Mou > Известные люди > Между морем и луной

День 1: «Там, где дышит океан» (1/2)

Между морем и луной admv 453360K

В далёких-далёких землях, соединённых пятью великими океанами, где времена года не встречались вместе, где люди раскинуты по четырём сторонам света, уже давно не было воин и захватов на земле и мир воцарился на суше, а редкие войны были только на воде. Союз Объединённых Государств — так назывался их мир, начало и конец которого не был никому известен. Четыре материка со своими островами — четыре королевских семьи — четыре страны, названные в честь сторон света, где находились: Северное государство — место вечного снега и мерзлоты, Восточное — хранитель весны, Южное — покровитель лета и тепла, и Западное — со своими прохладными вечерами, проливными дождями и жёлтыми лесами. Живя под соглашением союза, они не трогали друг друга и жили спокойно на своих землях, отделенные от соседей пятью тысячами милями бесконечной воды и её тайными жителями.

Ни одному человеку с сухих земель не хотелось бы просто так переплыть моря и океаны, чтобы просто увидеть другой свет. Долго. Сложно. Небезопасно. Действительно опасно. Для этого существовала другая категория людей, которая не подчинялась ни одному закону, принятому на твердой земле, — это были пираты.

Океаны были свободны. Моря никому не принадлежали. Даже заливы, проливы и мысы не подчинялись ни одному монарху. Волны подчинялись ветру и кораблям, корабли — экипажу, экипаж — своему капитану, которому служить было уже делом верности и чести.

Богов не было, они так их не называли — были духи. И если на земле ходили истории и легенды о духе земли — Тердее, огня и солнца — Кандиде, а также ветра и воздуха — Фортисвене, то на воде лишь одно имя имело значение — Мареарс — дух всех морей, океанов и даже всего, что находилось за «краями света», за которые люди никогда не заплывали, а если и заплывали, то больше никогда не возвращались. Смерть их поджидала или лучшая жизнь, из которой выбираться не хотелось, никто не знал. Да и проверять особо не стремились.

Говорят, духи могли снисходить на землю в человеческом теле. Но только на определённый, совсем короткий срок, например, на три дня, а после вновь растворяются в воздухе ещё на пару тысячелетий, если не захотят найти способ бывать среди смертных почаще. Быль это или сказки, никто не спорил да не знал. Верить было наивно, а не верить — слишком скучно.

Корабль «Аделанто» плыл по океану, имеющему в тех краях громкое название Деморт. Цель — войти в море — была близка. Нос судна легко разрезал гладь воды, пока взбушевавшиеся волны сотрясали его со всех четырёх сторон. Стояла ночь. Тёмные тучи сгустились в небе, едва позволяя неуверенному свету от луны пробраться сквозь них. Шторм уже миновал, но океан всё никак не успокаивался, содрогаясь перед ветром.

Почти вся команда корабля спала, убаюкиваемая волнами; несколько человек стояли на вахте, тщательно всматриваясь в темень и периодически позёвывая. Капитану не спалось вовсе. Странное предчувствие не давало сомкнуть и глаза, заставляя выйти на верхнюю палубу и вглядываться в размытый горизонт. Тревоги не было — лишь смиренное ожидание. Ожидание чего — не известно и ему самому.

Но вскоре всё встало на свои места.

С приближением рассвета, с появлением первых лучей только проснувшегося солнца волны стали потихоньку угасать вместе с ветром, больше не давя на уши шепелявым гулом; спокойствие и размеренность возвращались вместе со светом, превозмогая мрак.

Проявился сначала кусок скрепленных и почти разломанных деревянных досок, а потом проявился в поле зрения и человек на нём, лежащий на спине и не шевелящийся. Как только до капитана дошло, он услышал крик с мачты:

— Человек за бортом!

Воспоминания, которые, как кажется, он помнить не мог, ибо были слишком давними, тут же пронеслись в голове. Дрожь пробежалась по телу.

— С вахты вниз! — быстро скомандовал капитан дежурным, бросившись к боканцам. — Мне нужно пару людей, чтобы спустить шлюпку, я пойду сам. Ваня, быстро разбуди Поза! Квартирмейстера, говорю, притащи быстрей! Чтобы к моему возвращению был!

