don’t you ever tame your demons, always keep them on a leash (1/2)

За выходные незаметно для него самого умерло желание Александра отомстить лично Кате, влюбив её в себя. Теперь он, напротив, больше всего боялся того, что она в него влюбится. Он вдруг понял, насколько нестабильным и хрупким было её эмоциональное состояние, и принял здравое решение не играть с огнём. Отказаться от идеи насолить Андрею он не мог, но и в этом давить на Пушкарёву не собирался — пусть всё идёт своим чередом, так будет даже лучше.

Получалось, что он ей всё простил: и гипертонический криз Жданова-старшего, и свои порядком измотанные нервы, и слепое повиновение Андрею, и, самое главное, слёзы Киры. Простил, потому что увидел: сама Катя простить себя до сих пор не могла. Он знал, что никто не может наказать человека больнее и жёстче, чем он сам; каждому, кто хоронил родителей, была известна эта банальная до тошноты истина. Катя и так была заперта внутри замкнутого круга из одних и тех же мысленных вопросов: «Как я могла?» и «Что на меня нашло?» Однажды ей придётся с этим что-нибудь сделать и принять все грани своей личности, а пока в себе её устраивали лишь те качества, которые удостаивались всеобщего одобрения. До недавнего времени ей нравилось быть полезной и удобной, но бунтарка внутри неё то и дело одерживала над ней верх — и, чёрт возьми, Воропаеву нравилось за этим наблюдать.

Воскресенье он провёл с сёстрами, старательно игнорируя все их вопросы о его отношениях с Катей. В основном их задавала Кристина, причём без затаённой злобы, а с энтузиазмом, словно внутри неё уже расцвела пышным цветом надежда на то, что брат наконец-то попытается построить настоящие отношения.

— Сашенька, ты же затеял всё это не ради того, чтобы контролировать Катю?.. — спрашивала Кристина и тщетно пыталась строго хмуриться.

— Кристиночка, из-за тебя я уже полфильма прослушал.

Они устроились на полу её гостиной в море подушек зефирно-пастельных оттенков и один за другим смотрели любимые советские картины на проекторе. Кира вопреки своему недовольству положила голову ему на колени и почти дремала, пока он перебирал пальцами её волосы.

— Саша, но я же имею право знать, что происходит в жизни моего любимого брата!

— Кристи! — зашипел Александр.

— Хорошо, я молчу, — буркнула Кристина.

— Но громко думаешь.

— У нас с тобой, дядька, мозги настроены на одну частоту.

На экране Александр Калягин в роли Михаила Александровича Платонова произносил слова, которые Воропаев запомнил ещё в детстве: «Теперь я знаю, наверное… достаточно один раз предать, один раз солгать тому, во что верил, что любил, и уже не выбраться из цепи предательства, уже можно не выбраться». Снова Чехов… Наверное, «Неоконченная пьеса для механического пианино» и этот монолог прошли мимо Жданова.

Игра Калягина, все эмоции Платонова всегда пробирали Александра до костей — столько в нём было настоящего, просто живой оголённый нерв в обличье человека. И всякий раз от этого фильма оставалось странное, тревожное почти послевкусие; что-то он в нём бередил, а что, определить было трудно. Возможно, страхи, свойственные каждому. Отчаянно не хотелось прожить пустую жизнь, на которую оглядываешься с сожалением и осознаёшь: ничего ты не понимал и не ценил, а если и ценил, то совсем не то. В его двадцать девять это ощущение уже начинало подтачивать душу, и он, как и многие люди, старался заглушить его внешними атрибутами успеха и достижением новых целей. Приятно было ставить всё новые мысленные галочки. Та, что он вывел рядом с должностью президента «Зималетто», была, пожалуй, самой жирной и яркой из всех. Только вот никакого настоящего удовлетворения она ему не принесла; вместе с ней, наоборот, пришла опустошённость.

И снова ему вспомнилось чувство нелепой гордости, испытанное им после признания Кати. Могла ли она стать самой большой его победой?.. Нет, мыслить в этом направлении было нельзя. Его действительно пугала ответственность, которой она его наделила, и ничего хорошего в том, что для неё он был некой сверхфигурой, он не видел. Если она в него влюбится, это будет катастрофой.

— Саша, ты где витаешь? — вдруг спросила Кира, распахнув глаза.

— Не могу перестать думать о делах, — соврал он.

