Llevada (1/2)

Пот, заливающий глаза, еще не успел высохнуть, в ушах стучало гулкими ударами крови, будто специально бьющей по барабанным перепонкам, мышцы рук и спины от напряжения задеревенели, а адреналин не спешил рассасываться из сосудов.

Анемо-частицы растаяли в духоте закрытого помещения, не оставив после себя и следа.

«Этого не может быть», — вскидывая голову в сторону кричащей толпы, Хейдзо не видел ничего, кроме ликующих лиц, на которых тенью плясал затухающий огонек единственного светильника сверху.

— По правилам я победила, — голос Сары и ее рука на плече заставили Хейдзо вздрогнуть и обернуться к ней, зал также стих. Иллюзорность того красного листка клена напрочь отвела его мысли от ситуации на ринге. — Но ты первый из моих противников, кто смог остановить стрелу голыми руками… — она продолжала говорить, кажется даже сказала что-то про его дисциплинированность, но мысли все еще были разрознены.

«Кажется, я схожу с ума», — билось в висках, горечью со страхом оседая на корне языка.

Кадзухи не могло быть здесь. Он проверял Алькор, он следил за ним до тех пор, пока корабль не вышел из порта Рито. Это невозможно, это…

Толпа утянула его с ринга, со всех сторон навалились похлопывания, поздравления летели прямо в ухо, люди обнимали его, будто тряпичную куклу, и в этом море рук его несло куда-то вперед.

— Молодец, Хейдзо! — досин Уэсуги схватил за плечо, потрясая. — Ты не поверишь, но мне даже почудилось, что стрела все-таки задела тебя… Как хорошо, что ты цел!

Пребывающий в смятении Хейдзо тут же зацепился мыслью об эти слова. Неожиданно даже для самого себя он ухватился за рукав досина и, не отрывая взгляда от чужого лица, спросил:

— Что ты видел? — брови Уэсуги поднялись в недоумении, после он нахмурился и, запинаясь, выдавил:

— Да ничего такого, я же говорю, почудилось мне… — но, видимо, он заметил сходящиеся в угрозе брови Хейдзо и тут же поспешно продолжил: — Да, я понимаю, что это странно, но мне показалось, что у тебя кровь на хакама! И нечего так зло на меня пыхтеть, мы все волновались за тебя вообще-то! Овада вот тоже сказал, что будто что-то красное мелькнуло… — и явно смущенный выдернул свой рукав из онемевших пальцев.

Хейдзо замер. Толпа продолжала жизнь вокруг него, но внутри всё вставало на свои места.

Если один видел то, чего не было на самом деле — у него галлюцинации. Но когда трое говорят об одном и том же…

Хейдзо еще раз провел рукой по своей груди над сердцем — но никакой крови не было. Даже если так, на нем было черное хакама — алую кровь не сразу можно было бы разглядеть, только если она бы не брызнула фонтаном при повреждении крупной артерии…

Отринь все сомнения и то, что останется, будет правдой, какой бы безумной она ни была.

А это значит, что кленовый лист действительно был.

Дверь за спиной хлопает, отделяя от шума и суеты взбудораженных зрителей. Его комната та же, что и тогда — в ту осень, когда кленовые листья засыпали пол комнаты в напоминании о нем. Об их последней встрече.

О его чувствах, спрятанных от всего мира глубоко-глубоко внутри сердца.

Сейчас же сквозь распахнутые ставни залетают лишь капли моросящего дождя, да тянет влажной прохладой, скопом мурашек пробегающей по влажной спине. На столе трепещет свеча, озаряя полумрак. Пребывая в мыслях и безудержно думая о своем недавнем открытии, Хейдзо машинально закрыл ставни, бросил расфокусированный взгляд на столешницу, где рядом с Глазом Бога вдруг увидел записку.

Сердце зачастило, мысли снова вернулись к воспоминанию о клочке бумаги, что оставил ему Кадзуха.

Стремительно подхватив бумагу, Хейдзо не смог удержать вздох разочарования — в записке всего лишь сообщалось, что по его просьбе подготовили воду для купания.

— Что-то я теряю хватку, — нервно усмехнулся Хейдзо — он совсем позабыл об этом. Сиканоин повел плечами, ощущая с какой неохотой расслабляются мышцы шеи, и как неприятно холодит спину влажная от пота ткань. Не желая терпеть это чувство ни минутой больше, Хейдзо задул свечу, погружая помещение во тьму, стремительно прошел к двери, ведущей в небольшую комнату для мытья — в ней действительно стояла бадья с водой, от которой медленно поднимался пар — видимо подготовили практически перед его приходом. Небольшая масляная лампа горела рядом.

Хейдзо с наслаждением скинул с себя одеяние для боя и погрузился в горячую душистую воду.

Дождь усилился.

Мышцы расслаблялись, вода обволакивала его, принося чувство умиротворения и наливая все конечности свинцовой тяжестью. Только сейчас он осознал, насколько сильно был в напряжении все время до этого — он провел более двух десятков спаррингов, а после еще и получил не то весточку, не то издевательство, заставившее нервы натянуться не хуже тетивы лука Сары.

