убей меня потом, но только не сейчас (1/2)
Кира закатила глаза, когда в её кабинет без стука вошёл любимый брат.
— Пришёл бить челом?
— Не дождёшься. Но объясниться хочется.
— Я так надеялась, что ты уговоришь её не появляться в «Зималетто», а ты пришёл с ней чуть ли не под ручку.
— Я предлагал ей такую опцию, но она отказалась. И правильно сделала. Я хотел, чтобы Андрей увидел, как у него из рук уплывает не только компания, но и его преданная мышка. Доверенность на управление «Никамодой» будет оформлена на моё имя, Кира. Прости, но всё это стоило твоих нервных клеток. Жданов хорохорится, что ему нет дела до прав на «Никамоду», но со временем до него дойдёт.
— И как тебе удалось это провернуть? — удивлённо спросила Кира. — Надеюсь, не тем же способом, к которому прибегал Андрей?
— Ну что ты, сестрёнка. У меня другие методы. Тем более что я обычно вызываю у неё приступ столбняка, а она у меня — манию преследования, — усмехнулся Александр. — Надеюсь, на этот раз ты проголосуешь за своего брата.
— Проголосую, хоть ты и мерзавец. А Андрей обойдётся. Я никогда не забуду, как он на неё сегодня смотрел… — она спрятала лицо в ладонях. — Наверное, мне было необходимо это увидеть…
— Кира, соберись и прекрати жалеть себя. Без Жданова у тебя всё будет прекрасно.
— Это не так просто, Саша, — огрызнулась она. — И не тебе давать мне такие советы. Ты никогда никого не любил так, как я люблю Андрея.
— И очень этому рад.
— Даже не знаю, почему ты такой сухарь. Родители жили хорошо, плохого примера перед глазами у тебя не было…
— Я просто слишком умный, чтобы растрачивать себя на то, что всё равно закончится и неизбежно разочарует. Или — что гораздо хуже — не закончится и превратится в рутину. В une vie d’amour, — он пропел эти слова с идеальным произношением, — не верю, прости.
— Так, всё, иди по своим делам, пока я не заразилась от тебя цинизмом.
— Ну так у тебя есть противоядие — Кристина. Надеюсь, она соизволит появиться хотя бы к голосованию.
— Я ей напомню. Правда, Саш, иди. Мне одной побыть нужно.
Он вздохнул, чмокнул её в макушку и ушёл. Ноги сами привели его в президентский кабинет, и не зря — Жданов как раз собирался поцеловать Пушкарёву. По её лицу пробежало облегчение, когда она на короткий миг встретилась взглядом с Александром. Ему сразу стало понятно, почему она всё-таки согласилась на его предложение: нуждалась в человеке, который спасёт её от самой себя.
Позже, попивая в баре двойной эспрессо, Воропаев лениво наблюдал за тем, как женсовет кружит вокруг Катерины и забрасывает её десятками вопросов. Он искренне не понимал, зачем она дружит с этими невыносимыми женщинами, самой адекватной из которых была Ольга Вячеславовна. Её Александр, как и Андрей, знал с детства. Кроме Уютовой, не раздражала его разве что Амура — Воропаев успел привыкнуть к ней как к секретарю Киры.
Когда он допил свой кофе и погрузился в изучение длинного списка пропущенных вызовов, случилось предсказуемое: Андрей, проходя мимо Кати и женсоветчиц, умудрился вылить кофе прямо на пушкарёвский пиджак. Дамы охали, он долго и фальшиво извинялся, а когда эмоциональный всплеск утих, Ольга Вячеславовна предложила Кате сдать пиджак в химчистку на производственном этаже и пойти с ней в мастерскую, чтобы подобрать временную замену. Пушкарёва согласилась и вскоре вернулась в шёлковой блузке с ярким принтом, которая должна была стать частью новой коллекции. Пока все осыпали её комплиментами, Жданов, не особо таясь, зашёл к Уютовой и вышел из мастерской с каменным лицом и удивительно подвижными желваками. Направился прямо к Кате, взял её под локоток и увёл подальше от всех. Александра не покидало ощущение, что он смотрит ситком.
Катя воссоединилась с подругами минут через пять, причём глаза её опасно сверкали, а щёки горели. Позже, во время подписания документов, она была злой и сдержанной. Покончив со всеми формальностями, она громко сказала:
— Александр Юрич, давайте пообедаем вместе и обсудим некоторые договорённости относительно «Никамоды».
Звучала она при этом так, словно приглашала его в камеру пыток, а не в ресторан. Павел отпустил всех до голосования, выразив надежду, что Кристина всё-таки доберётся до «Зималетто» вовремя. Андрей попросил у всех минуту внимания и заявил о своём желании снова избраться на пост президента. Катя не сдержалась — хмыкнула так громко, что это слышали все. Его это заметно задело.
В лифте Александр и Катя были вдвоём — составить им компанию никто не решился. На полпути вниз Катя неожиданно нажала кнопку остановки и повернулась к своему попутчику.
— Да ладно? — он поднял бровь и хитро посмотрел на Катю.
— Не возбуждайтесь так, Александр Юрьевич. — Она была так взбешена, что даже выговорила его отчество целиком. — Помнится, вы обещали мне, что никогда не будете обсуждать меня за моей спиной?
Он почесал подбородок в притворной задумчивости.
— Кажется, припоминаю.
— Значит, в это обещание не входил цвет моего белья?
— Поймите меня, Катя. Я был бы не я, если бы не насолил Андрюше таким мелочным образом.
— Понять вас? Что вы, Александр Юрьевич. Это непосильная для меня задача. Куда мне, сирой и убогой, до колебаний вашего величественного ума!
В это мгновение она его искренне забавляла.