— Лучше бы ты отдохнул, — вздохнула Кира. — Видела я, как Андрей довёл себя до нервного истощения. Сегодня и так твой первый настоящий выходной за две недели.

— Да, конечно, Кирочка…

Он и не услышал толком, что ему говорила сестра. Всё-таки с тех пор, как он начал общаться с Пушкарёвой, жизнь его осложнилась, и виноват в этом был только он сам. Не стоило и пытаться заключить сделку с девушкой, ещё не оправившейся от эмоциональных потрясений. О чём он только думал? Слишком желал мести, слишком мечтал увидеть Жданова с лицом, перекошенным от злости. Своих демонов не усмирять нужно, а держать на коротком поводке и спускать с него только в случае необходимости — так его учил отец, но он забыл об этом полезном совете и пошёл на поводу у низменных, пошлых порывов. А отмотать назад уже не получится — он же сказал Кате, что не собирается обрывать их общение, и нарушить это обещание не рискнул бы; в конце концов, в её руках всё ещё оставалась их компания, и никаких резких движений совершать было нельзя.

Чтобы быть с собой кристально честным, приходилось признать и ещё один неоспоримый факт: им с Пушкарёвой действительно было интересно вместе. С ней ему было о чём поговорить, а она рядом с ним становилась интереснее, многомернее, раскованнее. Легко играла в словесный пинг-понг и получала от этого удовольствие — как и он сам. И не было нужды изображать друг перед другом тех, кем они не являлись, искать темы для разговора и принуждённо флиртовать. Всё получалось естественно. Впервые женщине удалось совпасть с ним вот так, и это обескураживало.

— Нет, это невозможно! — воскликнула Кристина. Он вздрогнул. — Дядька, ты что, освоил неизвестные мне техники медитации?!

— О Пушкарёвой замечтался, — проворчала Кира.

Он дёрнул её за волосы, больно и быстро, как в детстве, но она не обиделась — прыснула, сдерживая смех, и всё-таки расхохоталась — то ли вспоминая их стычки двадцатилетней давности, то ли высмеивая саму возможность его романтического интереса к Кате. Он присоединился к сестре секундой позже, ощущая, как высвобождается нервное напряжение последних двух недель.

Катя же с семьёй и Колей провела субботу, а в воскресенье ей позвонила Маша и пригласила погулять с ней и её сыном Егоркой. Катя с радостью согласилась — к подругам она относилась с теплотой и чувствовала их взаимность. Жаль, что все они были невозможными сплетницами, из-за чего их всегда разделяла невидимая стена — она просто не могла позволить себе быть с ними откровенной.

— Катюша, неужели ты совсем не тоскуешь по «Зималетто»? — полюбопытствовала Маша с затаённой грустью в голосе.

Они вдвоём наблюдали за Егоркой, бегущим по Тверскому бульвару к детской площадке. Там мальчика наверняка ожидало разочарование — мартовская Москва была бесснежной, слякотной и чумазой. С горки не скатиться, да и на качелях не покачаться — разве что основательно намочив тёплый комбинезон.

— Тоскую, Машуля… — признала Катя. — Только правильно говорят: уходя, уходи. В одну воду дважды не войти и так далее.

— Ага, — мрачно кивнула Маша. — Неиссякаемый поток народной мудрости.

— Ну, не просто же так все эти изречения родились? Никто, кроме вас, меня в «Зималетто» не жалует.

— Допустим, Кира и Милко не самые большие твои фанаты. Но Андрей… Он же без тебя и шагу ступить не мог, можно сказать, души не чаял. Разве не так?

— Возможно, — уклончиво ответила Катя. — Только вот Андрей теперь в прямом и переносном смысле в самом низу иерархии и ничего не решает. Всем заправляет Александр…

— Мы до сих пор понять не можем, почему ты тогда появилась именно с ним. Он тебя приобнимал даже…

— Только чтобы позлить Андрея. Ты же знаешь, что они вечные соперники. Как, кстати, вам работается при новом руководителе? — сменила тему Катя.

— Перемен пока не наблюдаем. Разве что зарплата съёжилась на двадцать процентов. Правда, себе Воропаев оставил только тридцать. Я сначала не поверила, но потом Светик подтвердила, что всё так и есть. Он всю неделю проторчал в своём кабинете как фанатик — бизнес-план сочинял, кажется.