«И все же», — продолжал он свои размышления, наблюдая за растекающейся по поверхности воды пеной. — «Был ли это действительно он?»

И снова все логические выводы сводились к тому, что иной вариант слишком маловероятен — еще одного человека с анемо Глазом Бога в эти дни было бы найти крайне непросто. Его же собственный проводник все время был в этой комнате, он не мог им воспользоваться при всем желании.

— Кадзуха был там, — тихо произнес Хейдзо, вслушиваясь в невероятное, но единственно верное сочетание этих слов. Эта мысль была настолько волнующей, что Сиканоин резко поднялся из воды, расплескав по полу небольшие лужицы, и вышел из бадьи. Одна из таких луж залила мгновенно потухший фитиль.

Изнутри будто звенели радостные взволнованные колокольчики, делая движения слегка дерганными, неровными. Он наспех вытерся и накинул домашнюю юкату, до того не терпелось отправиться на поиски ронина — он наверняка где-то неподалеку!

«А вдруг опять не успеешь?» — остановил тихий голос потянувшегося открыть дверь в свою комнату Хейдзо. Губы поджались. Внутри вспыхнула решимость, огнем поглотившая любые сомнения.

«В этот раз — я успею», — твердо решил он и распахнул дверь.

Раскат грома прокатился по острову Каннадзука, вспышкой молнии озарив темноту комнаты. Хейдзо недоумевающе повернул голову в сторону окна — он же закрыл ставни, — послышался еще один раскат, и рваный зигзаг подсветил сидящую на подоконнике фигуру.

Ветер колыхал лежащие на столе записи, шум дождя был громче чужого дыхания.

Хейдзо остановился в дверном проеме.

Страха не было. Боятся неизвестного, а он прекрасно знал, кто перед ним.

Силуэт медленно соскользнул на пол, не издав ни звука. Хейдзо не мог заставить себя сделать и шаг. Послышался скрип огнива, и вылетевшая искра зажгла фитиль настольной свечи. Забинтованные пальцы, один вид которых заставил сердце Хейдзо споткнуться, ухватились за край скрывающего лицо черного капюшона и откинули его назад.

Белоснежные пряди. Мягкий взгляд рубиновых глаз, в которых отражался дрожащий огонек свечи. Тень лукавой улыбки в приоткрытых губах.

Спустя практически год Кадзуха Кадаэхара был здесь. В его комнате. Стоял и вглядывался, не моргая, в оцепеневшего Хейдзо.

— Привет, — тихим голосом прервал их молчание ронин, все еще не решаясь подойти.

— Здравствуй, — выдохнул Хейдзо, чувствуя, как горло сжимается непрошенным спазмом.

И снова тишина. Лишь дождь стучит по черепицам, да кровь бьет в ушах, оглушая.

— Я рад, что с тобой все в порядке, — чуть хрипло выговорил Хейдзо, ощущая, как к зачастившему сердцу добавляется еще и влага в глазах.

«Черт, черт, черт», — ругался он про себя, не в силах отвести взгляда от Кадзухи. Ронин же, ухмыльнувшись на его слова, сделал небольшой шаг вглубь комнаты.

— Переживал за меня? — лукаво спросил ронин, делая еще один шаг.

Хейдзо бы вспыхнул, если бы не умел сдерживать свои эмоции. Поэтому он лишь поджал губы, не желая выдавать своего смущения, и промолчал. Он физически ощущал как медленно сокращается дистанция между ними, увеличивая силу, с которой его тянуло к Кадзухе в несколько сотен, нет, тысяч раз.

Поддавшись этому нестерпимому магнетизму, он тоже сделал шаг навстречу.

— Даже если и так, это имеет значение? — сорвалось с губ легкомысленным тоном. — Тем более, у меня дело не закрыто, знаешь ли, не люблю подвешенные гештальты.

— Хочешь поиграть в детектива и преступника? — игриво поинтересовался Кадзуха.

— Что? — недоуменно переспросил Хейдзо.

— Что? — совершенно невинным тоном ответил ронин и тут же неожиданно добавил: — Ты был невероятен сегодня на ринге.

Кровь все-таки обожгла щеки Хейдзо. Похвала от этого человека делала с ним что-то странное.

— Я бы хотел сразиться и с тобой тоже, — вырвалось быстрее, чем он смог осадить свой возбужденный мозг. Кадзуха сделал еще один шаг, будто подкрадывался к застывшему в лесной чаще оленю.

— Мы уже сражались однажды, разве не помнишь? — мягко ответил он, и Хейдзо увидел, что тот подошел достаточно близко, чтобы видеть, как в полумраке расширяются его зрачки. В низу живота будто прошелся электрический разряд.

— Да, но тот раз не считается, ты был болен, — возразил Хейдзо, чувствуя, как паника вместе с предвкушением разливаются под кожей.

