Mou > Известные люди > Между морем и луной

День 1: «Там, где дышит океан» (2/2)

Между морем и луной admv 453360K

Предыдущая страница Список Следующая глава

— Зато есть право доиграть партию, — он слишком переусердствовал с фальшивой улыбкой, — так что подожди минутку, котик, пожалуйста.

Позов остолбенел, а потом закипел и запыхтел, словно чайник, переполненный кипятком. Пар из носа и ушей почти можно было увидеть глазами.

— Чей ход? — прошипел он сквозь зубы.

Арсений невозмутимо показал на Серёжу.

— Эй! — воскликнул тот, когда его фигуру стала переставлять совсем не его рука.

Арсений подвинул свою фигуру. Позов — сделал следующий ход. Серёжа тем временем сидел в шоке от сего нахальства. Попова не смутила смена игрока до того самого момента, как Дима, довольный, как чёрт, не сделал последний ход.

— Шах и мат, милый, — он ядовито улыбнулся, прищурив глаза, а потом резко его лицо стало напоказ равнодушным. — Пошлите.

Он, разогнувшись, победной походкой пошёл в сторону юта; остальным двоим пришлось угрюмо плестись за ним. А Арсений всё шипел себе под нос:

— Нет слово «пошлите» — есть слово «пойдёмте»…

Попов чувствовал себя провинившимся ребёнком, хотя отнюдь ребёнком не был да и не успел ни в чём провиниться.

— Вызывали, капитан? — отчеканил Матвиенко, как только они втроём встали перед столом капитана. Арсений неожиданно выпрямился, вдруг поняв, что Антон здесь действительно важное лицо.

— О, Серёжа! Вы уже познакомились? Это координально всё меняет.

Попов и не пытался вслушиваться в разговор, когда понял, что его это совсем не касается — там были какие-то нудные повседневные вопросы, которые обсуждались на языке, Арсению не знакомом (он уже подумывал где-нибудь раздобыть словарь морских терминов, чтобы хоть что-то понимать и представлять у себя в голове). Он скучающе рассматривал деревянный пол. А там трещина… Позов не принимал никакого участия в разговоре. Арс даже ненадолго забыл, что он тоже стоял в каюте, тоже не издавая ни звука. Взгляд машинально перевёлся на капитана: а он очень симпатичный, когда сосредоточен… Они случайно встретились взглядами — Арсений тут же отвернулся, принявшись вновь рассматривать всё под своими и чужими ногами. К концу он даже стал слушать то, что говорил Шастун.

— Заодно прогуляйся с, — он немного запнулся из-за внезапного прилива неуверенности, — Арсением по бригантине, расскажи ему, что здесь и как, пока мы не определились, что будем делать.

— Есть, капитан. Мы можем идти?

— Да. Нет, ты подожди; Арсений может идти, пусть подождёт тебя на палубе, у меня есть к тебе лично пару вопросов.

Тот удивлённо вскинул вверх брови, но промолчал. Его просто так вызвали или что?

— Есть капитан.

Антон незаметно дрогнул от такого привычного обращения со стороны необычного для него человека. Он на секунду почувствовал себя в чём-то виноватым.

Прежде чем выйти, Арс неожиданно зацепился глазами за стол — раскрытые карты. Любопытный взгляд был замечен: Дима тут же свернул всё на скорую руку.

— Подождите, — Попов остановился прямо в дверях, — я видел карту и отмеченный на нём… отмеченные Мёртвые Острова? Зачем вам туда?

— Не лезь не в своё дело, утопленник.

— Дима! — тот чуть прикрикнул на него. Такое неуважение он терпеть не мог. К тому же он чувствовал обязанность защищать этого человека от любых нападок — особенно столь грубых! От кого бы они ни были.

— Что? А смысл нянчиться? Серьёзно, пусть не лезет. И то будет всё выболтано даже попугаю! — Он продолжил уже так, чтобы слышал его только Антон: — Это чужой человек, мы его совсем не знаем и планируем — по вашей же милости, капитан, — вернуть обратно. Туда, не известно куда.

Обращение на «вы» к капитану использовалось для того, чтобы напоминать ему о своих обязанностях и ответственности за всё и всех на отданном ему в командование судне. Антон никогда не забывал. Но он понимал, что ответственен ещё за одного человека — этого не понимал Дима.

— Ты ничего не добьёшься тем, что будешь попрекать его при каждом вздохе. Уймись, — строго прошептал Антон, прежде чем, сделав небольшую паузу, обратиться к Арсению: — Что ты знаешь о Мёртвых Островах?

— Никто не знает, существуют ли они на самом деле. Это почти сказка. Или скорее страшная легенда. Я мог бы попробовать помочь, если… если позволите.

На лице читалась по-детски наивная надежда. Секундное молчание, которое ощущалось как целая вечность, уже почти подтолкнуло Антона к тому, чтобы поверить, выслушать, сдаться, но он вовремя взял себя в руки. Дима знал, что капитан поступит именно так, как ему следует; Серёжа лениво наблюдал за всем со стороны, стараясь понять позицию и ситуацию каждого; Арсений отчаянно и нетерпеливо нуждался в том, чтобы его приняли; а Антон пытался сосредоточиться на одном: правила для всех одинаковы. Признание исключений приводит к тому, что правила соблюдать никто не захочет. Все хотят быть избранными — это уже аксиома.

— Ты можешь идти, Арсений.

Гром среди ясного неба. Его спустили на воду. Победная ухмылка со стороны Позова взбесила. Попов аккуратно кинул и вышел, на этот раз уж точно не оборачиваясь. За дверью он проклял всех и всё — себя в том числе. Ну что он творит? Почему обязательно нужно выглядеть идиотом? Он прыгал, ходил мелкими кругами да восьмёрками и оглядывался по сторонам. Было одновременно неловко за себя и одновременно абсолютно всё равно. Повезло, что совсем скоро вышел и Матвиенко, и то бы уже через пять минут Арсений бы лез на мачту от скуки.

Делать вид, что ему неинтересно, о чём они разговаривали в его отсутствие, у него не получалось.

— Ничего криминального и секретного: спросили меня про то, есть ли какие-нибудь предположения о твоём происхождении или хотя бы месте жительства, о работе или, может, службы. Я ответил, что ничего в тебе ни на что не указывает, они и отстали. По сути, это же правда: ты сам по себе больно скрытный. Выглядишь так. Даже не учитывая потерю памяти.

— Это комплимент?

— Это наблюдение.

Ещё одно наблюдение: тот факт, что Арсения выгнали из каюты, его задел. Попов ещё не остыл, хоть и выглядел более чем позитивно. Серёжа понял, что с этим человеком скучно точно не будет — как и спокойно.

— Они не могут обсуждать планы с тем, кто не состоит в команде — очевидно, — как бы невзначай объяснил он. — Тебе очень повезло, что они заинтересовались, — у тебя больше шансов остаться здесь без кандалов на руках и ногах.

Может, ободряющий тон Серёжи сработал, а может, просто мысль, что его могут с удовольствием оставить, грела душу, но Арсений быстро вернулся к своему любопытно-лёгкому настроению, последовав за Матвиенко. Пока не стукнулся ногой о что-то, что не смог разглядеть, но смог почувствовать. Это было нечто твёрдое и больное.

— Ох ты ж блять, ебучие углы, — сквозь сильно сжатые зубы ругнулся Арсений. Прямо мизинцем…

— Ха-ха, я бы на твоём место этого не делал, если хотел бы остаться.

— Что?

Быть неуклюжим запрещено?

Серёжа загадочно приподнял один уголок рта, сказав:

— Пойдём со мной.

Выглядело совершенно непонятно и немного пугающе. Попову всё ещё казалось, что его с лёгкостью убьют в первом попавшемся тёмном углу.