— Надо же… — искренне удивилась Катя. — Не знала, что в Воропаеве дремал такой самоотверженный работник. Только вот он останется обеспеченным человеком, а вам, конечно, тяжело… Но вы постарайтесь продержаться ближайшие месяцы, не бросать компанию, а?.. Я знаю все расчёты и могу гарантировать, что через полгода всё наладится.

— Мы-то не бросим, Кать. А вот ты как будто сбежала. Пойду-ка сниму Егорку с качелей, вся попа будет мокрая… — спохватилась Маша и быстрым шагом направилась к сыну.

Маша её не обвиняла, просто поделилась мнением, но совесть кольнула Катю беспощадно остро, потому что в словах подруги была львиная доля истины. При её попустительстве «Зималетто» пришла к краху, из-за их с Андреем необдуманных действий пострадали и акционеры, и простые секретари. И если Андрей, к его чести, искупал вину, трудясь на производственном этаже, то Катя просто шагнула в другую жизнь, оставив старую позади, и сейчас обновляла гардероб и получала достойную зарплату, пока другие вынуждены были экономить.

— Знаете… — пытаясь заглушить чувство вины, обратилась Катя к Маше и Егорке. — Давайте пойдём в какое-нибудь хорошее местечко и съедим что-нибудь вкусное. Я угощаю!

Егорка широко улыбнулся и протянул ей пятерню — Катя неловко её отбила и подхватила его на руки.

— Ух, тяжёлый какой! — прокряхтела она.

— Так ведь пять лет уже хулигану, — с гордостью сказала Маша. — Не держи ты его, надорвёшься…

Катя поспешила поставить Егорку на землю, и троица отправилась в симпатичное кафе неподалёку от площади Никитских ворот. Расставаясь с ними вечером, Катя попросила Машу:

— Маша, пожалуйста, присматривайся к Александру и Андрею. Они оба сейчас могут наломать дров… Если что-то покажется тебе необычным или просто странным, позвони мне, хорошо? В любое время дня и ночи.

— Хорошо, — видно было, что к заданию Маша отнеслась со всей серьёзностью.

Понедельник начался для агентства Виноградовой неважно: Михаил приехал к ним утром и сообщил, что его спонсор отказался от идеи финансировать ресторан и переключился на музыкальную карьеру своей девушки, внезапно возомнившей себя певицей. После этой новости Юлиана и Катя засели за составление списка влиятельных богачей, среди которых они должны были найти другого спонсора. Потом выяснилось, что у Миши не было бизнес-плана — неудивительно, что олигарх передумал вкладывать свои деньги в его заведение, ведь ему не дали никакого представления о возможной выгоде. Катя тут же нырнула в работу, чтобы успеть подготовить хотя бы примерный бизнес-план. Она была рада внезапно возникшей задаче, потому что благодаря ей могла отвлечься от множества тяжёлых мыслей и сосредоточиться на цифрах. Это был её излюбленный способ побега от реальности, в которой она по-прежнему мучилась от угрызений совести, тосковала по Андрею и ждала звонка Александра. Зачем, она не знала.

Александру было не до звонков. Вечером к нему явилась деловая журналистка Саша Бут, известная едким слогом и нюхом на разнообразные скандалы. Он совсем забыл об этой встрече, на которую согласился со скрипом, и то из соображений дипломатии — рассчитывал подружиться с акулой пера. На его беду акула пера подружилась с Клочковой. Викторию очень невовремя потянуло снова качать права, причём в его кабинет она ворвалась, не встретив ни единого препятствия на своём пути. Его верная секретарша куда-то запропастилась. Александр попытался её заткнуть, необдуманно брякнув, что у них в гостях представитель прессы.

— Ах, вы журналистка! — просияла Клочкова, и разверзлись двери в ад. — Пишите: этот мерзавец — самый настоящий маньяк.

— Так маньяк или мерзавец? — лениво уточнил Воропаев.

— Он принуждал меня к интимной близости!..

— «Принуждал», ха!

— Он меня шантажировал! Заставлял шпионить за своим конкурентом! А когда узнал, что я беременна, намеревался сбагрить меня в Гондурас! — выпалила Виктория. — Вы пишите, пишите!

Саша Бут и правда всё записывала, причём и в блокнот, и на диктофон. Воропаев мысленно подсчитывал грядущие расходы.