— Болен? — недоумевающе нахмурился Кадзуха, а в следующее мгновение будто что-то понял и чуть не фыркнул от сдерживаемого смеха. — Ох тогда выходит, что я болен и сейчас. Очень, — шаг к Хейдзо, — очень болен, — лицо Кадзухи почти склоняется к нему, и их носы практически соприкасаются, но досин, сумев избавиться от жгучего наваждения нахмурил брови, явно сопоставляя факты и слегка оттолкнул руками Кадзуху за плечи.

— Подожди-ка, то есть ты тогда был не болен? В плане, не по-настоящему? — Кадзуха лишь досадливо цыкнул, атмосфера тут же снизилась на несколько градусов.

— Я не знаю, чего ты тогда добивался, обмазавшись мускусом, но эффект это имело однозначный, — и многозначительно взглянул на Хейдзо, с довольством наблюдая за алеющими кончиками ушей.

— Быть того не может… — ужаснулся досин, но тут же попытался вернуться в нейтральную тему для разговора, чувствуя, как скоро сгорит от стыда. — Так получается, что все равно поединка на равных у нас не было…

— Без меча я тебе не ровня, — легко признался Кадзуха, подняв ладонь и огладив пылающие скулы большим пальцем. Чуткий слух уловил, что дыхание Хейдзо все же сбилось.

— И все же, попробуй, — хитро сощурив глаза Хейдзо ловко вывернулся из-под руки и четким движением, но далеко не в полную силу, ударил Кадзуху в грудь.

От неожиданности Кадзуха даже слегка отшатнулся, чуть не потеряв равновесия. Но, увидев озорной огонек в глазах напротив, разгорающийся все сильнее, почувствовал, что все идет правильно, и пылающее пламя в его душе разгорелось еще сильнее.

Он без колебаний отбросил меч в сторону, и бесшумно совершил атакующий маневр, подлетая к Хейдзо. Тот без труда отбил его, но следующий уже пропустил — то ли поддавался, то ли сказывалась его мышечная усталость.

Они атаковали и уворачивались, вцеплялись друг другу в плечи, делали подсечки и вертелись в тесной комнате, распаляясь все больше и больше.

Дыхание тяжелело, сердце бешено отстукивало безумную пляску, когда Кадзуха в очередной подножке прижал Хейдзо к полу, прижав его руки одной своей ладонью.

Дождь шумел в ночи, аккомпанируя вздохам.

— Ты победил, — прошептал Хейдзо, ерзая бедрами. Пояс его юкаты почти распустился, открывая вид на рельеф пресса, что посылало электрические импульсы вдоль позвоночника сидящего на нем Кадзухи.

— Ты был уставший, это легкая победа, — облизнув пересохшие губы прошептал тот в ответ.

В ответ Хейдзо поднялся навстречу — руки Кадзухи легли ему на плечи, дрожащими пальцами подбираясь к пульсирующей сонной артерии, оглаживая, будто прикосновением пера.

— Победитель заслужил свой приз, — робость и скованность слетела с Хейдзо, он бесстыдно выдохнул эти слова практически тому в лицо.

— Так наградите меня, господин детектив, — прошептал Кадзуха, и тут же отзвук его дыхания потонул в прикосновениях чужих губ.

Свеча потухла, догорев, остался лишь лунный свет, пробивающийся через незакрытые ставни, шум дождя да шорох дыханий, прерываемый влажными звуками поцелуев.

Хейдзо был жадным, одурманенным — пальцы стаскивали плащ Кадзухи, судорожно распутывали завязки.

— Черт, да сколько их у тебя, — в сердцах выругался, ощущая как немеет затылок от возбуждения и желания прикоснуться к чужой коже. Руки Кадзухи же давно без стыда блуждали по его спине, отвлекая, распаляя еще больше.

— Прости, прости, я сейчас, — рвано выдыхал Кадзуха, выпутываясь из рукавов и бинтов, обвивающих запястья.

И снова обнимал лицо Хейдзо, выцеловывал шею, зубами прихватывая чувствительную кожу. Тот же выгибался навстречу, жарко выдыхая и вцепляясь в растрепанные волосы руками, скользил ими на спину ронина и короткими ногтями царапал выступающие лопатки, проходился по позвонкам, делая поцелуи Кадзухи напористее, отчаяннее.

Знание, что он здесь, что его руки дарят эти чудесные прикосновения, оборвало чувственную нить внутри Хейдзо, и изо рта вырвалось:

— Я так скучал по тебе, — из глаз упали непрошенные слезы. — Мне так чертовски тебя не хватало, — задушенным всхлипом прорвалось в череду поцелуев Кадзухи.

Тот остановился, но лишь затем, чтобы притянуть его лицо к себе, сцеловывая горечь слез, прижимая к себе еще ближе, пока Хейдзо не ощутил, как солнце в груди, закованное в металл и лед, освобождается под жаром чужого тела, тает и, снова открываясь миру, сияет.

— Я не оставлю тебя. Я всегда буду с тобой, — прошептал Кадзуха, спускаясь поцелуями к рельефной груди Хейдзо.