Calecita (2/2)

Подняв запястье к лицу, он вдохнул запах — мускусный флер все еще ощущался на коже, хоть и был приглушен после нескольких часов ночного отдыха.

«Стойкий», — удостоверился Хейдзо. Но наносить его на грязное тело все равно было не лучшим решением, так что сначала нужно было найти воду — выбор пал на залив, что уходил к деревне Конда, которая осталась позади, но узкой полосой огибал остров с востока.

Сделав небольшой крюк, но зато насладившись прозрачной водой и ощущением чистой кожи, Хейдзо открутил пробку со склянки, окунул пальцы в ароматную жидкость и крупными мазками провел по шее, запястьям и под коленями. Принюхался — даже привычного запаха тела не чувствовалось, только неповторимый терпковато-пряный букет.

По примерным расчетам, он должен подойти к западной береговой линии через часов шесть пешего пути.

Наблюдая в дороге за животными, Хейдзо с удивлением отмечал, что многие из них замечали его позже обычного и в основном тогда, когда он случайно ступал менее аккуратно, выдавая свое присутствие звуком, но не запахом.

— Занятная вещица однако, — проговорив самому себе и прищурившись, Хейдзо всмотрелся в линию горизонта — солнце несколько часов назад перевалило за полдень.

Духота травяной смеси равнины сменялась сначала едва ощутимой, но вскоре вполне явной волной морского бриза. Наконец, обогнув небольшой холм, перед ним раскинулось море, через пролив которого виднелся остров фестивалей — Амаканэ, сейчас тихий и невзрачный. Старые выцветшие бумажные флажки развевались ветром, но были слишком далеко, чтобы услышать характерное шуршание.

Поводов праздновать что-либо не было уже довольно давно.

Вдали за Амаканэ стелились туманы Татарсуны — Хейдзо редко бывал на ней, но атмосфера там всегда была тревожной из-за зон, в которых даже вода была ядом, что уж говорить про наэлектризованные пропасти.

— Если все пройдет гладко, — говорил сам себе Хейдзо, — то добираться туда не придется.

Интуиция чуяла, что Кадзуха уже близко. Хейдзо проверил остатки элементальной энергии, но вокруг все было чисто — не только он начал заметать следы. Но это делало их скорую встречу только желаннее.

Предвкушение поселилось в груди Хейдзо, и детектив, ускорив шаг, начал спускаться к виднеющемуся вдалеке берегу. До заката была пара часов, а это значит, что хоть его запах и замаскирован, его все равно будет сложно почуять из-за ветра, идущего с моря.

Ему предстояло обследовать фестивальный остров и его окрестности, оставаясь незамеченным.

Короткими перебежками двигаясь по песчаной косе, соединяющей Наруками с Амаканэ, детектив внимательно всматривался в тени возвышающегося острова. Он был пустующим, но на нем сохранились несколько построек, используемых на праздниках. Скрытые в тени отцветших юмэмиру также вполне могли служить укрытием.

Вспоминая свое вводное обучение, Хейдзо начал обследование местности — первым делом обойти с периметра, медленно сужая круг к центру. Но береговая зона Амаканэ была пуста — ни элементальных следов, ни признаков остановившихся на ночлег путников. Чисто. Только тихий плеск волн да шорох песка.

Не выходя из тени, Хейдзо принялся ловко взбираться вверх. Элементальные потоки помогали ему, да и подъем обещал быть недолгим. Подтянувшись на руках, детектив приметил, что его удачно скрывают заросли дикого кустарника. Все играло ему руку.

На острове стояла обманчивая тишина. Карпы-коинобори раздували выцветшие бока под порывами ветра. Шелестела пыльная листва в предчувствии бури.

Сердце детектива гулко билось, разгоняя адреналин по артериям.

Ветер с моря подлетел к Хейдзо из-за спины, прошел сквозь трепещущую листву кустов, примял сизую траву, всколыхнул раскачивающиеся бумажные фонарики.

— Кто здесь? — раздался суровый голос Кадзухи, и в груди Хейдзо ёкнуло, сердце оглушительно застучало, эхом отдаваясь в ушах.

В своих стандартных делах он не любил применять силу — если не можешь разбить преступника несокрушимыми умозаключениями и приходится прибегать для достижения результата к грубой силе, то это все равно, что проигрыш.

Но в физической поимке беглеца не было места подобным мыслям. Их ждал поединок, и победителем мог быть только один.

Собрав силы анемо для прыжка, он молниеносно подлетел вверх, открывая себе обзор на застывшего с мечом наготове Кадзуху, что скрывался среди деревьев напротив. Глаза ронина недоуменно округлились, стоило ему осознать, кого он подпустил так близко к своему укрытию.

Времени на обдумывание ситуации Хейдзо ему не дал — мощным ударом ноги запустил в него гудящий циклон. Кадзуха успел отпрыгнуть в сторону, но детектив был уже рядом, с ухмылкой запуская еще один удар меньшей силы, но зато прямиком Кадзухе в грудь. Ронина откинуло назад, но он удержался, затормозив по пожухлой траве и упершись в землю одним коленом.

Кадзуха поднял взгляд выше. Глаза грозно сверкали, воздух выдыхался со свистом, а ветряные потоки все же смогли выбить пару прядей из собранного на бок хвоста. Поджав губы, он поднялся вверх, подхваченный воздухом, и с силой ударил в Хейдзо, поднимая сноп земли. Пыль осела в воздухе, мешая обзору, что и стало роковой ошибкой Кадзухи: он нахмурился осознавая, что не видит противника. Пыль требовалось разогнать, поэтому он приготовился сделать решающий удар мечом, вызывающий смертоносный кленовый вихрь.

