тело каждого человека цельно, душа — нет (2/2)

— Сейчас я кажусь вам безумцем, но со временем вы осознаете привлекательность моего предложения.

Катя покачала головой.

— Это вы завтра проснётесь и решите, что у вас была белая горячка.

— Знаете, что отличает выдающихся людей от заурядных? Способность поверить в безумную идею.

— Андрей однажды поверил, и это привело компанию к краху, — пробормотала Катя.

— Его план был не безумной идеей, а глупостью, не имевшей под собой никаких оснований, никаких расчётов.

Катя запоздало поняла, что не называла Воропаеву никаких координат, а он привёз её точно к нужному подъезду.

— Откуда вы знаете мой домашний адрес? — нахмурилась она.

— Помилуйте, кто же в деловом мире не знает адрес офиса компании «Никамода»?

— Ну да, — она усмехнулась. — Действительно.

— Идите собирайтесь, Катерина Валерьевна. Но не берите с собой слишком много — девяносто процентов вещей вам просто не понадобятся. Я отвезу вас в аэропорт.

— Вам что, нечем заняться? — изумилась Катя.

— А я сегодня не способен работать. Слишком много мыслей. К тому же мне нужно переброситься с Юлианой парой слов.

— Александр Юрич… — Катя вдруг стушевалась. — Кира Юрьевна… знает… про нас с Андреем?..

Он отрывисто кивнул.

— Ясно, — убито выдохнула Катя.

— О чувствах Киры раньше нужно было думать.

— Я думала. Только об этом я и думала… Но ничего не могла с собой поделать.

Катя мысленно чертыхнулась. Почему она вообще делилась с Воропаевым настолько сокровенными вещами? Может, он всё-таки подмешал в кофе какую-нибудь добавку, развязывающую язык? Чушь. Внутри их странных отношений никогда не было нужды в сыворотке правды, потому что они друг другу не врали. Нет, конечно, Кате приходилось скрывать от него истинное положение дел в компании, но и тогда она ощущала, что её актёрская игра его не впечатляла. Он всегда понимал, что ситуация в «Зималетто» не могла быть такой, какой она рисовала её в раздражавших его своей идеальностью отчётах, и просто ждал. Летал вокруг коршуном, готовый в любой момент нанести удар. И нанёс.

Когда она ушла, Воропаев остался наедине со своими размышлениями. Он анализировал поведение Пушкарёвой, её реакции и красноречивое молчание. Иллюзий он не питал — вероятность, что она не согласится, была велика. Но заинтересовать её у него получилось. А если она всё-таки решится, он накажет и её. Он добьётся от неё настоящего чувства, но не даст взамен ничего, кроме совместных выходов в свет. Пушкарёва слишком привыкла быть Катенькой: для Андрея, Малиновского, лучшего дружка Зорькина и наверняка авторитарного отца. Ей неведомо, что это такое — когда вокруг неё не пляшут, не смягчают каждую фразу, чтобы ненароком не обидеть, не подстилают соломку и не душат гиперопекой. Она ещё не сталкивалась с холодным циничным безразличием, позволяющим соблюдать интересы друг друга — и только. Пусть Юлиана хлопает крыльями над своей подопечной. Тем сильнее будет контраст по возвращении в Москву, тем больше Пушкарёвой захочется переломить ситуацию и добиться от него того отношения, к которому она привыкла. Она вовсе не так проста, как хочет казаться; кроме очевидно низкой самооценки в ней есть и понимание своей исключительности и, что уж греха таить, значимости для «Зималетто» и всех, кому небезразлична судьба компании.

Она вернулась на удивление быстро, с очередным анахронизмом впридачу.

— Чемодан на ручке? — Воропаев не удержался от этого риторического вопроса, открывая багажник.

Пушкарёва только руками развела, а он попытался представить себе их квартиру и не смог. Да он её и не увидит, даже если когда-нибудь там окажется — просто задохнётся от пыли веков уже на пороге.

По дороге в аэропорт она молчала — не так, как до этого, а гораздо более сосредоточенно, явно погрузившись в себя. Взвешивала «за» и «против»? Ехать в тишине было скучно.

— А что же святое семейство не вышло на улицу всем составом, помахать платочками вслед? — полюбопытствовал он.

— Я их остановила ценой собственных связок, — мрачно ответила Катя. Голос её действительно был охрипшим.