Они спустились на нижнюю палубу, где прямо у лестницы висел уже чуть потрёпанный лист плотной бумаги, исписанный синими чернилами. Арсений не сразу врубился, в чём дело.

— Хотел видеть Кодекс Чести? Пожалуйста! Читай! На восьмой пункт внимательно посмотри, — задорно посоветовал Матвиенко.

Это действительно был самый настоящий Кодекс Чести, какой есть на каждом пиратском корабле. Что ж, Попов предоставлял себе его как-то… по-другому.

Восьмое правило Кодекса Чести — «Пирату запрещается использовать на корабле нецензурные выражения. Для выражения своих мыслей и чувств пират может использовать слова из пиратского жаргона, разрешённые на корабле».

— Никакого мата во время плавания? Как скучно. И не на что упасть в случае чего.

— Очень смешно, — совершенно бесстрастно проговорил Серёжа.

Пока Арсений, наклонившись поближе, изучал документ, Матвиенко рассказал несколько вещей о сией вещице: Кодекс чести был на каждом пиратском корабле, но у всех он разный, хоть и очень схож; в Кодексе бриг-шхуны «Аделанто» был двадцать один пункт, когда где-то могло быть десять или пятьдесят; его могут при каждом отправлении составлять новый, и так же перед каждым отправлением вся команда его подписывает (Арсений это проверил: с обратной стороны действительно был перечень имён и соответственно каждой фамилии была поставлена подпись); и Кодекс Чести находился в самом доступном экипажу месте на судне по умолчанию.

— И нет какого-нибудь перечня того, что я могу говорить вместо, э, нецензурных выражений? — спросил Попов. — Какой-нибудь словарь пиратских жаргонов? Морская камасутра? Азбука для начинающих пиратов?

— Есть словарь латинского языка и азбука морзе. Можешь ещё пройтись по доске — может, в голову что и придёт из слов, какие могут быть разрешены.

Арсений не обрадовался, услышав колкость в ответ, но не то чтобы и обиделся. Просто молча продолжил читать.

— У нас нет обговорённой лексики, — бережно объяснил Серый, — всё приходит со временем. Пару часов за каким-нибудь спором — и ты уже вольёшься, как свой.

— Очень на это надеюсь, — тихо проговорил Попов, искренне мечтая оказаться с ними всеми наравне. Может, когда-нибудь…

— Всё изучил? — нетерпеливо отдёрнул его Серёжа. — Пойдём, мне есть что тебе рассказать и показать, мы должны успеть до обеда.

И Арсения вновь потянули вверх, так и не дав даже толком рассмотреть бригантину изнутри. Потом. Так называемая «экскурсия» началась с кормы, с кормовых огней и палубы полуюта — единственным этажом (не считая, разумеется, мачт), который был выше верхней палубы. Начинать же надо сначала? Корма — задняя часть судна, но каюта капитана, которая там находилась, — первое место, где (в сознании) побывал Попов, так что место ровно над каютой было достаточно символичным. Арсений посмотрел вниз, под ноги, на совсем немного отсыревшую древесину: он думал о том, прямо ли под ним сейчас стоит капитан, что он делает, с кем разговаривает… При мысли, что прямо под ним может стоять Позов, ему захотелось топнуть со всего размаху ногой несколько раз — авось, что будет. Серёжа прямо с того момента и до самого бушприта, проходя мимо двух мачт, одного шпиля и нескольких пушек, встретив штурмана и мимолётно поболтав с несколькими пиратами, с которыми Арсений тут же имел честь познакомиться, рассказывал о вещах, которые воспринимались Поповым с абсолютным восхищением и с таким же совершенным непониманием. Матвиенко говорил простые для себя вещи, но быстро усвоить, кто что делает, как это всё взаимосвязано и почему мачты (и не только) так навешаны верёвками, канатами и тросами, было невозможно. С лёгкостью можно было вынести для себя несколько особенностей: во-первых, верёвок было действительно много, во-вторых, не все люди на бриг-шхуне носили рубашки и, в-третьих, держаться на воде в открытом море на такой громадине действительно сложно, хоть все и привыкли давным-давно. Арс пообещал сам себе, что уже завтра будет во всём плавать, как рыба в воде. Но было вовсе не занудно и скучно.

— Насколько крепкая рея? — один раз спросил Арсений, как будто даже серьёзно.

— Настолько, что если мы повесим полкоманды на одной стороне, то она даже на градус не покосится. Ни скрипа, — он сделал жест правой рукой, будто это изысканный деликатес, а не хорошо привязанная к другой деревяшке деревяшка. Гордостью так и светился: наверное, сам приложил к этому руку. — Эй-эй! Ты что дел… Арс! Арсений Попов, спустись немедленно! — пытался строго сказать он, чтобы не огрести проблем по самое не хочу, но не мог и сам сдержать смех: этот чудак запрыгнул на рею, повис на руках, а потом и забрался на неё, удобно устроившись, свесив ноги. — Чтобы морская болезнь высосала тебе мозги! Ты ж от радости, что залез, навернёшься!

Ветер бездумно прижимал тело к парусу, из-за чего приходилось держаться руками за всё, за что они могли уцепиться. Короткие, совсем немного вьющиеся волосы прикольно дёргались, пытаясь угнаться за ветром. Арсений ещё раз вздохнул. Всё тот же запах свободы, но теперь чистый, такой свежий… Бесконечность горизонта захватывала. Не было никого вблизи, лишь они — бриг-шхуна «Аделанте» рассекала морские волны, не боясь никого и ничего.

— Потрясающе…

Заметить, что Арсением вдруг завладела идея подняться выше, было несложно. Сложнее — спустить его на землю.

— Вахта занята, — крикнул ему Матвиенко (да, из-за низкого роста и громкого ветра, если просто скажешь, не услышат; ему надо было говорить громко). Попов не понял такой формулировки. — Ну, на марсе уже стоит человек, давай когда-нибудь потом!

— Не знал, что на марсе всё-таки есть живые организмы…

— Эй! Я тебе сейчас эту фок-мачту, к которой ты прицепился, в жопу засуну. Мне неудобно с тобой снизу вверх разговаривать.

Тот нехотя спрыгнул.

— Прости, не удержался.

— Мне-то ничего… Не кипишись ты так, успеешь ещё надышаться. Ты здесь только несколько часов из сотни или тысячи — куда ты спешишь на всё залезть?

Вопрос был риторический, так что по определению ответа не ждали.

Но ему было куда спешить.

Арсений старался об этом не думать.

Если вы думаете, что Попов не забрался в шлюпку, что стояла на верхней палубе на шкафуте, между грот-мачтой и фок-мачтой, то вы плохо его знаете. И если изначально на то были исключительно авантюристские причины, то позже тронул душу сентиментализм, который Арсений не выдал ни единым лишним жестом: сидя на банке, он пытался вообразить себя капитаном, который на рассвете вытаскивает его из воды и кладёт прямо сюда, чтобы спасти. Он быстро вылез, чтобы не зацикливаться, но ощущения… они остались практически до самого конца дня прямо на пальцах.

Главная палуба была жилой, своеобразным кубриком. В дневное время все койки были свёрнуты, но пространство и без того казалось заполненным. В грузовом трюме был, соответственно, обычный склад, частично разделённый на так называемые комнаты; Арсений сразу запомнил, что в крюйт-камеру ему ни ногой нельзя — мало ли что случится. Камбуз не удивил. Точнее удивил, но не сильно. Всё на корабле априори было чудно и ново. Кок забавно стукнул деревянной ложкой Серёжу за то, что тот его отвлекал, а Арсения поприветствовал и пожелал ему удачи на этом фестивале голодных приверед (так и сказал), параллельно ворча и иногда ухмыляясь. Человек не без тараканов в голове, но достаточно приятный. Только он заставил («я не заставляю, просто очень настоятельно прошу — это разные вещи») их обоих составить компанию своему помощнику накрыть на стол да разнести тарелки с кружками.

