it shouldn’t hurt me to be free (1/2)
— Спишь?..
Катя молча покачала головой, не желая потревожить блаженное состояние умиротворения даже словом. Она знала, что состояние это пришло к ней ненадолго. Кокон неги и тепла истончался с каждой секундой, растворялся и ускользал от неё так, как неизбежно растворяются и ускользают ароматы; к краю сознания подбиралось понимание того, что сегодня она нарушила все обещания, данные самой себе, и поступила совсем не так, как должна была. Просто потому что устала жить одними лишь доводами рассудка и долгом неизвестно перед кем.
Она выбралась из объятий Андрея, одолеваемая смятением, и села, опустив голову на колени. Он тоже сел, подвинулся ближе и невесомо пробежался пальцами по её спине. Коснулся губами плеча и спросил:
— Жалеешь?
— Нет. Нет…
— Кать…
Он привлёк её к себе и поцеловал — бережно, нежно, неторопливо. Так странно было видеть и чувствовать его вот таким: спокойным и тихим, совершенно непохожим на обычного себя, порывистого и почти буйного. Хотя почему «почти»? Это ведь Андрей то и дело ломал компьютерные мышки и швырялся в подчинённых разнообразными предметами. И, конечно, орал на них так, что стены тряслись. Катя вспоминала эти эпизоды с улыбкой — ей лучше всех было известно, что за ними никогда не было настоящей агрессии. Возмущающийся Андрей всегда напоминал ей нахохлившегося под ноябрьской слякотью воробья. Он был вспыльчивым настолько, насколько же и отходчивым. Успокоить его было легко: погладить по руке, предложить ромашковый чай… Именно Кате удавалось усмирять его горячий нрав и сберегать его нервные клетки.
— Ты улыбаешься, — оторвавшись от неё, заметил Андрей. — Прости меня за то, как я себя сегодня повёл…
— Уже вчера.
— Значит, простила?
Она неопределённо пожала плечами.
— Ты так изменилась всего лишь за неделю. И внешне, и внутренне… Прежняя Катя никогда не была бы такой смелой. Когда ты села в мою машину с самым серьёзным видом и с сумкой в руках, я глазам своим не поверил… — он счастливо засмеялся.
— Я сама себе не верю, — призналась Катя.
— А мне?
Она съёжилась в его руках, словно в комнату ворвался невидимый сквозняк. Поцеловала его, не имея никакого желания отвечать на этот вопрос.
— Нам нужно поговорить, — ласково, но твёрдо сказал Андрей в уголок её губ.
— Я знаю, — прошептала Катя, повалив его на спину и забираясь на него, чтобы заставить забыть обо всём.
— Поговорить, Кать… — глядя на неё снизу вверх, усмехнулся Андрей. — Для всего остального у нас впереди много времени…
Она не была в этом так уверена.
— Хорошо, — вздохнула она и легла рядом на пионерском расстоянии. — Говори.
— Господи… — пробормотал он, глядя в потолок. — Я не знаю, с чего начать. Наверное, придётся всё-таки с той… дурацкой инструкции, Кать.
Она равнодушно кивнула.
— Да, наши с тобой отношения начались, потому что Малиновский и я боялись потерять компанию. Наверное, всего этого не случилось бы, если бы она принадлежала только нам двоим, но когда на плечах ответственность за семейное дело и судьбы множества людей, ставки взлетают в стратосферу… Мысль о том, что твой Николай — не ты, а именно он, — заберёт у нас «Зималетто», была непереносимой. Я… Я почти не спал все последние месяцы. Этим я себя не оправдываю. Но хочу, чтобы ты знала, в каком аду я находился. Когда человек не спит и страдает от стресса, он едва ли способен принимать взвешенные решения. Алкоголь тоже не помогал… Именно поэтому я решился на этот шаг. Неохотно, подталкиваемый Малиновским…
— Ещё бы, — фыркнула Катя.
— Не потому что ты была какая-то не такая, — торопливо объяснил Андрей. — Ничего уродливого в тебе никогда не было. Ты просто не умела себя подать, как будто боялась самой себя и пряталась за этой бронёй от мира и мужчин. Нет, меня корёжило потому, что мне было страшно. Страшно и тяжело тебе врать. Страшно и тяжело представлять последствия своей лжи. Но ещё страшнее и тяжелее мне было постепенно осознавать, насколько быстро ты стала для меня самым близким человеком. Я доверял тебе больше, чем себе. Всегда, даже когда мне казалось, что я сомневался. Настолько, что отдал тебе всё. Буквально всё, что имел и что даже не принадлежало мне в полной мере. Ты вряд ли когда-нибудь задумывалась о том, насколько это странно — что я вот так просто доверил свою компанию человеку, которого знал всего несколько месяцев. Немногие решатся на такое даже по отношению к родственникам, не говоря уже о чужаках. Далеко за примером ходить не потребуется — меня без ножа режет то, что власть над «Зималетто» теперь в руках Саши, а мы с ним выросли вместе… Из тех, кто всегда был рядом со мной, я мог бы отдать компанию только Кире. Но не сделал бы этого, потому что ей недостаёт твоего ума. Она прекрасный специалист в своей области, но… Не решается мыслить нестандартно, скажем так. Но всё это неважно… А важно, Кать, то, что я всегда тебе верил.
