секунду назад оборвали все нити (1/2)
В воропаевской машине Катю охватила паника от запоздалого осознания ошибки, только что ею совершённой. Уже в районе Садового кольца она вдруг заметалась и обратилась к водителю:
— И-извините… Вы можете повернуть обратно?.. Я… я не должна здесь находиться, я натворила таких дел… Я…
— Простите, барышня, Александр Юрич велел доставить вас к нему домой, — вежливо ответил здоровяк-водитель.
Катя чертыхнулась. Воропаев, конечно, взял её тёпленькой, когда она почти валилась с ног от слабости, оставшейся после обморока. Сейчас она прилагала серьёзные усилия, чтобы вспомнить всё, что произошло в каморке. Господи, она ведь оставила ему злосчастный пакет… Зачем?!
— Мне очень, очень нужно вернуться! — взмолилась Катя.
— Барышня, он ведь меня уволит. А у меня двое пацанов, один другого меньше.
— Вас как зовут?
— Ну Кирилл.
— Кирилл, пожалуйста, позвоните вашему начальнику и скажите, что я отказываюсь ехать к нему домой. Я. Вы здесь ни при чём.
Кирилл со вздохом достал из внутреннего кармана пиджака мобильник, набрал Воропаева и спустя пару минут доложил:
— Не отвечает он. У них же там вроде собрание важное.
— А вы не врёте?
— Слушайте, звоните сами! А то сегодня мокро и скользко, мне не до ваших выкрутасов, — он отдал ей свой телефон и сконцентрировался на дороге.
Воропаев действительно не брал трубку. Катя со вздохом вернула мобильник Кириллу и тупо смотрела на унылую февральскую слякоть за окном. Перед глазами стояло лицо Андрея, когда она из последних сил на него наорала. Как он отшатнулся и побрёл в конференц-зал… А она его даже не выслушала… Бес её попутал, что ли? Да, именно бес. По имени Александр. Что было бы, если бы они с Андреем остались одни? Неизвестно. Но ей точно не хватило бы сил быть настолько жестокой и отстранённой. Она дала бы слабину, поговорила бы с Андреем в последний раз, а теперь… Теперь они просто двое чужих друг другу людей, которых больше не связывают мучительные обязательства. И всё-таки… Он как будто был искренен, говоря, что ему нужна только она. И даже не стеснялся Воропаева. Зачем, если она больше не представляла для него никакой выгоды?
Но это всё лирика. Самое важное «зачем» было связано с пакетом. Александр, наверное, будет долго потешаться над его содержимым вместе с сёстрами. Только вот Кире будет не до смеха. Катя знала, что невеста Андрея не питала к ней никаких добрых чувств, но всё равно не желала ей такой боли. Достаточно было того разочарования, которое она уже испытала. Воропаев этого не понимал, намереваясь, по всей видимости, вывалить всё это на сестру прямо сегодня. Что с него взять? Он был очень умным человек, возможно, наиболее умным из всех, кого встречала Катя, но вместо сердца у него был камень. Ни состраданием, ни чуткостью он не обладал. Прямой и резкий, как Базаров.
Чего он от неё хотел? Ведь уже узнал больше, чем следовало. Будет предлагать насолить Андрею? Зачем? Она и так поступила низко. Она могла, она должна была пойти к Пал Олегычу и рассказать ему всё без свидетелей, без этой публичной казни, но зачем-то поддалась дурацкому сиюминутному порыву. Можно было бы даже привлечь Александра, обсудить произошедшее вчетвером, вместе с Андреем, лишив Воропаева удовольствия растоптать соперника в присутствии совета директоров. Зачем, зачем она пошла против самой своей природы?
А может, её природа просто не такая, какой она её представляла? Может, нет и не было никакой верной, исполнительной и порядочной Кати Пушкарёвой? Может, она и существовала-то только потому, что с её внешностью и чудаковатостью завоевать доверие и уважение можно было, лишь оставаясь удобной серой мышкой, бегущей на первый зов избалованного крикливого Жданова? От этой мысли Кате стало по-настоящему страшно. Она неожиданно осознала, что совсем не знает себя. Ей хорошо знакома лишь одна, самая положительная сторона своей личности, и когда со дна души восстало нечто неизвестное, оказалось, что она не умеет этим управлять. Настолько, что не пощадила никого. Просто взяла и распечатала настоящий отчёт, думая исключительно о своих интересах. А если бы Жданову-старшему стало плохо? А он ещё выгораживал её перед другими, доказывал, что вся вина лежит на Андрее…
— Приехали, барышня.
Катя вздрогнула и очумело посмотрела по сторонам.
— Мы хоть где?..
— На Тверской.
Ну, разумеется. Разве мог Воропаев жить не на самой дорогой улице Москвы? Кирилл помог ей выйти из автомобиля и довёл до одного из подъездов пятиэтажного дома дореволюционной постройки. Катя узнала его по богатому декору в стиле модерн — её привезли в бывший доходный дом Бахрушиных. Здешний двор был удивительно тихим и, должно быть, закрытым — никаких посторонних, срезавших несколько сотен метров, не наблюдалось.
В помпезной парадной — назвать это подъездом язык больше не поворачивался — Кирилл представил её настороженной пожилой консьержке, не преминувшей смерить гостью ехидным взглядом.
— Что, таких он ещё не приводил, да? — разозлилась вдруг Катя. — Ну, всё бывает в первый раз.