— Обед? Так скоро?

— Дорогой мой мальчик, ты время видел? Вы, наверное, с Серёженькой, этим бездельником, совсем заболтались, что за временем не уследили. Давайте, давайте, идите!

Матвиенко немного переговорил с коком насчёт своих каких-то деловых вопросов, быстро черкнул себе что-то в блокноте, в уме посчитал и блокнот свой с карандашом обратно убрал. Вместо стола на средней палубе выстроили бочки, вместо «привычного» рома — по кружке грога каждому. Когда Попов спросил про ром, Серый так рассмеялся, что Арсений ненароком подумал, что сморозил действительно какую-то уж слишком несуразную глупость. Опять.

— Ром мы любим, конечно, но… ты знаешь, сколько он стоит? Я скажу: легче купить ещё один корабль, чем обеспечивать команду чистым ромом. Грог, конечно, это уже не совсем то, но он дешевле, да и никто ещё не жаловался.

Он объяснил, что не только экономия денег, но и просто дисциплина. Своеобразный сухой закон не позволял проскользнуть даже возможности того, что при нападении бригантину будет защищать кучка бухих мужиков — а ими надо ещё управлять! и они сами ещё должны управлять судном! К тому же алкоголь вызывает обезвоживание. Нехватка пресной воды — так себе удовольствие. Выбор был очевиден.

— Каждый день в обед выдаётся по кружке грога для профилактики здоровья, а также чтобы просто не забыть вкус рома. Ну, и чтобы не играть на раздражительности команды: отбери у них совсем спиртное, они бунт устроят. Оно нам надо? Оно нам не надо.

Арсений узнал, что капитан не пьёт из всеобщего принципа, что капитаны пить на борту спиртное не должны, только чай; а Матвиенко не пьёт, просто потому что не любит. Из ненормальных на корабле это всё. По запаху стрепня из консервов оказалась очень даже аппетитной, Попов даже почувствовал, что проголодался. Команда потихоньку собиралась. Все, кто был свободен, с задором бегали из камбуза на главную палубу и обратно — тоже помогали коку. По собственному желанию. Действительно по собственному желанию.

— Капитан ест со всеми? — неожиданно для себя спросил Арсений, посчитав все тарелки и бочки. Места уже были почти все заняты. Гул нарастал.

— Разумеется. А где ему ещё есть?

— Ну, — он замаялся, — например, у себя в каюте.

Наверное, смеяться Серёжа устал, поэтому просто улыбнулся. Арсений тут же потупил взгляд в смущении, хоть и понимал, что постыдного в том, что он не знает, ничего нет.

— Пойми, — Серый понимающе сказал, — капитан выше остальных только условно. Все самые важные вопросы решает он, как и получает самую большую долю добытого золота, но, понимаешь, он всё равно нам равный и мы считаем его равным нам. Мы все в одной лодке буквально! Даже то, что у него есть своя каюта — условность: каждый может туда зайти в любое время, и никто ему запретить это делать не может.

— И отвечать «Есть, капитан!» — привычка? — усмехнулся Арсений, явно хотевший поддеть Матвиенко, но тот сосредоточенно кивнул. Это действительно было так. — Интересно.

Он не отводил взгляда от предполагаемого места, куда должен был сесть Антон, ни когда оно было пусто, ни когда на него сел сам Шастун — расслабленный, весёлый, непринуждённый… Арсений забыл о слове «капитан» и подумал, что Антон совсем забыл про него — про Арсения. Сие предположение заставило глаза перейти на свою собственную тарелку и пургу, что была в ней. На вкус неплохо. Если попробовать ещё, что даже вкусно. Удручал факт, что Антон сидел так далеко, что с ним и словом не перекинуться. А палуба гудела и трещала: посуда звенела, чавканье слышалось со всех сторон, как и разговоры с редкими выкриками. Кто разговаривал сидящим рядом, а кто — с тем, до кого мог докричаться. Это не был рай на воде, но здесь даже между спорящими пиратами чувствовалась связь, будто они готовы убить не только друг друга, но и за друг друга. Этого сложно добиться. Арсений вновь совсем тихонько покосился на Антона…

— Хватит на него глазеть, — едва заметно сказал Матвиенко. Попов и не вздрогнул; вернулся к своему обеду, <s>не</s>спокойно проигнорировав слова Серого.

Он мастерски начал болтать о всём подряд, при этом захватывая в разговор и близсидящих пиратов, которые на удивление легко вливались в любое обсуждение. Больше всего им нравились рассказы о путешествиях. Быть может, во многом они приукрашены или даже, наверное, выдуманные, но слушать про то, как их несколько раз спасал сам дух моря, было очень увлекательно и интересно.

— Его зовут Мареарс — один из четырёх духов этих земель и вод, — заговорщически, будто страшилку под одеялом ночью, говорили они.

— И как же именно он вас спасал?

Говорили про невозможные проходы через по-настоящему смертельные штормы, про при штиле внезапно подбитые волнами вражеские корабли, про множество удачных плаваний и про податливое мелководье, помогающее отойти от погони далеко вперёд. Кто-то выкрикивал, что это всё сказки, кто-то утверждал, что это просто совпадения, а кто-то стукнул по двум предыдущим людям деревянной ложкой, воодушевлённо продолжая сказ о счастливом корабле «Аделанто». Даже кто-то предлагал переименовать бриг-шхуну под «Фортуна», но капитан отказал.

— А ведь именно при нём мы перестали бояться поражения и смерти!

— За капитана!

Все быстро подхватили тост и живо подняли свои кружки в воздух; звон преданности, брызги грога, громкий смех, а Арсений всё не понимал, как у них всех получается так долго растягивать всего одну порцию слабого алкоголя… Он взглянул на Антона — всего на пару секунд! — тот смущённо смеялся, в шутку поддержав тост. Арс улыбнулся. Все вновь вернулись к шумным разговорам, но уже без участия Попова. Пришлось легонько толкнуть локтем молчаливо трапезничавшего Серёжу.

— Чисто теоретически, — он мысленно взвешивал все «за» и «против» того, чтобы задать этот вопрос, — с капитаном… с Антоном наедине поговорить можно? Вокруг него всегда кто-то есть, особенно этот Дима Позов.

— Он его главный помощник и лучший друг как-никак. А если к делу: перестанешь на него так пялиться, может, и подпустят к нему ближе, — и опять эта хитрая ухмылка, выбивающая из колеи.

— Что? — Арсений растерялся.

— Понимаю, — он поднял руки вперёд, — все хотят подлизаться к капитану, заполучить признание, доверие и всё такое. Только наш этого не любит. Лесть и повышенное внимание с ним, — он головой кивнул в сторону Шастуна, — обычно работают в противоположную сторону — для него это главный признак, чтобы держаться подальше и сохранять дистанцию. Но тебе повезло: он в тебе что-то нашёл. Все это поняли.

Возмущение схватило быстро бьющееся сердце. Слова про то, что Антон разглядел что-то в Попове, взбудоражили, но вот про лесть и подлизаться к капитану… крайне раздражало, ведь он был человеком гордым: подлизываться сам терпеть не мог. Он просто долго молча пыхтел, пытаясь не ляпнуть чего, о чём будет жалеть, а вскоре просто негромко объяснился:

— Он спас мне жизнь.

Но объяснением это не было. Не в его случае точно. Чувство благодарности — вещь сильная, но было несложно понять: светилась в глазах Арса не только обычная благодарность. Всего лишь было не понять, что именно ещё… ох уж эти голубоглазые красавчики.

