love is a losing game, one I wish I never played (1/2)
Когда Александр сдавал выпускные экзамены в Гарварде, ему казалось, что это была самая сложная неделя в его жизни, и немудрено: голова от перетряхиваемых в ней знаний и предельного нервного напряжения болела без передышки. После защиты дипломного проекта он вернулся в общежитие и провалился в сон на целые сутки.
Несколько лет спустя Юрий и Ольга Воропаева погибли в автокатастрофе, и двадцатишестилетний Александр организовывал похороны родителей. Он тогда так и не смог прожить потерю как полагается — слишком был занят, одержимо контролируя и проверяя каждую мельчайшую деталь. На церемонии прощания он не чувствовал ничего, кроме притуплявшей все эмоции усталости, и то и дело делал замечания похоронному агенту, придираясь к самым незначительным недочётам. Потом наступили дни после, тёмные и тихие. Поток соболезнований прекратился, и каждый из осиротевших детей остался наедине со своим горем, новым статусом и переменами, которые он принесёт.
К утру пятницы Воропаев выдохся так, что вспоминал гарвардскую юность едва ли не с теплотой — подумаешь, всего-то нужно было получить диплом одного из лучших университетов мира. Совсем не то, что управлять компанией, находящейся в глубочайшем кризисе. Александр надеялся, что ни одна из грядущих недель президентства не переплюнет ту, что случилась после смерти родителей, но внутренне был готов к самым разным неприятностям.
Началось всё гладко: Андрей и Малиновский согласились отправиться на производство. Заодно удалось избавиться от Клочковой, последовавшей за ними. Её место в приёмной заняла Марина — его давний секретарь, надёжная как скала и цепкая как медоед. Благодаря её дисциплине и преданности он смог работать в тишине, и это было настолько же хорошо, насколько и плохо. Хорошо — потому что он мог полностью сосредоточиться на всех проблемах, требующих немедленного решения. Плохо — потому что не было никакого повода отвлечься хоть на что-нибудь. В понедельник Воропаев благополучно пропустил обед; Марина появилась было в его дверях, чтобы напомнить о необходимости есть, но он прикрикнул на неё так, что она не беспокоила его до восьми часов вечера.
Очень быстро стало понятно, что первым делом ему придётся сократить расходы на заработную плату, причём его собственная страдала в первую очередь. Это совсем не радовало. Больше всего раздражало то, что любое объявление о временном уменьшении зарплаты ударит по его и без того невысокому рейтингу и лишь укрепит в сознании подчинённых светлый образ Андрея, царя-батюшки. Воропаев не надеялся, что сотрудники оценят его жертву — себе он оставлял тридцать процентов от щедрого президентского оклада. Все будут беспокоиться исключительно о своих кошельках. Предстояло придумать, как подсластить горькую пилюлю. Вместе с Ветровым они составили список сомнительных выгод: более ранние авансы, никаких задержек по выплатам, как при Жданове, и премии для всех по окончании сложного периода.
Сложный период, согласно прогнозам, укладывался в ближайшие шесть месяцев — при благоприятном стечении всех обстоятельств и факторов. Обо всём этом он поведал главам отделов и секретариату, распорядившись довести новости до сведения всех работников «Зималетто». Уже в среду в компании начались волнения, предводителем которых предсказуемо стала Виктория. Её праведный гнев принял такие масштабы, что даже Марине не удалось помешать ей ворваться в кабинет Воропаева, где он беседовал по телефону с представителем японских партнёров, собиравшихся к ним с визитом.
— Саша, это что такое, Саша?! — завопила Клочкова, потрясая копией его приказа о режиме строгой экономии.
Он терпеливо закончил разговор, но чуть не разбил селектор, со всей дури обрушив на него трубку.
— Так, замолчала! — рявкнул он. — И не «Саша», а «Александр Юрьевич»!
— Какой ты мне Александр Юрьевич, Воропаев? Мне, знающей немало твоих грязных секретов! — распалялась Виктория. — Решил поиграть в диктатора? Окончательно замордовать наш бедный коллектив?
— Ты о каком коллективе переживаешь, Виктория? — усмехнулся Александр. — Неужели о женсовете? Никогда не поверю. И спешу тебя разочаровать: ты не знаешь и одной десятой моих грязных секретов. Марина! — гаркнул он. Побелевшая секретарша тут же появилась на пороге его кабинета. — Больше ко мне эту базарную бабу не пускайте.