— Зато у вас появился здоровый румянец. Он идёт вам значительно больше, чем мертвенная бледность.
— Сделаем вид, что вы этого не говорили, — со смешной воинственностью ответила Катя. — Вот что, милейший Александр Юрьевич… Я свою часть сделки выполнила. И в любой момент готова освободить вас от исполнения ваших обязательств. Управляйте «Зималетто», «Никамодой», да хоть кабинетом министров — мне всё равно. Ещё один такой просчёт — и наша игра закончится, даже не начавшись. А если мне приспичит задеть гордость Андрея, я найду, кем вас заменить.
— Вам просто нужно не забывать: всё, что вы скажете, может быть использовано против вас, — подмигнул ей Воропаев.
— Не волнуйтесь, теперь не забуду, — фыркнула Катя.
— Может быть, всё-таки продолжим наш спуск на грешную землю? — ядовито осведомился Александр.
Катя раздражённо ударила по нужной кнопке. А он подумал, что застревать с ней в замкнутом пространстве оказалось как минимум нескучно.
Воропаев привёз её в «Ришелье», где Катю почему-то потянуло на выпендрёж: делая заказ, она произнесла названия изысканных блюд по-французски, чем приятно удивила и метрдотеля, и Александра. Самой себе она объяснила это зверским голодом: за последние два дня она забыла о том, что пока не переходила на праническую пищу, и теперь хотела не просто есть, а жрать; щебетание же на французском напомнило ей, что она была девушкой, пришедшей в приличный ресторан и обязанной вести себя соответствующе. Не то чтобы ей было дело до того, что подумает о ней Воропаев — просто отныне она стремилась всегда вписываться в окружающую обстановку.
Александр, конечно, заказал вино, но она лишь пригубила его из вежливости. Всё ей полагающееся она уже выпила в Египте и порядком устала от алкоголя. Да и терять бдительность в присутствии Воропаева она больше не собиралась — слишком дорого ей обходилась откровенность. Когда Андрей задал ей тот унизительный вопрос, она не сразу сообразила, откуда он вообще мог узнать такое, и лишь основательно порывшись в памяти, с большим трудом припомнила свою утреннюю реплику. Как же некрасиво со стороны Воропаева было пользоваться её разобранным душевным состоянием! Она думала эту мысль, с неудовольствием рассматривая его ухмыляющуюся физиономию. Но чёрт с ним, с Воропаевым — он был и всегда будет мерзавцем. Но вот Андрей… Впрочем, Катя даже была ему благодарна. Он разозлил её так, что она почти перестала страдать, глядя на заживающие синяки на его лице. И всё-таки как он посмел! Спасибо, что догадался не поинтересоваться при всех, не спит ли она с Александром.
— Катя, признайтесь, — вальяжно и расслабленно обратился к ней Воропаев, — кого вы сейчас мысленно поджариваете на костре, меня или Жданова?
— Обоих. Очень живописный люля-кебаб получается.
— А я даже рад, что в вас есть какой-то огонёк, а не только покорность, — признался Александр и сделал глоток вина. — Напрасно вы не пробуете вино, вполне достойное.
— Не сомневаюсь. Давайте перейдём к делу, Александр Юрич.
— Что ж, к делу, так к делу. Что вы хотели обсудить? Или, может, лишь использовали это приглашение как повод сходить в пристойный ресторан с привлекательным мужчиной?
— Нам необходимо обсудить хотя бы положение немногочисленных сотрудников «Никамоды», — не поддаваясь на его провокации, продолжила Катя.
— Здесь нечего обсуждать, — прервал её Воропаев. — И ваш отец, и господин Зорькин остаются на своих позициях. И бухгалтер, и финансовый директор в компании с таким оборотом просто обязаны быть.
— Хорошо, что вы это понимаете. Но меня также заботит судьба некоторых работников «Зималетто»…
— Дайте угадаю, Жданова А. П. и Малиновского Р. Д.? Или Роман так вами и не прощён?
— Не только их. Вот женсовет, например…
— Бросьте, Катерина Валерьевна! — с раздражением воскликнул Александр. — Вам ли заботиться об этих бездельницах с нулевыми устремлениями? Когда я стану президентом, они вылетят после первого же опоздания.
— Нет, — с холодной яростью возразила Катя. — Не вылетят. А об их работоспособности судить не вам, Александр Юрич. Вы в «Зималетто» пока не проработали ни дня, а эти женщины — душа компании. Пал Олегыч их хорошо знает и очень ценит. Итак, вы обещаете мне, что никого не уволите?
— Обещаю, — нехотя кивнул Воропаев.
— Прекрасно.
— Вот только им об этом обещании знать необязательно, Катя. И передайте им, что за отсутствие внятной дисциплины будут взиматься штрафы.
— Нет, Александр Юрич. Ничего передавать им я не буду. Работа с подчинёнными — это ваша обязанность, не моя.
— Какая вы стали раскованная, — полунасмешливо, полуодобрительно заметил Александр. — Это на вас новый образ так действует? А может, встретили кого-нибудь в Египте?
— Вот уж о чём мы точно никогда не будем говорить — так это о моих встречах и расставаниях.
— Значит, встретили.
— Александр Юрич…
— Что, Катерина Валерьевна? — он чуть наклонился вперёд.
— Давайте наконец поедим.
Утолив первый голод, Катя вернулась к волновавшим её темам.
— Ещё кое-что, Александр Юрич. Теперь, когда вы поели и подобрели — хотя едва ли к вам применимо это слово, — вы пообещаете регулярно предоставлять отчёты о финансовой деятельности «Зималетто» Николаю Зорькину.
Он отложил столовые приборы и одарил её непередаваемым взглядом.