Но вдруг почувствовал, как мощный поток выбивает меч из рук. Сверкающий синевой клинок с глухим звуком улетел на несколько метров в сторону. Сжав челюсть от досады, Кадзуха напряг кулаки и приготовился драться в рукопашную.

Пыль начала оседать, но все еще мешала обзору, но вот запах — странный, не привычный запах Хейдзо, помогал Кадзухе понять, где находится противник. Он вдохнул поглубже и сделал пару ударов на пробу, в сторону, где мелькнула тень, но драться без верного клинка было непривычно — меч уже долгое время был продолжением его руки, а тело отвыкло от такого рода тренировок.

— Именно поэтому я использую катализатор, — обжигающе горячий шепот раздался прямо над ухом. — Мои руки полностью свободны.

Кадзуха дернулся в попытке развернуться, но этот запах, отголоски которого лишь слегка ощущались, будучи на расстоянии от противника, теперь полностью обволок его. Терпкий, пряный, раззадоривающий, слишком сильный для его повышенной чувствительности, начал медленно затмевать рассудок. Он хотел было метнуться в сторону, но ноги не послушались, колени подогнулись, а Хейдзо, будучи начеку, немедля сбил его вниз, попутно выхватывая из кармана веревку.

Пыль окончательно опустилась, когда Кадзуха, проморгавшись, обнаружил, что лежит на земле, а на его бедрах сидит Хейдзо, держа его руки над головой.

И этот запах… Запах был повсюду.

Кадзуха с трудом поднял взгляд, уставившись в лицо детектива. Тот, прикусив губу, со сноровкой обматывал его запястья веревкой, не прекращая ерзать по Кадзухе. В голове ронина была дрожащая пустота, он даже не мог найти в себе силы, чтобы пошевелиться и вырваться, хотя Глаз Бога все еще был при нем. Ему было восхитительно хорошо ощущать тяжесть тела Хейдзо на своих бедрах, особенно если тот случайно двигался чуть выше…

Смесь странного аромата с узнаваемыми нотами запаха Хейдзо сводила его с ума.

Вероятно, детектив был слишком занят обвязыванием веревки, чтобы сразу обратить внимание на подозрительно замершего Кадзуху под ним, но, закончив особенно прочный узел, он, удовлетворенно хмыкнул и все же наконец опустил глаза на лицо Кадзухи, чтобы проверить его состояние.

И замер, вмиг став похожим на оленя, вспугнутого в лесной чаще.

Кадзуха плывущим взглядом пялился на него. Его щеки раскраснелись из-за битвы, а дыхание было частым, поверхностным — розовый язык облизывал мгновенно пересыхающие губы.

«Архонты, да ему же плохо», — в ужасе стрельнуло в голове у детектива. Подхватить простуду с его образом жизни — дело слишком простое. Кто же знал, что здоровье ронина настолько ослабло из-за вечных странствий?

Детектив принялся быстро слезать с Кадзухи, чем вызвал волну тихих стонов, прошивающих Хейдзо насквозь.

— Давай, Кадзуха, поднимайся, — требовательно просил Хейдзо, подхватывая того с земли. Нелегкое тело, явно не стоящее на своих ногах, тяжело оперлось на детектива, носом уткнувшись тому в шею.

Хейдзо ощутил горячее сбивчивое дыхание у себя под ухом и, чертыхаясь, поволок неповоротливого Кадзуху в сторону ближайшей будки, по виду использовавшейся для хранения товаров во время фестивалей.

Как будто ему было мало заложника, потерявшего рассудок из-за жара, так еще и с неба начали падать тяжелые капли, прибивая пыль на опушке, где велось их недавнее сражение.

Проход был узкий, и ему пришлось зайти сначала самому, а после потянуть за собой шатающегося Кадзуху, что споткнулся о порог и теперь сам уже лежал сверху детектива, все так же утыкаясь носом ему в шею. Ронин был горячим в прямом смысле этого слова — от тела шел жар, как от печи, что когда-то видел в центре Татарсуны Хейдзо. Детектив постарался аккуратно сесть, но все равно случайно задевал Кадзуху и одним особенно неловким движением бедра он, видимо, задел нечто болезненное, потому что в ухо ему раздался хныкающий стон:

— Господин детектив… — к своему стыду Хейдзо, вместо того, чтобы задуматься о том, есть ли ещё какие ранения у ронина, почувствовал как его щеки обжигает прилившая к ним кровь, а другая часть тела крайне заинтересовалась таким тоном голоса Кадзухи.

— Ну почему все идет через одно место, — выругался смущенный Хейдзо и уже резко отодвинул от себя мучающегося ронина, одним движением прислонил того к стене, запер дверь и сел как можно дальше — насколько вообще позволяло тесное пространство их временного пристанища.

Ноги их все равно соприкасались, но теперь хотя бы Хейдзо мог контролировать свою неуместную реакцию, позорящую его как первоклассного детектива.

Снаружи, сквозь звуки тихих постанываний бедного Кадзухи и свиста его дыхания, начал пробиваться шум вовсю расходящейся бури. Он не сможет в такую погоду довести Кадзуху до ближайшего пункта, когда тот себя не контролирует. Да и идти сейчас в другое место тоже не было вариантом.

Кадзуха особенно прерывисто вздохнул, и в темноте Хейдзо, только успокоивший свое странное тело, снова ощутил однозначную реакцию на подобного рода звуки. Хейдзо с обреченным стоном закрыл лицо руками и уткнулся в свои колени.

Их ждала просто незабываемая ночь.