— Шаст, в общем, — Матвиенко задумчиво покрутил пустую кружку у себя в руках, — наверное, спасал жизнь как минимум два раза каждому. Кому-то, наверное чуть больше. Сами мы в долгу никогда не остаёмся, так что тебе придётся свыкнуться с мыслью, что «спас жизнь» здесь значит чуть меньше, чем принято в обществе на суше. Абсолютно каждый, невзирая на личные отношения (и даже, в общем, неприязнь), обязан каждому, но никто — никто! — не возвышает это, как нечто святое. Спас и спас — что бухтеть-то? Разве мы не команда, чтобы держаться друг за друга и держать других? — Арсений, не найдя, что сказать, просто пожал плечами. — Вот именно.

Было сложно поверить в эти слова, но достаточно было лишь оглядеть палубу, чтобы убедиться. Кто-то начал запевать песни, кто-то из-за этого ворчал; дежурные активно уносили пустые тарелки, чтобы вернуться и продолжить бездельничать с остальными; никто не собирался расходиться, довольно оставаясь на местах и досиживая свой обеденный перерыв до последнего. Не сказать, что все были завалены работой, просто собраться почти всем вместе в одном месте приятно. Завтрак у кого когда, ужин — по группам, а обед — вот так вот, вместе.

Они смеялись так, будто это их последний совместный обед, — наверное, объединяло то, что они в самом деле не знали, последний ли это их совместный обед или нет.

Почти идиллия. Пиратская идиллия — как иронично.

— Вот это коллектив…

Теперь влиться в него стало не просто желательным исходом — целью. Заметив на себе взгляд Антона, он опустил голову и, чего сам от себя не ожидал, улыбнулся. Снова.

***

Пират должен был уметь заменить другого пирата на корабле в случае чей-нибудь смерти и для общего повышений квалификации. Каждый мог заменить другого: рабочий на канатах мог заменить рулевого, рулевой — штурмана, штурман — ещё кого-нибудь, и так далее. Капитан, квартирмейстер и боцман были труднозаменимы, но все кое-как представляли себе, что они будут делать, если неожиданно придётся встать на их место. Должность кока не трогали принципиально, ибо даже капитан не понимал, какой магией пользуется этот человек вместе со своим помощником.

Арсению хотелось попробовать максимально всё из того, что можно попробовать новичку. Многие отталкивали, не очень уверенно мямля о том, что не принято, если ты не член команды; кто-то просто как-то не по-человечески рычал, смотря с лёгкой оценкой и нескрываемым презрением (ну а с чего он только появился, а уже лезет?); но были и те, кто дружелюбно отзывался и охотно учил всему, что умеет и делает. Не пришлось и второй раз повторять, чтобы он запомнил названия частей корабля и то, что чем (и зачем) управляется. На мачту его так и не пустили. Не пустил уже сам Матвиенко, не отходивший от своего временного подопечного ни на секунду, сказав, что тот позже всё успеет. Серёга быстро показал, как из нижней палубы быстро сделать спальную зону: как вытащить койки; и рассказал, что это вообще такое, как устроено. Арсению нашли новую койку из запасных, определив ей своё место. Оказалось, расстилают спальные места сразу после обеда не для того, чтобы насладиться послеобеденным сном, а чтобы вечером на это не тратить время, в случае если это просто забудется: никто не горел желанием этим заниматься в полной темноте.

Если в начале дня Попову казалось, что время текло медленнее патоки, то во второй половине всё так завертелось, что он не успевал следить за солнцем, которое медленно скатывалось к горизонту. Серёжа ненадолго оставил Арсения одного, ибо нужно было сделать обход, счёт, проверку и записи. Арс поклялся, что не упадёт в первую попавшуюся открытую бочку в его отсутствие, а Серый знал, что ни одна клятва, не приложенная к Кодексу Чести, не была ещё сдержана на бригантине «Аделанто».

Удача или наоборот, но он попал на довольно-таки редкое явление во время плавания — смена паруса. Обычно это делалось на суше, но второй снизу парус на фок-мачте (теперь Попов знал, что название сему парусу «фор-марсель») выглядел настолько мёртво, что он и в просто подстилку еле годился, — это могло привести к серьёзным проблемам!

Действовали все оперативно. Арсений не вызывался участвовать — просто взял и начал работать вместе с остальными пиратами. Так, Серёга что-то про это рассказывал…

Получилось на удивление слаженно и быстро, но на редкость тяжело — заболели руки и совсем немного спина. Да уж, его физическая подготовка оставляет желать лучшего. Нет! он не был ни дрыщом, ни просто раздолбаем, просто его форма, какой бы хорошей ни была, не подходила к образу жизни людей на этом корабле, которые даже если и наедали себе брюхо, то были в состоянии перетащить на себе вес себя и своего соседа по койке без проблем. Но Арсений был близок к своему новому пиратскому идеалу. Это его вдохновляло.

Ему и ещё одному пирату было поручено сложить старый парус и отнести в трюм. И тут он немного затрусил и стушевался, ибо совсем не понимал, с какой стороны нужно подступать и правильно ли он всё делал. Ещё это парус до невозможного тяжёлый!..

— Давайте помогу.

У Арсения глаза широко раскрылись. Голову он постарался не поворачивать, дабы не сдать своё удивление. Только когда он почувствовал, как тяжесть парусины уже не так сильно давила на руки, он догадался из себя вытащить:

— С-спасибо, капитан.

А он в ответ едва заметно усмехнулся.

«Ну что, весь день хотел с ним ещё раз встретиться? Пожалуйста. Так почему ж ты трусишь?»

С несчастным фор-марселем они справились в два счёта: пока у Попова странно подкашивались ноги и руки совсем не слушались, Антон со своим товарищем уверенно действовал, даже, как кажется, не заметив робости новичка.

— Вань, иди, мы с Арсением отнесём, — сказал он другому пирату. Арс ухватился в парус и не поднимал головы.

— Есть, капитан!

Под ненавязчивые команды капитана они донесли эту громадину до нужного тёмного угла. Молчание, близкое к неловкому, затягивалось. Они шли в одном направлении: ни у кого не было представления о том, куда и зачем идти дальше. Но расходится они не спешили.

Ни первый, ни второй не мог понять, почему сказать хоть одно слово на отвлечённую тему оказалось так сложно; возросла стена — вопрос лишь лишь в том, какого материала эта самая стена? А именно: как сложно или легко будет её разрушить?

— Двадцать лет назад меня тоже нашли, умирающего в воде, — вдруг негромко начал Антон, но продолжать было непросто. В горле будто ком застрял. Он затих, сам себе помотав головой.

Они остановились почти посреди верхней палубы, из-за проходящих мимо пиратов пройдя к краю. Слышен был отдаляющийся крик чаек, шёпот моря… Смотреть в даль было делом успокаивающим и расслабляющим, будто дух весь очищается и ты начинаешь дышать новым воздухом в своей новой жизни с новыми взглядами и принципами.

Арсений повернулся к Антону — тот, так же как и Арсений пару секунд назад, терпеливо изучал недосягаемый горизонт. В этом человеке скрывалось больше, чем просто щупловатое на вид тело и благие намерения. Было что-то глубже. Глубже, чем может увидеть простой человек.

— Сколько тебе было?

Ответ был довольно неохотный, но чёткий:

— Десять.

— Мне очень жаль… — было начал Арсений, но Шастун его сразу же остановил, опустив голову и безнадёжно усмехнувшись.

— Нет, я сам виноват. Верил, что можно просто взять и из ничего сделать себе жизнь из сказок — причём не самых хороших. Наверное, мне просто повезло, что всё обошлось, — он ободряюще улыбнулся, подняв взгляд. — Таким дураком был… не сказать, что много что изменилось с тех пор, но больше я на чужие судна без цели не лезу.

