ну зачем твои мрачные небеса видят меня как рентген (1/2)
Катя проснулась ранним утром. Голова не болела, жажда не мучила. Мучило её лишь осознание того, что вчера она не была похожа на себя. Совсем. Катя Пушкарёва совершенно точно не должна была срываться в ночной клуб и танцевать с Александром Воропаевым под электронную музыку. Совершенно точно. Но сорвалась. И танцевала.
К её великому сожалению, она не выпила столько, чтобы не вспомнить сейчас, как это было, и забыть о том, что ей, вообще-то, понравилось. Понравилось ощущать его руки на своей талии и прижиматься к нему всем телом. Теперь список воспоминаний, всплывающих в памяти в самый неподходящий момент, пополнился этим вечером в клубе. Зачем она продолжала их коллекционировать? Зачем они играли друг с другом, прекрасно зная, что никогда не решатся сделать первый шаг?
Она приняла душ и выбрала самые целомудренные вещи из тех, что купила вчера: белый свитер с высоким воротом, который консультант упорно называла бадлоном, и чёрные джинсы. В этом виде, держа в руках пальто и сумку, она и постучалась в номер Александра, находившийся этажом выше.
Он вышел к ней завёрнутый в одеяло, заспанный и почему-то… смущённый? Никакие грани они вчера не перешли, это она знала точно. Минуту спустя Катя поняла, в чём было дело: из-за спины Александра показалась симпатичная женская голова с растрёпанными тёмными волосами.
— Доброе утро, — он справился со смущением и произнёс эти слова в привычной невозмутимой манере.
— Я бы сказала, добрейшее, — ядовито отозвалась Катя.
— Это что, твоя девушка? — осведомилась голова.
— О нет, не беспокойтесь, — ответила за него Катя. — Мы просто коллеги в командировке. Александр Юрьевич, кстати, не женат и очень богат. Советую не упускать этот шанс.
Она резко развернулась и зашагала к лестнице. Александр, чертыхаясь, молниеносно надел халат и устремился за ней.
— Катя!
Он успел поймать её у самой лестницы, вовремя схватив за плечи.
— Это что за сцены ревности? — насмешливо спросил он.
— Никаких сцен, — Катя пожала плечами, почти скидывая с себя его руки. — Поняла, что пришла невовремя, и решила не мешать.
— Поэтому от тебя фонит пассивной агрессией? — хмыкнул Воропаев. — Если бы ты явилась чуть позже, а не в восемь утра, то ничего не узнала бы. Я проснулся посреди ночи, хотел пойти в душ, но какого-то чёрта в моём номере не было горячей воды. Я вынужден был спуститься на ресепшн, а там как раз была пересменка горничных, ну, я и познакомился с одной из них… Я свободный человек, у которого есть определённые потребности. Или я должен был прийти к тебе? Ты бы меня впустила?..
Ни ей, ни тем более ему не нужно было знать правдивый ответ на этот вопрос.
— Конечно, нет, — излучая праведный гнев, фыркнула Катя.
— Вот именно. Ты вообще-то куда собралась?
— Хотела где-нибудь позавтракать, — угрюмо буркнула она.
— Подожди меня в лобби. Через десять минут поедем на Сенную, будешь есть вкуснейшие булочки с кремом и радоваться жизни.
— Так-таки вкуснейшие?
— Ты же знаешь, я никогда не вру.
Он похлопал её по плечу и ушёл, а она вздохнула и спустилась на первый этаж. Села у окна, чтобы полюбоваться Исаакиевским собором и успокоиться. Воропаев имел право переспать со всеми горничными «Астории», так почему же её это задело? А может, не задело, а просто удивило? Не ожидала она увидеть в номере кого-то кроме него, вот и всё. Удовлетворил потребности, и молодец. Зато её он считал исключительной, в чём вчера признался. И даже сказал, что прилагает исключительные усилия. Жаль, что он не мог приложить исключительные усилия, чтобы не спать с горничной. «Ты бы меня впустила?..» Кажется, ей удалось изобразить возмущение, и ничто не выдало того, что в голове её со скоростью света возникла мысль: «Да, впустила бы!» Дёрнул его чёрт за язык… Зачем он вообще задал такой вопрос?
— Такси ждёт, — раздалось над её ухом, и она вздрогнула.
— Какая оперативность.
От Кати всё ещё исходил холод, и его это веселило.
— Во сколько мы выезжаем в Москву? — поинтересовалась она, пока мимо проплывал ещё спящий город.
— В без пяти полночь, с Московского вокзала.
— На «Красной стреле»? А как же твой автомобиль?
— Я уже нашёл человека, который пригонит его в Москву. Хочу отдохнуть, иначе не смогу работать.