Вот и волнение подступило. Он как никто другой знал, что каждая секунда была на счету. Понадобилось всего пару минут, чтобы добраться до утопленника и затащить его в шлюпку. Холодная вода стекала, образуя лужу, но на это было абсолютно всё равно: сейчас в его руках была чья-то жизнь. А жив ли он вообще?..

Пострадавшего опустили на палубу. Капитан бегло просматривал его как и глазами, так и руками, пытаясь определить, дышит он или нет. Пульс слабый. Сильных повреждений не наблюдается…

— Разверните его на живот! — Долгожданный квартирмейстер, который на данном судне был ещё и врачом (ибо единственный имел медицинское образование), раздражённо выдал: — Дайте мне его сюда!

Он встал на одно колено и положил пострадавшего животом на своё бедро. Надавливая на спину и сжимая его грудь, он дождался, когда изо рта того начала течь вода. Утопленник начал кашлять, вырываясь из чужой хватки. Он выставил руки вперёд, чтобы не упасть. Капитан заметил, как сильно локти того дрожали — он, сидя на коленях, придерживал его за плечи и живот и тут же перевернул, когда из того вытекла вся жидкость, застрявшая в лёгких.

Капитан прижал голову к телу, вслушиваясь в биение сердца и следя за дыханием. Через некоторое время оно полностью восстановилось. Вся облегчённо выдохнули.

— И каким макаром он оказался в открытом океане?

Ответа не было. Капитан и сам ломал голову над этим вопросом.

Выпрямившись, но всё так же сидя на коленях и удерживая на бёдрах голову выжившего, он громко и чётко скомандовал:

— Всем занять свои позиции! Мы можем встретить корабль — разрушенный или целый, так что не зевать!

На что получил привычное:

— Есть, капитан!

Все разбрелись, оставив двух самых главных людей на судне разбираться с новым человеком на корабле. Они осмотрели его: простая белая рубашка была ободрана снизу, а на широких штанах виднелись потёртости, которые вот-вот будут полноценными дырками. Простая одежда на простом мужчине.

Только простым он никому не казался.

— Осмотришь его? И потом можешь обратно ложиться и доспать свои законные часы.

— Конечно, капитан, — немного ироничное. — Это моя работа.

Капитан коротко кивнул, не находя в себе силы оторвать от потерявшего сознание мужчины взгляд.

— Я его сам отнесу, — твёрдо сказал он, — а ты найди сухие вещи. Постарайся не разбудить остальных: сам знаешь, что нет никого ворчливее, чем невыспавшиеся пираты, — лёгкая улыбка тронула губы. Мгновенье — и прежняя торопливость заняла её место. — Если не найдёшь на скорую руку, то просто можно одеяло потеплее. Только побыстрее, пожалуйста.

Наверное, он был единственным капитаном, который так часто говорил «пожалуйста», но слабее в глазах остальных это его не делало. А может, дело было в том, что квартирмейстер был не только его правой рукой, но и лучший другом.

«Врача» звали Дмитрием Позовым. Команда из двадцати пяти человек уже несколько лет путешествовала по морям и океанам Союза Объединённых Государств именно в таком составе — достаточно длинный срок для пиратов. Не тяга к золоту и разбоям объединяла их, а лишь любовь к морю и путешествиям, а также капитан, у которого, вопреки всему, было сердце, — Антон Шастун.

Когда-то ему сказали, что его фамилия слишком смешная для настоящего пирата. Но оказалось, что на самом деле смешон тот, кто недооценивает других. Настоящий пират не стыдится своего имени, даже если она не сочеталась с кровью и острыми саблями; Антон Шастун не стыдился.

Первое правило Кодекса Чести — «Каждый Настоящий Пират должен гордиться своим именем». А для каждого на этом корабле не было ничего важнее, чем его команда, его судно и его Пиратский Кодекс.

Антон ещё раз глянул на мужчину у него в руках: спящий, он выглядел так же загадочно, как и появился со светом восходящего солнца. Шестое чувство не подвело. Но теперь же оно говорило о том, что этот человек может повлиять не только на жизнь самого капитана, но и на судьбу всего экипажа.

— Добро пожаловать на борт, — тихо и с усмешкой сказал он, прежде чем скрыться в дверях собственной каюты.