Можно было сколько угодно спорить о том, каким должен быть настоящий капитан: какие черты помогли бы ему поднять свой корабль на вершину горы из сокровищ, а какие тянули бы на морское дно, лишив его всего своего достоинства перед собственными товарищами. Наверное, правильного ответа даже не существовало. Но у каждого хорошего пирата имелось нечто плохое позади — прошлое, которое больше не пугало только из-за того, что осталось за спиной. Арсений бы хотел вернуться и увидеть то, что сделало Антона таким, каким он являлся — быть может, это помогло бы разобраться в нём и понять, из каких вод капитан был выловлен своим судном.

— Прости, если это личный вопрос, но, — он сделал паузу, ещё раз подумав, спрашивать или нет, — что тогда случилось? Почему ты оказался в воде?

— Не думаю, что это интересная история.

Прежде чем Арсений с удивлённым лицом опроверг сие высказывание, пришёл Позов, который был в удивительно хорошем настроении.

— Показываешь утопленнику оружие? — спросил он, поглаживая нагревшуюся на солнце поверхность корабельной пушки. Они стояли у батареи, которая на этой бригантине по большей части находилась именно на верхней палубе. — Если ты ещё и дал ему револьвер, то теперь вероятность умереть во сне стала выше.

Антона в самом деле начало бесить то, как обращался с Арсением Позов, но увидев снисходительную улыбку Попова, он потихоньку успокоился. Редко Поз настолько в ударе, пусть развлекается, если Арсения это не сильно тревожит.

— Не смею поднимать оружие на того, кто не угрожает мне или не хочет меня убить, — заявил он, — вопрос лишь в том, есть ли на корабле люди, желающие мне гибели, или нет.

— Ты же знаешь, что я ему не дам и перочинного ножа раньше времени, — обратился к Позову Антон.

Диме не понадобилось больше ничего слушать, чтобы понять: этой фразой Шастун незаметно дал Попову подсказку, что его собираются оставить с более чем радушным приёмом. Он бесстрастно спросил, просто чтобы убедиться:

— Значит, это время всё-таки наступит?

— Ещё солнце не село, — уклончиво ответил капитан, напомнив про их решение.

— Но уже вечер.

— И всё же сегодняшний день не пришёл к концу, — он засмеялся, дав понять, что докапываться до него бесполезно. Позов быстро переключил своё внимание на Арсения — кажется, чересчур внимательный взгляд ничуть не смущал Попова, а наоборот заставлял принять скептицизм от квартирмейстера как вызов.

— Проверим бойца на прочность. Эй, Сеня? когда-нибудь саблю в руках держал?

— Не называй меня Сеней, ради всего святого, просто Арсений или Арс, — он пытался держать себя в руках, но голос всё равно был похож на шипение разозлённой змеи. — Откуда я могу знать, держал или не держал, если я ничего не помню?

Ему тут же кинули саблю, которую он больше от испугу, чем от хорошей реакции поймал.

— С почином!

Раз, два — Арсений не успевает даже рассмотреть оружие у себя в руке, как пришлось его выставить вперёд, дабы две половины Попова не валялись на деревянной палубе. Скрежет металла. Он заблокировал атаку и держал, напрягшись. В панике глаза нашли капитана. Тот же даже не удивился, и как ни в чём не бывало спросил:

— Ты же не собираешься его вызывать на дуэль, Поз? Вспомни правила! Не верю, что ты их наизусть не знаешь! А кто их вместе со мной составлял и подписывал?

Семнадцатое правило Кодекса Чести — «Дуэли и драки на корабле запрещались, могли происходить только на берегу».

— Обижаешь, капитан! Я не кидаю перчатку ему под нос и не собираюсь убивать — просто обычная тренировка новичка.

Обычная смерть в первый день на корабле — так это смиренно принял Попов, как только почувствовал, что сил в этом человеке намного больше, чем кажется. Чёрт, он свою токсичность в энергию перерабатывает или что?

Вновь внимание приковано к капитану. Он всё ещё изучал Попова, пытаясь понять, из какого мяса он и какой обжарки — достаточно ли его будет для пиратского корабля? Шаг назад — одобрение. Или по крайней мере не противодействие. Арсений понял: или выкручиваться самому, или падать в солёную воду лицом. Найдя в себе силы, он саблей оттолкнул Позова, из-за чего руки обоих отлетели, как и они сами отпрыгнули где-то на шаг-полтора. То, что Арсений будет отвечать так скоро, Дима не планировал. Антон где-то на фоне спокойно отошёл немного назад, дабы самому не попасться.

— Тренировка так тренировка, — сосредоточившись, тихо прошипел Попов, прежде чем сделать выступ первым — лёгкая блокировка. Сабля вновь отведена. И понеслось.

Мечи отличались от саблей — шпаги были к ним ближе. Никакой бездумной силы, тяжёлой грубости, жёсткой ненависти, лишь лёгкость, точность и проворность, которая помогала обезвредить врага быстрее, — если это понять сразу, то трупом через три секунды ты не останешься. Напряжённо и хлипко держался Арс недолго: чем дольше самоуверенная улыбка светила прямо в глаза, тем меньше Попов боялся, что сделает что-то не так. Захотелось не просто отразить атаку, а выйти победителем, как бы невозможно это не звучало. Неожиданность — это его козырь в рукаве. От Арсения ничего не ждали. А он ненавидел, когда его недооценивали.

Народ потихоньку собирался вокруг, шушукаясь, переговариваясь и выкрикивая то, что не было времени разобрать. Улыбка спала и появилась уже на лице Арсения в тот момент, когда стало понятно: их способности почти на равне. Роль нападающего сменилась. Дима сделал шаг назад. Ещё один. Ещё. Пираты свистели, смеялись, восклицали что-то и расступались, дабы не прерывать бой. Звон металла задорно сопровождал весь этот гул. Они уже добрались до самого носа бригантины. Разозлившийся Дима решил взять в руки вожжи и развернул их обоих так, что в тупике оказался не он, а Арсений, — и вновь атака в его руках. Кто ж знал, что Попов возьмёт и полезет на бушприт!.. Он аккуратно попробовал встать одной ногой, немного дрогнув. На мгновение замерли оба. И тут же понеслось дальше: удар за ударом, поворот за поворотом, уклон, блок, прыжок, стойка, дрожь, усталость, решительность, цель. Вот бы не упасть! Только бы не упасть!

Если честно, Дима боялся за равновесие Арсения не меньше самого Арсения, но виду ни тот, ни другой не подал: лишь громкое дыхание и сосредоточенно сжатые губы сдавали их с потрохами — их борьбу не только друг с другом, но и с самим собой. Только бы нога не соскользнула, только бы не замахнуться слишком сильно, только бы… На глаза попадается слабо привязанный канат, который дрябло болтался, стучась о кливер. Одного взгляда под ноги было достаточно, чтобы понять, как легко можно развязать и… Долго думать не пришлось. Ловко повозив ногами, он этот несчастный узел развязал до конца и, ни секунды не медля, ухватился за канат и прыгнул, надеясь на то, что сможет удержаться на тросе, а трос — на мачте. Под удивлённые возгласы пролетев четверть круга, Арсений уцепился за ванты и спрыгнул на палубу, оказавшись прямо за спиной Позова. Тот резко развернулся, но того было недостаточно — через некоторое время он оказался между двух саблей: одна горизонтально за шеей, вторая — перпендикулярно прямо к глотке спереди. Всё замерло. Руки пусты, пальцы в испуге растопырены. Вдох. Выдох.

Дима понял, что ему не навредит Арсений. Арсений понял, что Дима понял. Они оба облегчённо выдохнули и едва заметно улыбнулись; Попов опустил орудие, протянув его владельцу, но Поз взял только одну саблю — Арс понял и принял сей жест. Теперь это его собственность. Первая вещь на корабле, которая действительно его.