— Я найду на тебя управу, Воропаев! — пригрозила Клочкова, предпринимая безуспешные попытки вырваться из железной хватки Марины. — И отомщу!
— Жду с нетерпением, — кивнул Александр, снова погружаясь в расчёты.
Вечером к нему зашёл Павел — в компании сына, и призвал их обоих к сотрудничеству.
— «Зималетто» — семейный бизнес, и не должно быть внутренней вражды. Я говорю это не в первый раз, — с сожалением констатировал Жданов-старший. — Но всё-таки повторюсь в надежде быть услышанным. Наконец-то, — весомо добавил он.
— Ну что ты, па, — улыбнулся Андрей. — Наша с Александром ссора — это просто мальчишеские игры.
— Конечно, — подтвердил Александр. Они стояли плечом к плечу. — Я, например, не имею ничего против Андрея. Особенно сейчас.
— С твоим отцом мы всегда были вместе, — продолжал свою мысль Павел. — Мы, если хотите, жизнь готовы были отдать друг за друга… А если что-то случалось, хватало мужества, хватало сил, чтобы посмотреть друг другу в глаза. Протянуть руку…
Чтобы успокоить патриарха, они взглянули в глаза друг другу и даже обменялись рукопожатием — по инициативе Андрея.
— Прекрасно, — проговорил Павел, не купившись на их маленькое представление. — Вот только в нашей с Юрой дружбе не было места мальчишеским играм. Помню, когда мы выпустили нашу первую продукцию, Юра заплакал… Это был первый и единственный раз, когда я видел его слёзы. А я плакал, когда его не стало… — Он встал из-за стола и подошёл к ним. — Я надеюсь на вас обоих.
Оставшись один, Воропаев больше не мог думать о работе. Его одолевали самые разные мысли, и среди них не было ни одной приятной. Он невольно размышлял о том, что о нём сегодняшнем сказал бы отец. Что подумал бы о его желании использовать Пушкарёву как орудие мести сыну его лучшего друга. Без поддержки отца было чертовски тяжело — Александр впервые признался в этом самому себе. По маме он тосковал ещё больше. Некому было погладить его по голове и подстелить для него соломку. У него не было роскоши рассчитывать на родителей, которые разозлятся, разочаруются, но всё равно помогут…
— Александр Юрьевич, — кашлянула Марина.
Он вздрогнул.
— Да?..
— Я купила билеты в театр.
Он уже успел забыть о том, что собирался отвести Пушкарёву в театр и велел Марине достать билеты на «Трёх сестёр» Петра Фоменко, и теперь с трудом представлял, как доползёт до пятницы и вытерпит несколько часов Чехова в компании Кати. Но делать было нечего, и он ей позвонил.
— Я заеду за вами в половину шестого.
— Договорились.
В этом её «Договорились» слышалась радость, которую она безуспешно пыталась скрыть. Отложив мобильный, он снова погрузился в задумчивость. Правда, теперь мысли его напоминали скорее сгустки энергии, не желая становиться внятными предложениями. Что-то роилось в его голове, не давая покоя, а что, он пока не определил. На него вдруг навалилась усталость, доходящая до бессилия, и он вызвал водителя, к чьим услугам в последнее время прибегал нечасто — в целях всё той же экономии. Но сегодня он побоялся уснуть за рулём. На пассажирском сиденьи он сразу отрубился — впервые со смерти родителей, потому что после их гибели больше не чувствовал себя в безопасности даже в самых надёжных автомобилях.
В четверг он был плотно занят черновиком бизнес-плана — доверить эту задачу Ветрову он не мог. Ярослав был хорошим, даже отличным специалистом, но очень скользким человеком. Александр просидел в своём кабинете до позднего вечера, даже не догадываясь, что своим рвением начинал потихоньку завоёвывать уважение подчинённых, ожидавших от него репрессий и полного провала — всем было известно, что семейным делом, в отличие от Андрея, он никогда не интересовался, а самомнением обладал огромным.
Катя же вечер четверга проводила совсем иначе: Юлиана потребовала, чтобы она поехала с ней на открытие очередного модного клуба. Эта часть новой работы казалась Кате утомительной и бесполезной, хотя Виноградова утверждала, что обязана таким светским мероприятиям половиной своего успеха. Им почему-то пришлось присматривать за совершенно невменяемым пожилым фокусником, давним клиентом агентства. К счастью, за ним быстро приехала жена, и они остались вдвоём, пока к ним не присоединился Миша. Когда он неожиданно показался в толпе, Катя взглянула на начальницу с подозрением.