— Не захотели, чтобы они увидели меня или я — их?

— И то, и другое. Сказала, что меня отвезёт… Андрей Палыч.

Она прикусила губу, стараясь не думать о том, как ей на самом деле хотелось, чтобы вёз её сейчас именно он, а не Воропаев с его безумными предложениями. Если закрыть глаза, можно было на пару мгновений окунуться в эту волшебную иллюзию с головой, представить, что она их откроет — а рядом будет Андрей. Не поникший и убитый, а весёлый и полный заразительной энергии, как в лучшие дни своего президентства. Президентства, её стараниями подошедшего к концу. Простит ли он её хоть когда-нибудь? Вспомнит ли через несколько лет добрым словом? Она вопреки желаниям каждой своей клеточки вернулась в реальность.

— Александр Юрич, будьте добры никому не сообщать, куда именно я улетела. Ни при каких обстоятельствах. Особенно… особенно Андрею.

— Само собой. Понаблюдаю за страданиями юного Вертера с превеликим удовольствием.

Господи, как же он её раздражал. Если бы не воспитание, она с радостью ударила бы его по самовлюблённой физиономии. Но нельзя же было ударить кого-то просто за то, что он плохой…

— Включите какую-нибудь музыку, — довольно невежливо попросила она в надежде, что он заткнётся.

Он поставил что-то из Depeche Mode — на это её музыкального кругозора хватило, хотя времени всерьёз слушать песни или смотреть фильмы у неё никогда не было. Она снова прикрыла глаза, а он прислушивался к словам песни и думал, думал, думал. Не опускался ли он до ждановского уровня, предлагая ей эту авантюру? Не пожалеет ли, растоптав эту странную девушку? Не продиктовано ли всё, что он хотел затеять, банальной завистью к тому, как легко Андрею доставались всеобщие любовь и преданность? Нет, он смотрел вглубь своего сознания со всей честностью и понимал, что никогда не завидовал Жданову. От того, что всё само плыло к нему в руки, он никогда не умел ничего ценить, не умел правильно распорядиться таким богатством, удержать. Добиваться и зарабатывать было гораздо интереснее, чем просто снимать пенки.

I have all the time in the world to make you mine.

Александр улыбнулся, окончательно убеждаясь в правильности принятого решения. Теперь дело оставалось за малым — чтобы Пушкарёва в своём Египте промариновалась до нужного ему состояния.

— Приехали, — объявил Воропаев, с трудом найдя на парковке свободное место.

— Я счастлива, — с сарказмом откликнулась Катя. Она и правда была рада перспективе наконец-то от него отделаться.

В аэропорту они быстро нашли Юлиану в окружении нескольких ярких чемоданов на колёсиках и, конечно, с зонтом в руке. Брови её взлетели, когда она увидела их вместе.

— Очень интересно, — она сощурилась, с подозрением вглядываясь в Воропаева. — Сашенька, ты-то как оказался провожатым?

— Не поверишь, по собственной воле. Отойдём, Юлиана?

— Катенька, — Александр мысленно закатил глаза, — подожди меня здесь, времени у нас, к счастью, достаточно.

Когда они отошли от Пушкарёвой на достаточное расстояние, Виноградова мгновенно выключила всякую любезность.

— Воропаев, что тебе нужно от этой девочки? Не поверю, что ты трудишься извозчиком по доброте душевной.

— Пока ничего. А вот от тебя кое-что нужно.

— Нет, мне это нравится! — возмутилась Виноградова.

— Сделай из неё человека.

— Вот уж Катя — всем человекам человек.

— Значит, сделай из неё женщину. Такую, которую не стыдно будет показать людям.

— И кто будет бенефициаром? Ты?

— Весь цивилизованный мир, Юлиана. С нынешними вводными Пушкарёва так и продолжит прозябать на позициях секретарей и личных ассистентов.

— Что за игру ты ведёшь, Саша?

— Готов вложиться материально — в рамках разумного, конечно.

— Не понимаю.

— Иногда понимать не нужно.

— Я это сделаю, но не для тебя, а просто потому что она этого заслуживает. И деньги твои нам не нужны. Всё, сгинь, нечистая сила, — Юлиана погрозила ему зонтиком и поспешила к Кате, потерянно стоявшей посреди зала.