***

— Нужно проложить курс до ближайшего к островам порта Южного государства: получится около двух тысяч миль на юго-запад — это примерно три дня при попутном ветре.

— Мы не можем быть на сто процентов уверены в том, что это именно тот порт, который нам нужен.

Они оба смотрели на раскрытую карту, на которой были самостоятельно отмеченные острова, к которым с недавних пор они стремились. Местонахождение было предположительным, как и территория, на которой Острова располагались, но других вариантов у них не было.

— На той карте, что мы нашли у тех южных торговцев на днях, чётко изображён именно он — вместе с кусочком вот этим, Островов и их защиты. Это именно тот порт, без сомнений. Единственное — мне кажется, они сами ещё не узнали, как до Островов добраться, вот и скрывают всё.

Позов обошёл стол, думая, что если поменять ракурс, то решение само собой появится в голове. Он мрачно добавил к словам капитана:

— И от нас в том числе.

— От нас в первую очередь, — заметил Шастун. — Нам нужно больше информации.

Дима помотал головой:

— У южан её не добыть, особенно на побережье или в приморских городах. Там все патологические вруны, думающие только о деньгах и том, как угодить государству, которое вообще-то тщательно следит за всеми утечками. Если нас раскроют, то сразу отправимся за решётку! И ни островов, ни свободы.

— Нас не поймают.

— На воде — да, а на суше нас с лёгкостью прихлопнут. Может, не сразу. Но нам объективно конец. На нашей стороне команда из двадцати пяти пиратов…

— Лучших пиратов, — тут же поправил Шастун.

Вопреки всему, они оба понимали, что качество не всегда превосходит количество. Не в их случае.

— Но их на материке может быть тысячи, направленные только на защиту одного сектора побережья.

— Нас уже двадцать шесть… — едва слышно прошептал Антон, прежде чем уйти глубоко в себя и свои раздумья. Дима не расслышал того, что сказал Шастун, но переспрашивать не стал, лишь продолжил рассуждать вслух насчёт возможных планов действий, но вскоре заметил, что капитан его не слушает даже в пол-уха.

— Шаст, ты здесь? — он нахмурился, отвыкший видеть капитана хоть немного рассеянным. Тот действительно в последние часы был сам не свой.

С опозданием в тридцать секунд Антон всё же откликнулся:

— А?

—… нтон, — мрачно закончил за него Позов, — да, ты. Шаст, только ответь честно: ты хоть немного спал?

Ответ был очевиден. Антон опёрся руками на стол и опустил голову, которой позже отрицательно покачал: заснуть он так и не смог.

— Я в порядке, — уверил он. — Чувствую себя прекрасно, просто была бессонница и всё.

Взгляд квартирмейстера упал на капитанскую койку, которая была расположена в углу каюты, где лежал недавно спасённый. Шастун перевёл взгляд туда же.

— Да чтоб мне сблевать ядовитой медузой!.. Надо было его положить со всеми на среднюю палубу, а не занимать твоё спальное место. Был бы хоть какой-то шанс на сон, — недовольно забурчал Позов. — А нет, ты же у нас добряк, не ляжешь, пока он там себе спит… как убитый. О, мы же его спасли от этой участи, точно!

— Не волнуйся ты так, Поз, я же сказал: я в порядке, — он слабо улыбнулся. — Пусть здесь будет, пока не проснётся, мне так спокойней.

Почему спокойней — он не знал. Впрочем, они оба не утруждали себя этим вопросом. Беспокоило другое:

— И что будем с ним делать?

Вопрос как повис в воздухе, так там же и растворился в несколько мгновений. Антон все оставшиеся часы до подъёма команды искал на него ответ, но так и не нашёл; единственное, что крутилось в голове, это «не отпускать».

— С ним точно всё в порядке? — чуть тише, но всё так же твёрдо спросил он, проигнорировав реплику Димы.

— Никаких внутренних повреждений нет, как и внешних — только ссадины и царапины, но это совсем пустяки. Но чтобы убедиться, нужно дождаться, когда эта спящая красавица проснётся.

— Ты тоже заметил, что он красивый, да?

Шастун тут же прикусил язык.

— Что?