Он несильно поклонился то ли в знак благодарности, то ли в качестве перемирия.

— Совсем неплохо для утопленника, Арсений.

В первый раз он его назвал по имени и последний — прямо чувствовалось! — утопленником. Арсений гордился собой и вдруг почувствовал уважение к квартирмейстеру, который почтительно поклонился в ответ. Довольными остались все. Одним глазком Попов глянул на Антона — да, он был доволен тоже. Почему-то это было важным.

Разошлась команда так же быстро, как и собралась; Позов с Шастуном тоже не стояли на месте и быстро ушли под предлогом неотложных дел. А Арсений стоял и улыбался им вслед.

— Ты сегодня молодец, — сам себе сказал он, погладив, как кота, по груди, и пошёл туда, куда глаза глядят. Ну или не глядят! Потому что в итоге споткнулся обо что-то, обрадовался, что не упал, потанцевав в воздухе, а потом всё же спиной свалился в проклятую пустую деревянную бочку, наверное, от чрезмерной радости, что не упал в первый раз.

— Пресвятые каракатицы… — устало выдохнул он и опустил назад голову, когда понял, что застрял в самом неудобном положении.

Было как-то лениво вылезать, но когда тело всё затекло, а быть сложённым пополам попой к низу стало невозможным, он попытался повертеться, потолкаться, покрутиться, чтобы хоть на дюйм сдвинуться, но всё тщетно. Арс, еле-еле подняв голову, стал искать помощи и, к своему счастью, увидел Серёжу. Тот, заметив его, чуть ли не подпрыгнул от удивления, а потом, этакий паровоз, надутый и недовольный потопал к новому горе-другу.

— Разгрози меня гром! Да я ж просил не заполнять бочки своей консервированной тушкой! — возмущался он, вытягивая застрявшего Арсения из треклятой бочки — бочки! — Говорил же столько раз этим палубным недоумкам, что пустые бочки нужно закрывать и складывать отдельно, чтобы никакой червь гальюнный туда не забрался… Никакой тяги к порядку.

— Ты же видел, да? — Арс был уверен в том, что лицо Матвиенко один раз промелькнуло, когда он был в схватке с Позом.

— Видел: неплохо. Для человека, впервые держащего оружие в руках, даже слишком неплохо — наталкивает на мысль, что ты хорошо владел саблей в прошлом, до потери памяти. Хотел бы я посмотреть, как ты стреляешь.

— А я-то как хотел бы попробовать!

Он был возбуждён до предела, не зная, куда деть появившуюся энергию, которая так и била через край. Казалось, если до него дотронуться, то можно сгореть из-за вырабатываемого им электричества. «Я не умер, на мне ни царапинки!» — всё думал он, хваля себя, и не мог выключить кран, из которого так и лилась безудержная радость. Он жив! И капитан им доволен!

Будто прочитав всё на лбу Арсения, Серёжа как бы невзначай сказал:

— Он бы тебя в любом случае не убил.

— Не убил?! А что он, по-твоему, с самого начала хотел, просто повода не находилось? Не устраивать же милые посиделки с чаем и зефирками у моря!

— Ты здесь недавно, вот и видишь в Диме королеву драмы, но на деле он здесь адекватней многих. Не стал бы он тебя убивать, даже не задел тебя, вон, ни разу — а на это мастерство нужно; сцепился бы ты с кем-нибудь из других, чисто чтобы развлечься, оказался бы без руки или головы. Плюсы есть: тебе бы заплатили за потерянную часть тела, но в остальном… такое себе удовольствие.

Восемнадцатое правило Кодекса Чести — «Потеря руки по локоть компенсировалась 400 дукатами, до плеча — компенсация увеличивалась вдвое; потеря ноги по колено — выплачивались 400 дукатов из общей добычи, потеря всей ноги — сумма увеличивалась вдвое».

Сладость триумфа на вкус уже не такая яркая.

— Он поддавался специально?

— Я имел в виду, что он не тупой, а не то, что он не гордый! Конечно, он не хотел тебе проигрывать, — неохотно проговорил Серёжа. — Ты это, сильно не зазнавайся: все знают, что у него задача была сложнее — ему нужно было и тебя сберечь, и себя не позволить на фарш разрубить. А вот задел бы ты его, тогда бы началась настоящая заварушка… Эх!

— Но я всё равно справился, — словно лис, он повертел головой и вытянулся, довольный похвалой от самого же себя.

Серёга же не столь ободряюще, сколько механически повторил:

— Ты всё равно справился.

— И я готов быть пиратом! Видишь! Они все увидели!

— И ты готов быть… Слушай, только не спеши раньше времени, и то ни одной рыбёшки не поймаешь, — то ли ворчливо, то ли обеспокоенно (по лицу было не понять) посоветовал Матвиенко, забрав у Попова саблю, которую позже начал протирать и рассматривать. — Не романтизируй пиратскую жизнь — это главная ошибка тех, кто не доживает и до второй крушки грога! Тебе очень повезло, что ты попал к нам после того, как мы помылись… До первой угрозы все так воодушевлены, а потом сбегают на первом же обитаемом острове.

— И что же мне сделать, чтобы ты — и все на борту! — поверил в то, что я гожусь на роль пирата? Перестать мыться? Найти сокровище? Убить человека? Начать любить рыбу?

— Постарайся при первой же схватке не умереть.

Арсений поднял брови вверх, сжав губы и мысленно разведя руками: звучало справедливо, ничего не добавить. Серёжа всё вертел у себя в руках предмет, который только недавно принадлежал Позову, а теперь, видимо, был отдан на попечение Попову.

— Тебе придётся за этим, — он поднял саблю несильно вверх, — постоянно следить и очень кропотливо ухаживать.

Арс с лёгким подозрением и скрываемым непониманием прищурился:

— Говоришь так, будто это ребёнок, а не кусок металла с рукояткой.

— Это важнее, чем какой-то там человек или ребёнок! балда ты пересоленная. Без этого куска металла тебе не жить. Ты думаешь, кто-то будет снабжать тебя орудием просто так? Его нужно заслужить! Ну, или точнее: завоевать… отобрать, укрась, стырить — как пожелаешь.

— Понял я, понял, не кипишись! — замахал Арсений руками, дабы чуть усмирить вдруг взбушевавшегося Матвиенко.

— Ни черта и каракатицы ты не понял, даже в Кодексе сказано, что свои мечи, сабли, шпаги и прочее нужно беречь.

Тринадцатое правило Кодекса Чести — «Каждый должен содержать своим пистолеты и абордажные сабли в чистоте и всегда готовыми к бою».

— Нет, я правда понял. Я очень быстро учусь.

Проведя всю свою юность (и годы после) в окружении пиратов и всей этой морской тематики, Матвиенко всегда было интересно, каково оказаться на корабле человеку, который до этого ни к чему подобному отношения никакого не имел; а когда узнал, понял, что это безумно запутанно и сложно. Но Арсений держался очень хорошо, из-за чего кажется человеком не только сообразительным, но и просто достаточно образованным. И всё же — откуда он такой взялся?

Все мысли разогнал пронзительный звук свистка, после которого бриг-шхуна в прямом смысле потухла: свет моментально был выключен, лишь только один из трёх кормовых огней всё так же горел. Арс тут же завертелся, вопросительно глядя по сторонам. Потом на Серёжу Матвиенко. Беззаботно и даже довольно (ведь наконец день подошёл к концу!) им было сообщено:

— Таков распорядок. А ты думал гулять до полуночи? Встаём рано — ложимся рано. Переваренные тефтельки на борту никому не сдались, такие при первой же схватке остаются за бортом. Ты не понаслышке знаешь, как это неприятно.