Консьержка сочла за благо промолчать — наверное, Воропаев приказал ей не вступать в разговоры с его визитёрами. Они попрощались с Кириллом и в гробовой тишине поднялись в довольно скрипучем лифте на последний этаж. Консьержка долго возилась с ключами, но спустя несколько минут всё-таки открыла солидную дверь квартиры.
— Заходите, пожалуйста, — с напускной вежливостью пригласила она.
Катя вошла в тёмную прихожую. Дверь за ней тут же захлопнулась, в замке несколько раз повернулся ключ — так началось её добровольно-принудительное заточение, с которым она не собиралась мириться. Наскоро разувшись, она прошествовала в гораздо более светлую гостиную и немедленно позвонила Юлиане Виноградовой. Других союзников у неё не осталось. Разве что Коля, да и тот был занят страданиями по Клочковой и финалу роскошной жизни.
Александр, тем временем, наслаждался уникальным зрелищем: Андрей Жданов при свидетелях признавал, что провалился на посту президента компании, и объявлял о своём добровольном уходе. Едва ли это можно было назвать геройством — мгновением ранее Павел уже сказал, что считает необходимым освободить сына от должности, но это не мешало Андрею излучать ауру аскета, отрёкшегося от благ земных и пожертвовавшего всем, что имеет.
— Мда-а-а… — протянул Воропаев. — Кто на наших собраниях бывал, тот в цирке не смеётся.
— Александр, — прикрикнул на него Павел.
— Андрюш, я тебя не узнаю, — тем не менее, продолжил Воропаев. — Ты на глазах превращаешься в лирического героя. Друзья, ни у кого платочка нет? А то наш экс-президент вот-вот расплачется.
Впрочем, бить лежачего не доставляло ему никакого удовольствия. Паясничал он скорее по привычке, то и дело возвращаясь мыслями к увиденному в каморке. Вот уж действительно The Chamber of Secrets — Гарри Поттеру и не снилось. В этой неприметной комнате без вентиляции и окон вершились судьбы, заключались соглашения и творились интриги такого масштаба, что Александр невольно проникался к Пушкарёвой всё бо́льшим уважением.
Без вентиляции и окон… Каково, а? Неудивительно, что Пушкарёва от избытка драмы и нехватки кислорода отключилась. Странно, что она не падала в обморок регулярно. Забавно, что Жданов, казалось, искренне верил в то, что она ему небезразлична, но почему тогда держал её в этой камере пыток? Почему считал нормальным сам факт того, что молодая особа с очевидно слабым здоровьем проводила в убогой душной каморке по двенадцать часов? Воропаев не мог этого понять. Он сам был жёстким и требовательным руководителем и вообще человеком, далёким от морали и эмпатии, но до такого не додумался даже он.
Он размышлял об этом, пока ходил по конференц-залу и предлагал пустить «Зималетто» с молотка, чтобы сохранить хотя бы часть семейного капитала. Жданов, конечно, с ним спорил.
— У тебя, Андрюшенька, уже нет права голоса, — вкрадчиво напомнил ему Воропаев. — Я вообще сомневаюсь, что тебя здесь кто-нибудь послушает.
— Ты продашь компанию «Зималетто» только через мой труп, ты понял? — нападал Андрей.
— До трупов дело не дойдёт, — снисходительно успокоил его Александр. — У меня более цивилизованные методы. В отличие от тебя, я не морю девиц в каморках, Синяя ты Борода. — Кира метнула в брата полный раздражения взгляд. Далась им всем эта каракатица! — Моё предложение: нанимаем адвокатов, вызволяем компанию из лап этой «Никамоды», продаём, деньги делим, и до свидания — пока ещё не стало слишком поздно.
— А теперь послушайте меня, — заговорил Павел, и Воропаев из уважения к нему занял своё место. — Да, ситуация тяжёлая, но поправимая. Не вижу смысла в том, чтобы из-за долга, пусть и значительного, избавляться от компании с такими активами…
Его прервала ворвавшаяся в конференц-зал Кристина.
— Кукусики, дядьки и тётки! — воскликнула она в своей обычной манере. — Простите, что я так опоздала…
— Кристиночка, пожалуйста, сядь и успокойся, — попросил её брат.
— Рыба мо́я пушистая, у нас тут такое… — запричитал Милко.
— Кристина, открой папку с отчётом, — вмешался Александр. — И изучи его внимательно.
Едва скользнув взглядом по первой странице, Кристина восторженно произнесла:
— Ой, какой красивый!.. Андрюшенька, ты, наверное, хорошо над ним потрудился, и теперь мы все должны тебя поздравить?
Воропаев смотрел на неё так, словно всерьёз сомневался в их биологическом родстве.
— Кристина, ты соображаешь хоть что-нибудь? — он начинал выходить из себя. — Открой папочку, пожалуйста, посмотри, что там написано.
Ничто так не раздражает переживающих потрясение людей, как их сородичи, остающиеся в счастливом неведении.
Кристина вслух прочитала заголовок документа и беспомощно признала:
— Я, наверное, чего-то не понимаю.
— Не понимаешь? Я объясню. Наш уважаемый президент больше не президент…
— Я поздравляю! — поспешно сказала Кристина, но сразу же осеклась и уставилась на брата.
Воропаев засмеялся.
— Я тоже поздравляю. Так вот. Компания на грани банкротства, не сегодня-завтра мы по миру пойдём.
— То есть как пойдём по миру? — изумилась Кристина.
— То есть пешком, — холодно ответил Александр.