Если честно, он и сам не понял, что сказал. Да что с ним такое?

— Говорю, что вряд ли он из морских — даже на торговца не похож, — начал активно вещать он, то и дело спотыкаясь на почти каждом слове. — Он… это… ну не отсюда, короче. Не говорю, что мы тут все уроды, просто… Как будто он, не знаю, какой-то граф из Восточной провинции Южного государства, или вообще с Западной стороны.

Антон незаметно облегчённо выдохнул, отвернувшись к окну, когда понял, что его слова более чем логичны. Может, так и есть.

— Что ж, тогда хоть что-то от этого утопленника полезное будет: выкуп неплохой и тёплый приём за спасение. — Позов тут же получил недовольный взгляд капитана. Антон нахмурился. — Ну чего ты? Я же не серьёзно! — всплеснул он руками в ответ. А позже добавил коротко: — Наверное.

Было заметно, что мужчина, лежавший на койке Антона, на самом деле не нравился Позову — сам факт чужого человека на борту, которому уделяется вдруг так много внимания, его жутко бесил. Шастун покачал головой и решил вернуться к рабочим вопросам. Но пока Дима перечитывал украденные на днях ценные бумаги, ища в них какие-нибудь зацепки, Антон лишь делал вид, что рассматривает карту и прокладывает альтернативные пути, а на деле же не мог из головы выкинуть того самого утопленника (как его называл Позов) — всё косил взгляд на него и не мог перестать рассматривать.

Тёмные волосы, выразительные ключицы, подтянутое тело… Антон мотнул головой, пытаясь отогнать от себя все не самые приличные мысли, которые ни с того ни с сего начали лезть в голову. Провёл всего месяц на воде — вот тебе и околёсица всякая в голове! Признаться стоило честности ради: Шаст ночью был поглощён идеей спасти промокшего до костей мужчину, так что, раздевая его, думал лишь об одном — как бы поскорее завернуть его в сухую одежду и засунуть под одеяло; но как только хлюпающие от чрезмерного количества воды рубашка да штаны были откинуты в сторону, капитана вдруг заклинило и он застыл, некоторое время просто разглядывая мужчину. Мужчину! Да что он там не видел-то?! Лишь когда он, бедный, начал слегка подрагивать во сне от прохладного воздуха, Антон очнулся, моментально вернувшись к своему торопливо-ответственно-обеспокоенному настроению героя-спасителя.

Мог бы — оставил раздетым, но завелось на корабле правило: пират всегда должен спать в одежде. Почему новенького уже мысленно зачислили в пираты, никому не известно — Антону в том числе.

От осознания, что он уже абсолютно не понимал себя, легче не становилось.

— Антох, он проснулся, — отвлёк его от мыслей Дима, легонько толкнувший капитана в плечо. Антон и не заметил, как Поз очутился прямо рядом с ним.

Они оба повернули голову в сторону койки капитана: человек на ней медленно крутил головой и с нахмуренными бровями изучал комнату, в которой вдруг проснулся. Повезло, что просунулся вообще, — одновременно подумали все присутствующие.

Дмитрий с выражением лица, которое не отображало совершенно ничего, подошёл к кровати и подвинул к ней табуретку, найденную где-то в углу, а позже и сел. Несколько ненавязчивых вопросов, самый бытовой осмотр и негромкий монотонный голос — Антон, кажется, всё слышал и видел как будто сквозь туман, не разбирая ни словечка. Для него оказалось вдруг чудным, что человек, который столько времени лежал практически без единого движения, сейчас как ни в чём не бывало общался с квартирмейстером и даже шевелился… И голос у него приятный.

— Шаст, он ничего не помнит, — чуть громче, чем говорил до этого ранее, заключил «дежурный врач», не сводя глаз со своего «пациента». — Совсем ничего. Память отшибло напрочь.

Лежащий на койке, кажется, только тогда и обнаружил, что в помещении есть кто-то ещё.

— Если я не помню ничего из прошлого, это не значит, что я не знаю элементарных правил приличия. Например, что о человеке не говорят в третьем лице в его присутствии, — как бы невзначай отметил лишившийся памяти мужчина, сначала отведя глаза, а позже как-то с лёгким укором направив взгляд на Дмитрия. У того брови взлетели до небес.

