась, холодно…
— К чёрту Лондон, я просто хочу к тебе. Как кошка. Свернуться рядом и урчать.
— Приятно, что даже красивейший город мне не конкурент.
— Ты вне конкуренции.
— Пушкарёва, тебя там заждались! — в её пузырь счастья вдруг ворвался Зорькин, просунувший голову в дверной проём.
— Саша, я дома у родителей, они меня требуют…
— Иди к ним, Кать. Родителей нужно ценить. До завтра?
— До завтра. Целую… — тихонько добавила Катя, потому что голова Зорькина всё ещё висела в двери. Захлопнув телефон, она гневно уставилась на лучшего друга. — Коля, ты зачем подслушиваешь?
— Оцениваю свои карьерные перспективы, — ответила голова. — Прикидываю, как скоро ты уйдёшь в декрет, а я, соответственно, займу твоё теплое местечко…
Она покраснела и кинула в него подушкой. Он ойкнул и открыл дверь, чтобы бросить её обратно.
— Нескоро, товарищ Зорькин, — заявила Катя, уворачиваясь от летящей подушки.
— А по твоему виду не скажешь, — заметил Коля. — Ты правда влюблена в Воропаева?
— Правда, — она скрестила руки на груди. — Тебе что-то не нравится?
— А я здесь при чём? — Зорькин пожал плечами. — Главное, чтобы тебе всё нравилось.
— Правильный ответ. Я завтра полечу в Лондон, — выпалила Катя, не утерпев. — Надо сказать об этом родителям…
— Только не ври, что тебя срочно вызвали умасливать Красинских.
— Тебе — нет, а вот родителям навру с три короба. Папа будет гордиться, что я понадобилась на переговорах.
— А раньше необходимость врать папеньке с маменькой тебя очень напрягала, — Коля поправил очки и пригляделся к лучшей подруге. — Кто ты и что сделала с Катей Пушкарёвой?
— Катя Пушкарёва просто очень скучает по Саше Воропаеву.
Зорькин закатил глаза и взял её под локоток.
— Пошли на кухню, пока за нами не послали. Смотрю я на тебя, Пушкарёва, и радуюсь, что больше не сохну по Клочковой. Мозги у тебя совершенно отключились.
— А это полезно, Коль. Ну хоть иногда. Меньше думать и больше чувствовать.