— Высказалась? — почти ласково поинтересовался он. — Теперь оставь нас.

Виктория удалилась, горделиво взмахнув волосами. Он закрыл за ней дверь и посмотрел на свою гостью любезно и угрожающе.

— Сколько?

На свою репутацию ему было плевать — родителей никакие публикации расстроить уже не могли, сёстры и так знали, что он никогда не нанимался в ангелы. А вот по компании ударит любая негативная статья, и этого он допустить не мог.

— Ну? Сколько?

— А натурой заплатить не хотите? — журналистка плотоядно осклабилась.

— Нет, не хочу, — невозмутимо покачал головой Александр.

— Напрасно. Я ведь могу обидеться на вашу несговорчивость и написать разгромную статью о вашей прелестной компании, которой руководит настоящий плохиш.

— А я хочу приобрести вашу статью для нашей стенгазеты. Сколько? — уже с откровенным раздражением процедил Воропаев.

Она порывистым движением раскрыла свой кожаный блокнот на кнопке, и по звукам было понятно, что она выводит круги неприличного количества нулей. Когда она показала ему результат своих стараний, он расхохотался.

— Это что? Сумма вашего гонорара или годовой бюджет Португалии? Барышня, начните оперировать реальными цифрами, иначе я легко организую ваше увольнение. Один звонок — и дело сделано.

— Узнаю́ ваши методы, о которых теперь наслышана, — Саша вздёрнула нос и поднялась с кресла. — Обязательно расскажу о них всему миру.

Она пулей вылетела из кабинета и оставила Александра на съедение ему же — это ведь надо было так просчитаться, причём дважды: ляпнуть Клочковой, что Бут журналистка, да ещё и не запереть дверь на ключ, чтобы птичка легко выпорхнула из клетки. Покончив с самобичеванием, Воропаев вызвал Ярослава и наорал на него так, словно во всём был виноват именно он. Ветров, промокая лоб платком, пообещал уладить всё завтра же и пригласил его расслабиться в казино. Александр позволил внутреннему ребёнку победить — только один раз, только в этот понедельник, потому что нервы его после всего-то недели работы в «Зималетто» начинали опасно расшатываться, и место, где незаметен ход времени и где точно не будет коллег, показалось ему весьма привлекательным.

Он не мог знать, что вчера Маша Тропинкина прочитала в женском журнале большую воодушевляющую статью о людях, сказочно разбогатевших благодаря шальным деньгам, и именно в этот вечер притащила Фёдора в то самое казино.

— Ну, Федь, ну, хочется увидеть хоть капелюшечку красивой жизни! — канючила она. — Мы поставим сто рублей и уйдём, клянусь!

Коротков сдался — догадывался, что если откажется, его любимая Маша пойдёт вразнос в гордом одиночестве, проиграется в пух и прах, да ещё и подцепит какого-нибудь сомнительного персонажа. Так несколько прямых пересеклись в нерабочее время в совершенно неожиданной точке.

Приметив Воропаева и Ярослава, Маша мигом позабыла о своих планах испытать удачу и даже отодвинула Федину ладонь с зажатой в ней сторублёвкой. Достала из сумки телефон и набрала номер подруги, доверившей ей ответственную миссию.

Катя в это время как раз собиралась ехать на презентацию диска какой-то новой певицы и прихорашивалась у зеркала. День выдался непростой, но заканчивался не так уж плохо — она даже успела сделать макияж и укладку и взять напрокат эффектное платье красного цвета. Юлиана яркий образ подопечной одобрила, да и Катя была довольна своим сегодняшним отражением. Иллюзия хорошего настроения развеялась, стоило ей взглянуть на вибрирующий мобильный и прочесть имя на дисплее.

— Да, Машуля?.. — опасливо проговорила Катя.

— Я звоню, как ты и просила! — бравым тоном отчиталась Маша. — Нас тут с Федечкой по моей прихоти занесло в казино. Догадайся с одного раза, кого мы здесь встретили!

— Кого? — Катя предчувствовала недоброе.

— Александра Юрича в компании Ярослава и ещё какого-то лоснящегося мужика, Кать!

Александр и казино? Катя нахмурилась.

— Маша, пришли мне эсэмэской адрес казино, я скоро приеду! И не попадайтесь с Федей на глаза Воропаеву! Лучше вообще оттуда уйдите, хорошо?