Хотелось усмехнуться и ответить, что слово «приличие» в контексте пиратского судна звучало очень сомнительно, но Позов решил просто в наглую проигнорировать замечание.

Антон неспеша подходил к этой уже не полюбившей друг друга парочке. Намерения представиться как капитан сего корабля и представить Позова как своего главного помощника были убедительные, пока мужчина, всё ещё укрытый одеялом, резко не повернул к нему голову. Мурашки быстро пробежались по коже. Такие голубые глаза. Точно океан в светлое время суток или небо, не заслонное ленивыми облаками. Шастун спросил об имени незнакомца.

— Арсений Попов, — он поторопился сказать это раньше, чем его «доктор» откроет рот и сделает это за него. Позов тем временем начал медленно кипеть.

Невольная улыбка появилась на лице Антона. Арсений Попов. Что ж — он человек-то не без характера.

— Сколько лет? — Тут уже он пожал плечами.

— А сколько ты бы дал? — поинтересовался Антон.

— Где-то между двадцатью пятью и пятьюдесятью: выглядит хорошо, живо, бодрячком, даже несмотря на то что чуть не утонул, но лицо всё равно как будто тысячу раз жизнью перетрахано. И это уже не от воды. — Шаст хохотнул, понимая, что отчасти это на самом деле так. — А если серьёзно, то где-то от тридцати пяти до сорока. Без обид.

— Да что уж там…

Антон, которому не так давно перевалило за тридцать, неосознанно подметил: значит, он старше… А Арсений так и не определился: его оскорбляют или делают комплименты.

— Дим, оставь нас ненадолго, пожалуйста. Я хочу с ним поговорить наедине, — неожиданно попросил Шастун, когда неловкое молчание затянулось, как и напряжение.

— Прямо сейчас? А как же курс? — мы даже не определились с тем, как действовать будем, нам надо не тратить вр…

Договорить ему не дали.

— Если мы продолжим чуть позже, ничего не случится. Ты прав, я не спал — мне нужен небольшой перерыв, чтобы прийти в себя и уже на свежую голову что-то решать. Проверь пока, пожалуйста, хватит ли у нас продовольствия на ещё одного человека на ближайшие несколько дней, пока мы не доплывём до южных земель.

— А если не можем? Вышвырнем его обратно за борт?

Капитану эти слова не понравились — Дима это почувствовал по одному лишь мрачному взгляду. Он отрезал:

— Сначала узнай.

— Но… — Антон был непреклонен. Он молча начал сворачивать все карты на столе; спорить с капитаном было равно подвергнуть себя опасности лишиться головы. — Конечно, — в конце концов отчеканил квартирмейстер, коротко кивнув и покинув ют.

Шастун облегчённо выдохнул.

— Я его не знаю, но уже ему не нравлюсь — ну и где в этом мире логика или хотя бы какая-то справедливость?

Арсений сидел, всё же не решаясь ни встать с койки, ни лечь обратно: силы сказали уверенное «до свидания», но и просто валяться, как немощный, было очень скучно и неинтересно. Он осмотрел себя и то, в чём неожиданно оказался. Наверное, это было бесполезным делом, так как он понятия не имел, в чём был до этого. Попов поднял голову на незнакомого ему мужчину, который оказался к нему так добр, — тот был в практически такой же незамысловатой рубашке, вправленной в обычные свободные штаны. И здесь все так одеты?

Антон, наверно, был заинтересован в в новом человеке на корабле не меньше, чем сам Арсений — в месте, в которое попал. Шастун подошёл к Попову и, недолго думая, присел на корточки, дабы на него не смотрели эти голубые очи снизу вверх.

— Привет, — почему-то сказал он, чуть смутившись. В голове все слова исчезли и не оставили никаких следов — никаких подсказок, что говорить и делать.

Попов тихо хихикнул. Это действительно выглядело забавно.

— Здравствуйте.

И это он старше? Выглядел совсем крохотным.

А Антон тем временем уже проклял раз шестьсот (а потом и ещё шестьдесят шесть) всё на свете и назвал себя дважды дураком.

— Я Антон… Антон Шастун.