Она молчала, внимательно слушая его и себя, фиксируя мельчайшие реакции на всё, что он говорил.
— Я знаю, почему ты приняла то решение. Почему раздала акционерам папки с настоящим отчётом. Знаю, что стало для тебя последней каплей… — Андрей скривился, перебирая в уме воспоминания о понедельнике, случившемся, казалось, вечность назад. — Ты услышала наш с Ромой разговор. Скорее всего, не весь. И, конечно, поняла его определённым образом… Но если бы ты услышала его целиком… Господи, я могу хоть сейчас позвонить Ромке и попросить его подтвердить мои слова…
— Не надо.
— Я пытался тебя защитить. Я понимал, какая буря поднимется, когда я отменю свадьбу, как все воспримут наши с тобой отношения, и раздумывал над тем, как тебя уберечь. Рассуждал вслух. Малиновский, понятное дело, мечтал, чтобы ты уехала. В надежде, что у меня всё пройдёт, потому что он не верит в то, что я способен на такое глубокое чувство… Но не я, Катя. Не я. Я просто не хотел, чтобы тебе пришлось столкнуться с ненавистью и осуждением.
Катя основательнее закуталась в одеяло, прячась под ним от чувства вины, разъедавшего её с того самого совета.
— Мне жаль, — хрипло произнесла она. — Мне жаль, что я вынудила тебя пройти через, по сути, публичную казнь… Я должна была просто пойти к Пал Олегычу и обсудить всё с ним, один на один. Но на меня что-то нашло… Как затмение.
— Брось, — Андрей махнул рукой и крепко её обнял. — Ты мне веришь?..
— А тебе не кажется, Андрей… Что мы никогда не сможем верить друг другу по-настоящему? Что мы настолько извалялись во всей этой грязи… Да она так никуда и не делась, так ведь? Ваше дорогое «Зималетто» так и будет висеть между нами.
— Ты сейчас говоришь только о себе, но при этом за нас обоих, — с раздражением произнёс Андрей.
— Правда? То есть ты от большого доверия спросил сегодня у Ольги Вячеславовны, что на мне было под пиджаком, и увёл меня на глазах у всех как преступницу?
— Это другое.
— Нет. Это всё то же недоверие, причём унизительное.
— А что мне было делать, Кать? — взвился Андрей. — Ты появляешься абсолютно другая, отстранённая, холодная… Рядом с тобой Сашка, причём едва ли тебя не обнимает. Ты отдаёшь права на «Никамоду» ему, а после он ляпает эту скабрезность…
— Можно было просто поговорить со мной, а не действовать в лучших традициях Киры.
— Ну, прости… Прости… Прости меня… — лихорадочно зацеловывая её шею, повторял Андрей. — Я вообще не понимаю, почему ты с ним так спелась, почему он…
— Потому что ты пока не можешь мыслить здраво.
— Ты в меня не веришь?
— Верю. Я просто хорошо знаю, как на человека могут влиять эмоции.
— Сашка спит и видит, как мстит мне за страдания Киры.
— Я знаю. Но при этом сохраняет хладнокровие.
— То есть ты его защищаешь.
— Андрей… — Катя взяла его ладони в свои. — Я смотрю на положение «Зималетто» как прагматик. Потому что если нынешний президент не справится со своими задачами, Пал Олегыч попросит меня временно возглавить компанию. Он ясно дал понять, что сделал бы это уже сейчас. А я этого не хочу. Ни при каких обстоятельствах.
— А ты не думаешь, что я приложил бы гораздо больше усилий, чтобы тебе не пришлось спасать «Зималетто»?
— Благими намерениями…
Андрей вдруг одеревенел и разомкнул кольцо своих рук.
— Что-то не так?..
Он криво улыбнулся.
— Мне недавно довелось лежать на диване в гостиной у Сашки. Я тогда почувствовал, что плед пахнет знакомыми духами… — он посмотрел Кате прямо в глаза. — И теперь я понял. Это были твои духи. Тогда я об этом не подумал, потому что не мог допустить эту мысль, а теперь…
— А теперь что? Уже готова теория о том, что я делала на этом диване? Или ты, может быть, думаешь, что я вообще его креатура?
— А что ты делала на этом диване, Кать?
— Вероятно, то же, что и ты. Лежала. В тот понедельник водитель привёз меня в его квартиру.
— Зачем?
— Александр хотел со мной поговорить. О «Никамоде», разумеется. Я устала и отключилась. Всё? Допрос окончен?..
Она могла бы повести себя иначе. Объяснить всё более подробно и понятно, успокоить прикосновениями, но она снова злилась. Он рассуждал о доверии, но не верил ей ни на секунду.
— Ты не хочешь поставить себя на моё место и понять, каково мне сейчас, — хмуро проговорил он.