— Распорядок дня? — пытался связать все нити у себя в голове Арсений. — А, точно! Там что-то, что-то такое в Кодексе записано, да? Определённо! Сколько сейчас времени? Восемь часов. Значит… все лампы на бригантине гасятся в восемь часов вечера, так ведь?

— Совершенно верно, — Серёжа был приятно удивлён. — Быстро схватываешь — очень даже неплохо.

Двенадцатое правило Кодекса чести — «Гашение ламп и свечей должно происходить в восемь вечера».

— Так! Ну и что встал, как Кракена увидевший? По койкам! Завтра нас ждёт потрясающий день: утром решится твоя судьба.

Арсений усмехнулся, без вопросов нырнув со своим новым другом в трюм.

Решится судьба… А разве она уже решилась, когда он попал на бриг-шхуну «Аделанто»?

***

Глубокая темень. Необычная для корабля тишина. Море бережно убаюкивало судно, пока ветер заботливо пел свои колыбельные песни и шептал что-то успокаивающее на ночь. Даже звонкий храп не портил сию идиллию.

Арсений старался как можно меньше вертеться: мало того что грохнуться мог в любой момент, так ещё и две дюжины пиратов разбудить из-за этого. Сна ни в одном глазу. Не заснуть никак. Не хочется. Вроде удобно, вроде тихо, вроде устал, вроде глаза и не прочь закрыться, но сон всё не приходит и не приходил, будто у него есть дела поважнее, отстань. Лежать и скучать — это не про Арсения, так что он тут же встал, пытаясь, во-первых, не перевернуть гамак, а во-вторых, не приземлиться на палубу слишком громко: почему-то ему казалось, что что-то может разбудить глубоко спящих пиратов, которые и так привыкли спать при любой ситуации в любом месте — и шумном в том числе. Попову повезло оказаться на койке, которая не так далека от выхода, так что пробраться на цыпочках и не упасть ни на кого получилось; Арс чувствовал себя шпионом или каким-нибудь ниндзя, когда ловко и проворно перелезал через сопящие глыбы на висящих своих кроватях, в конце-концов добравшись до лестницы. Странное чувство таилось в груди: он будто бы знал, что прямо сейчас ему и нужно было встать и выйти на верхнюю палубу, воздухом свежим подышать, волны послушать, луну повидать… Наверху оказалось в разы светлей, чем в трюме: быть может, дело в том, что летом ночи светлые, а может, это всё та самая луна, зависшая в небе. Он застыл, будучи неспособным оторвать взгляд от яркого шара в тёмном небе — казалось, он никогда ничего более завораживающего не видел. Никогда ещё то, что на самом деле так далеко, не казалось настолько близким и доступным.

Арсений осмотрелся, позже приняв это дело как бесполезное. Так и никого не увидел, хотя люди-то были.

— Не спится, пират? — услышал он, сидя на лестнице к шканцам.

— Капитан?

Он поднял голову: там действительно стоял Антон Шастун собственной персоной, облокотившись на перила и снисходительно смотря сверху вниз. Он как всегда был улыбчив. Арсению это нравилось.

— Я ещё не пират, вы… ты сам знаешь.

Смущённый взгляд в обмен на уверенный и непоколебимый. Антон Шастун — капитан корабля, он знал всё, что происходит на судне, и он не ошибся, называв Арсения «пиратом» — по крайней мере, сам так не считал и имел на то основания. А Попов тем временем был озадачен тем, что никак не мог приучить себя к тому, как обращаться к капитану…

— Не сочетается у тебя в голове слово «капитан» с обращением на «ты», да? — Слабый кивок в подтверждение. И понимающее: — Знаешь, не у тебя одного. Можешь просто не называть меня капитаном; я совсем не против, если ты меня будешь называть и просто Антон, Тоха, Тоша, Шастун, Шаст — мне абсолютно не принципиально, хоть Антонио или Антонина. Только с последним не перебарщивай, ради Мареарса, пожалуйста.

— Хорошо, — недолго поразмышляв, он добавил, — Антон.

— Поднимайся ко мне, — позвал Шастун. — Так ты не ответил на мой вопрос.

Арсений вдруг так обрадовался, что физически не умеет краснеть, когда смущается! Хотя кок бы обрадовался свежим помидорам на корабле!..

— Не спится ли мне? — уточнил Арсений. — Да, наверное, с непривычки. А может, из-за переизбытка эмоций: первое впечатление о корабле и о вас… о вас всех такое яркое.

— Яркое и приятное?

— Яркое и приятное.

— Очень рад это слышать, — удовлетворённый ответом Антон, качнул головой, — надеюсь, всё так и будет дальше.

Дальше… слово без ограничения временными рамками. Бесконечность. Будущее — ближайшее и дальнейшее. И всё-таки неизвестное.

Арс не удержался от вопроса:

— А что будет дальше?

— Будет то, что должно случиться, полагаю. Давай сейчас не будем об этом, а лучше поговорим о том, как ты? Как ты себя чувствуешь? Каковы впечатления?

— Всё… сложно.

Но, кажется, Антон не торопился, терпеливо ожидая и не подталкивая ни на что, позволяя Арсению говорить самому — если захочет. А он захочет.

— Мне здесь очень нравится, правда. Может, пиратский корабль должен быть ужасающим по страшилкам, но на деле здесь весело и не соскучишься. Сама атмосфера потрясающая, как и ритм просто вихрем уводит за собой, — он усмехнулся, пальцем прокрутив а-ля тот самый вихрь, — но, как бы я не хотел влиться, мне непросто. Это, наверное, сложно представить, но… У всех вас есть огромный багаж опыта элементарной жизни, у каждого есть миллион захватывающих историй, миллиард смешных случаев или ещё чего, а у меня пустота. И я даже не могу сказать, что в этой пустоте ничего нет. Например, вот, я не люблю рыбу. Факт. Я не помню, но чувствую это. Как и, например… вот есть имя Арсений, да? Не знаю, почему, но меня прямо коробит от сокращения «Сеня». Для меня это взялось прямо здесь из неоткуда, но одновременно и было всегда со мной, и я настолько в этом всём путаюсь, что голова идёт кругом. А ведь может, Дима прав и я в самом деле раньше был с теми, кто хочет всех пиратов убить. Или я предатель. Убийца? Ещё больший вор? Или ещё хуже: где-то там, за океаном, меня ждёт моя семья, не зная, жив я или мёртв. Может, девушка, а может, даже жена с детьми — я-то откуда знаю?!

Антон не знал, как его утешить. Арсений выглядел уставшим и спокойным, но в голосе чувствовалось то ли напряжение, то ли отчаяние, которое заставляло Шастуна верить в каждое его слово. Антон даже твёрдо решил, что они найдут самого дорогого врача, чтобы всем, чем можно, помочь Арсению. Тот быстро ушёл от этой темы:

— А что насчёт тебя? Есть кто-нибудь?

— Да, мама и кот.

— Я про другое, — чуть нахмурится Попов, пытаясь не смотреть прямо на Антона. Тот захихикал. — Что смешного?

— Не представляешь, как часто мне задают именно этот вопрос!

Арсению не понравилось быть одним из многих.

— И что ты «так часто» на него отвечаешь?

— Я всегда говорю, что да, у меня есть девушка, — как выученные в детском саду слова, которые уже не было сил повторять раз за разом, воспроизвёл Антон, — и что у нас с ней всё хорошо.

Прищурившись, Попов легко раскусил его:

— Нет у тебя никого.

— Нету, — как-то слишком просто сдался Шастун. — Разве это что-то меняет? — Арсений пожал плечами. — Вот именно. Никогда не понимал цель этого вопроса.