— И что, мы поедем в одном купе?
— Да. Так что тебе же лучше, что я спустил пар с горничной, — усмехнулся Воропаев.
— Никак нельзя обойтись без скабрезностей? — возмутилась Катя.
— А где же вчерашняя раскованная Пушкарёва? Она мне понравилась.
— Вчерашняя Пушкарёва была ненастоящей.
— У тебя всё очень плохо с самопринятием. Ты никак не поймёшь, что состоишь из тысячи разных граней.
— А можно лекцию по психологии провести после завтрака, профессор?
Он усмехнулся и кивнул. До кафе на Сенной они доехали в молчании. Там их встретила приветливая официантка, радостно заявившая:
— Вы сегодня первые посетители! Сейчас накормим вас лучшим завтраком, садитесь, садитесь у окошка…
Совместная трапеза объединяла, и Кате расхотелось дуться и обижаться. К тому же ей нравилось наблюдать за Александром, умеющим отдать должное вкусной еде.
— Ты очень аппетитно ешь, — заметила она и не удержалась от улыбки.
— Одно из следствий моего неверия в загробные радости, — объяснил Воропаев, макая кусочек тоста в солнечный желток. — Ценю все плотские удовольствия, пока они мне доступны. А вот ты унылая малоежка.
— Хорошо, я исправлюсь, — пообещала Катя. — Я позвонила в справочную, Русский музей сегодня открыт. И посетителей должно быть немного, низкий сезон. Составишь мне компанию?
— А почему именно он, а не Эрмитаж?
— Эрмитаж слишком большой. Да и в Русском прекрасная коллекция классической живописи, а её я люблю больше всего.
— Ну-ка, назови трёх любимых русских художников.
— Зависит от настроения. Сегодня… Пожалуй, Врубель, Иванов и Куинджи. Теперь твоя очередь.
— Соглашусь, что в разные дни можно назвать разные имена. Пусть будут Брюллов, Репин и Шишкин.
— «Итальянский полдень», наверное, твоя любимая картина? Роскошная женщина, с детской радостью снимающая гроздь винограда.
— Почему бы и нет? Но, конечно, Брюллов — это в первую очередь «Последний день Помпеи».
— А я не люблю эту картину. Она прекрасна с технической точки зрения, но жизни в ней нет.
— Подожди, сейчас увидишь оригинал и, возможно, изменишь мнение.
Им было так легко и хорошо разговаривать друг с другом о чём угодно, и Катя вдруг поняла, что не хочет всё это терять. Сразу родились слова, которые нужно было высказать, но пока они здесь, в Петербурге, можно было не торопиться. Можно было поиграть ещё немного…
— О чём задумалась? — полюбопытствовал Александр, когда они ели обещанные им булочки с кремом, и правда волшебные.
— О тебе.
Такая честность обескураживала.
— И какие мысли?
— Я обязательно ими с тобой поделюсь, но позже.
— Мне начинать бояться?
— Неужели вы, господин Воропаев, умеете бояться?
— Разумеется. А что это за новшество — «господин Воропаев»? Тебе нравится так меня называть? — Александр наклонился к ней с видом хитрого кота, облокотившись на столик.
— Так, вернись к своей выпечке, чревоугодник. — Катя легонько толкнула его в грудь. — Я хочу уже поехать на встречу с прекрасным.
— А что, меня тебе недостаточно?
— Не устаю поражаться твоей скромности.
— А мне кажется, я тебе нравлюсь именно таким.
— Нравишься, — согласилась Катя.
— Это взаимно.
В Русском музее они провели несколько часов. В каждом зале неизбежно наступал момент, когда Александр подбирался к Кате со спины, и они стояли перед очередным полотном вплотную друг к другу. Он то и дело её приобнимал, а строгие музейные старушки укоризненно шептались. Катя ему не противостояла, помня о том, что уже завтра утром они вернутся в Москву и разъедутся по офисам.
— Ну что, остаёшься при своём мнении? — вполголоса спросил Александр, когда они рассматривали «Последний день Помпеи». Его ладонь покоилась на её плече.
— Да. Это красиво и трагично, но безжизненно.
Катя хотела аргументировать свою точку зрения, но на весь зал запиликал её мобильный. Под взглядами сотрудниц музея она так торопилась достать телефон из сумки, что не заметила, как из неё выпала их с Мишей египетская карточка. Звонила Виноградова.
— Здравствуйте, Юлиана, — бодро ответила Катя.
— Катюш, привет! Прости, что беспокою в выходной, но у меня возникла срочная необходимость улететь домой, маме предстоит операция…
— Что-то серьёзное?