— Да, Катенька, да, — подмигнула ей Юлиана. — Я знала, что Миша здесь будет.
— Юлиана, скажите честно, вы позвали меня сюда только ради этого?..
Получить ответ она не успела — Миша подошёл к ним, нацепив одну из многих раздражающих улыбок в своём арсенале.
— Мне начинают нравиться эти тусовки… — довольно проговорил он, рассматривая Катю, сегодня отказавшуюся от очков в пользу линз и надевшую симпатичное коктейльное платье изумрудного цвета. — Привет прекрасным дамам.
Катя фыркнула в свой бокал, допивая просекко; в полумраке и шуме этого никто не заметил. Если он снова назовёт её Нефертити, она догонит фокусника и заставит его провернуть трюк с исчезновением, только чтобы Миша куда-нибудь делся. Она поддерживала скучную беседу и вдруг встретилась взглядом с Андреем — он танцевал с какой-то блондинкой в дальнем углу зала. Рядом с ним топтался Малиновский, прижимая к себе брюнетку. Обычная холостяцкая ночка. Короли ночной Вероны снова в деле. Задевало ли это Катю? Она и сама не могла до конца понять себя. Всю неделю они с Андреем общались по телефону как друзья: он сперва жаловался на новую должность начальника развития производства, а потом приободрился и даже начал делиться идеями насчёт реформ на нижнем этаже «Зималетто».
Чтобы не оставаться в долгу, Катя взяла Мишу под руку и изобразила живой интерес к его рассказу о злоключениях с поставщиками дорогого французского оборудования. Сама понимала, что это нелепо, низко и вообще не в её стиле, но остановиться не могла. Больше на Андрея она не смотрела, чтобы он не вообразил, что она старается для него. Она старалась вообще непонятно ради чего — в голове её была полная каша.
Позже, уже дома, когда Катя почти засыпала, ей пришло сообщение от Андрея.
«Сходим куда-нибудь завтра вечером?»
«Прости, Андрей, у меня уже есть планы».
«С этим невнятным субъектом? Да ладно, Кать!»
«Нет. С Александром».
На этом их недолгая переписка закончилась.
В пятницу в «Зималетто» принимали партнёров из Японии: двух очаровательных скромных женщин в компании переводчика. Александр лишь поторговал лицом, договорившись с Андреем и Милко, что небольшой показ они возьмут на себя. Он даже согласился со Ждановым, когда тот сказал, что для демонстрации лучше будет выбрать модели поскромнее, чтобы проявить уважение к менталитету японок.
— Не узнаю вас, Александр Юрич, — с сарказмом произнёс Андрей. — Это на вас дружба с Катериной так замечательно влияет? Или вы просто приучились сцеживать яд с утра пораньше?..
— Или я просто устал как сто чертей, — спокойно ответил Воропаев. — И не имею желания что-то кому-то доказывать. Да и хватает ума понять, что и ты, и Милко справитесь со всем этим значительно лучше меня.
— Растёте над собой на глазах у изумлённой публики.
Формально это была похвала, но звучал Жданов зло и уязвлённо. В другое время Александр, может, и порадовался бы этой мелочи, но сегодня просто вернулся в свой кабинет — снова корпеть над бизнес-планом.
В пять часов к нему зашла Марина и сообщила:
— Александр Юрьевич, приехал ваш водитель.
— Да, спасибо, — не отрываясь от монитора, кивнул Воропаев.
— Андрей Павлович просил передать, что японские гости остались всем довольны и уехали в отель отдыхать. Он пригласил их на винную дегустацию, которую сегодня устраивает Юлиана Виноградова, и надеется заключить устное соглашение именно там.
— Во сколько дегустация? — сжав пальцами виски, поинтересовался Александр.
— Начало в десять часов.
— Чёрт… Передайте Андрею и Кире, что я приеду с опозданием. Надеюсь, к одиннадцати буду там.
— Хорошо, Александр Юрьевич.
— Одно к одному… — проворчал Александр, когда Марина удалилась.
Приглашая Пушкарёву в театр, он не думал о том, что из ниоткуда могут возникнуть не то что планы, а обязательства. Конечно, можно было бы всё отменить, но мозг решил однозначно: лучше было смотреть «Трёх сестёр», чем продолжать впахивать в кабинете. За одну лишь неделю он надоел ему хуже горькой редьки.