— Людям вокруг хочется узнать, занято ли у тебя сердце, есть ли в твоей жизни тот, кто делает тебя счастливым и так далее, — буднично объяснил Арсений, сжимая собственные пальцы.

— Меня счастливым делают другие вещи.

— Например, какие?

Достаточно было оглядеться увидеть жизнь на отдельном судне, собственное мини государство со своими собственными правилами, вечные приключения и грабежи, риск и отвага, адреналин и интерес, стратегия и тактика, цель в виде познания мира — это всё было мощным толчком к тому счастью, о котором спрашивал Арсений. Это всё было тем, что приносит счастье, по мнению Антона. Арс это знал, но не услышал этого от самого Шастуна. В общем, и не настаивал. Поняв, что отвечать Антон не хочет, он подумал о другом:

— И ты никогда не думал… найти себе кого-нибудь?

— Найти можно рыбу в море, сокровища в пещере, хороший корабль на рынке или золото в фонтане, но человека — нет. Люди сами приходят в твою жизнь, нужно лишь открыть глаза и понять, что, вот, этот именно тот самый, который сделает твою жизнь лучше, и всё. Не то чтобы я наотрез не верю в любовь или наоборот верю в неё слишком рьяно… Знаешь, само по себе «любовь» — такое странное слово, сразу представляется что-то сказочное и несуществующее. Понимаешь, я пират, для меня любовь есть только к одному — к тому, что я делаю, к моей пиратской жизни, когда любая другая любовь перестаёт иметь для меня смысл. Хочу ли я той самой любви, о которой грезят все романтики? — нет. Буду ли я противится ей, если встречу? — тоже нет. Всё предельно просто.

— И такая жизнь… она счастливая?

— Думаю, да. Никогда об этом не думал, если честно, но… не жалуюсь. Хочешь попробовать пиратскую жизнь на вкус?

— Мне нечего терять.

Антон не мог его разгадать. Ни мыслей, ни целей, ни прошлого — ничего. Он привык иметь дело с кровожадными людьми, с эгоистичными, жестокими, тщеславными, грубыми и на вид непрошибаемыми, но те были внутри более предсказуемы и просты, чем отходчивый авантюрист, непринуждённо стоящий рядом. Интересоваться деньгами — понятно, интересоваться жизнью и смертью — логично, не иметь корыстных мотивов и просто поговорить — откуда он взялся?

— У тебя так много вопросов обо мне лично… даже не как о капитане, а как о человеке. Обо мне. А я, не думая, отвечаю. Как ты это делаешь? Такими темпами ты будешь знать обо мне всё, а я о тебе — ничего.

— Какая клевета! Я рассказываю, что от меня просится.

— И всё же это всё не то. Не пойми меня неправильно, мне сложно это объяснить, но ты как будто говоришь всё и одновременно ничего. Как будто я тебя всегда знал, но одновременно и вижу впервые, понимаешь? Ничего точного и конкретного, и это не мешает тебе доверять и рассказывать абсолютно всё, когда до этого никто даже не пытался… Ладно, я сам себя до конца не понял. Забудь. Сказал какую-то чушь.

— Я тоже о себе почти ничего не знаю, — озадаченно и тихо проговорил Арсений, опустив взгляд. Антон сам не ожидал того, что скажет дальше.

— Значит, будем узнавать тебя вместе.

Арс поднял голову, не поверив в то, что услышал, но глаза Антона повторили сказанное ещё раз и ещё раз. Он честно улыбнулся:

— Мне очень нравится это предложение.

— Мне тоже… нравится.

Повисла неловкость, захватив с собой намёки и двусмысленность, которые совсем не подразумевались. Антон понял, что не хотел говорить именно это. Но он сказал. Почему? Что ж так сложно-то… Все попытки свернуть тему и перейти к другой с треском провалились, а все слова, как будто на зло, вылетели из головы и уплыли, поджав хвосты, и оставили Антона с застывшей в лёгкой панике улыбкой и немного (даже незаметно) сбивающейся речью. Он на всякий случай красиво, как и подобает капитану, слился, направившись в свою каюту и не то чтобы объяснив что-то Арсению.

Он не думал, что тот пойдёт за ним — так же размеренно и неспеша, так же механически бездумно, будто тело само решает, куда идти. Само решает, как закрыть дверь. Как встать друг напротив друга на расстоянии чуть меньше вытянутой руки и молчать, словно воды в рот набравшие. И даже никакого вопросительного взгляда. Ни «Почему ты за мной пошёл?», ни «Потому что у меня есть, что тебе сказать».

С двери немного дуло. За окном — темнота. Темнота была и в самой каюте, ибо ни одна свеча ещё не была зажжена, просто как-то не успелось… Но Арс видел Антона хорошо, как и тот его, будто что-то им освещало друг друга. Мыслей в голове не осталось, как и никого в этой комнате — никого кроме них двоих.

— Спокойной ночи, Арсений, — негромко и даже бессознательно нашёлся Антон, боясь этого тягучего неловкого молчания.

— Спокойной ночи, капитан.

И это было не то — не то, что он хотел сказать! Он же хотел!.. «Спокойной ночи»? «Спокойной ночи, капитан»? Серьёзно? Он спустился с ним, как заворожённый, только чтобы пожелать спокойной ночи? Хватит мяться!

— Простите, капитан, точнее, то есть прости… тьфу! — Он несколько раз тихо чертыхнулся, пытаясь собрать себя по кусочкам обратно в нормального, адекватного, решительного Арсения Попова. Непривычно было чувствовать себя настолько неуверенно и нелепо (удивительно, что чувствовали они это оба). Он сделал глубокий вдох, прежде чем на одном дыхании выдать твёрдое: — Прошу прощения, капитан, но, если честно, я не за этим пришёл.

Жалел ли он о том, что сделал после? Нет. Боялся ли делать хоть какие-то шаги? Определённо, да. Но было бы абсолютно глупо потерять время на сомнения и церемонии, когда в запасе осталось только двое суток… День прошёл. Потрачено. Целый день он здесь трясся и ещё ничего не сделал: ничего из того, что на самом деле хотел бы сделать. Все эти обеды, песни, укулеле, «йо-хо-хо!», канаты, волны, консервы, бои, сабли, правила — всё это кажется таким неважным, таким прозрачным и дальним, как только глаза видят цель, а сердце замирает в трепетном ожидании хотя бы чего-нибудь! Хватит ждать!

Арсений не удержался. Ему это было необходимо. Он должен был сделать то, что сделал, а что дальше — он всё готов был принять со слепой покорностью, лишь бы держать в памяти эти сладостные секунды, которые одновременно казались и эфемерными, и вечными.

Антон же растерялся полностью. С самого начала дня он начал сыпаться, хотя ещё тогда, двадцать лет тому назад, пообещал быть с каждым днём быть всё более стойким и уверенным, что ни одна буря или гром не выведет его из стоя и на секунду! — секунду, которую так ловко украли и забрали себе. Если у детей возникают вопросы, они доверяют ответы на них взрослым; если у взрослых беда с чем-то, они лезут по друзьям с тремя высшими или копаются в библиотеке, дабы не выглядеть перед кем-то идиотом; если пират в чём-либо сомневался, то пути было два: капитан или Кодекс Чести; у капитанов же выбор был невелик. Антон — капитан. Он — капитан своего корабля. У корабля есть свой свод правил, но, оказалось, помогает он не всегда.

В Пиратском Кодексе Чести не было сказано ни слова о том, что делать, если капитана поцеловал человек, который даже не является членом экипажа — только рассматривался на эту роль. Не было нигде и указаний о том, что делать, если капитану поцелуй понравился…

Да, Арсений Попов поцеловал Антона Шастуна.

И никому из них в тот миг неправильным это не показалось.

Предыдущая страница Список Следующая глава