Про капитана он не добавил: просто забыл, что это важно. Ну вот, трижды дурак. Да какой тут капитан! Ему хотелось сгореть от того, какой именно образ медленно складывался у гостя.

Да и почему вдруг это стало важным?

— Приятно с вами познакомиться, Антон Шастун.

Ладно, пусть важно так важно. Антону вдруг польстило то, что, кажется, Попов вовсе не против той умилительной застенчивости, которую с лёгкостью открыл он сам — открыл и для самого Шастуна в том числе.

— Можно на ты.

Он уже не был уверен в том, что он хотел: не спугнуть мужчину или ему понравиться. Это выбивало из колеи ещё больше, хоть Антон действительно не привык быть рассеянным: с самого начала его пути пирата сдержанность и твёрдость помогали ему проходить через все терни, моллюсков и корабельных червей. А тут перед каким-то красавцем рассыпался… чёрт.

— Уже? Так рано? — он удивился так правдоподобно — Антон ему почти поверил. — Имей в виду, я с твоими родителями знакомиться ещё не готов!

— Ты прошёл через нечто более страшное — ты уже знаком с Димой.

— Димой? Тот чудный волнистый попугайчик, которому я так сильно понравился, что он уже дождаться не может, как бы меня акулам скормить? Что ж, тогда действительно познакомиться с родителями ничего не стоит.

Антон тихо усмехнулся, опустив голову. Коротко откашлявшись и вернув себе деловой вид, он начал:

— Ты находишься на борту бригантины «Аделанто», зарегистрированной под флагом Южного государства. Где-то около полуночи мы нашли тебя, плывущем на куске какой-то доски на самом краю океана, сейчас же мы уже зашли в Парсово море, омывающее северную часть Южного материка. И всё ещё не решено, что мы с тобой будем делать.

— Вы не похожи на государственную организацию: тогда вы бы меня не вытащили, — с подозрением высказал Арсений.

— Что ты знаешь о государственных моряках?

— Что они служат… государству. Ну и ещё носят тельняшки — тебе бы сине-белая полоска, думаю, пошла.

Антон иронично усмехнулся:

— Не думаю, что когда-нибудь узнаю, так это или нет на самом деле.

Приподнятое настроение Шастуна было очень заразным, но в голове пазл сам складывался по кусочкам в общую картину. Арсений вытянулся. Он тревожно осмотрел каюту вновь: свет доступен лишь благодаря трём окнам с шпросами, видимо, окна юта; полки были заставлены потрёпанными книгами, свёртками и кипами бумаг, а рядом стояли несколько вычурных подсвечников; была большая карта мира, частично заставленная разноцветными дротиками (вместо флажков, что ли?); можно было заметить пару самых разных сундуков — от совсем небольших до совсем маленьких, от пыльных и еле годящихся для использования до узорчатых и как будто подаренных (позже не сложно было догадаться: украденных) самим дворцом; с потолка свисали канаты и ванты. Взгляд автоматически перевёлся на единственного представителя экипажа судна в этой комнате. Одет слишком просто для моряка, слишком свободно, слишком халатно, слишком… Он незаметно сглотнул. Был лишь один вопрос:

— Кто вы?

— Ты же и сам понял: по лицу это вижу, так почему не скажешь сам? — В улыбке Антона появилось нечто неконтролируемо зловещее. — Мы пираты. Самые настоящие пираты Союза Объединённых Государств, о которых часто говорят, что «это всё сказки» — скажу честно, людям надо больше бывать в море, может, тогда бы и узнали наверняка, что к чему.

— Вы меня спасли…

Кажется, Антона задело то, что, по мнению Попова, они не должны были этого делать из-за якобы отсутствия нравственных ценностей. Он постарался не закатывать глаза.

— Да, мы разрушаем, грабим и иногда убиваем, но это не значит, что мы бездушные твари. Хотя часто репутация бессердечных головорезов значительно упрощает нашу работу.

— Работу воровать, — едва слышно пробурчал себе под нос Арсений. Он вдруг понял, испугавшись: — Я сейчас нахожусь в каюте капитана? На его спальном месте?!

Антон рассмеялся, что бедного Арса ещё больше напугало. А Шаст тем временем удивлялся: и байки о капитанах корабля настолько страшные? Да, он мог отрубить голову кому-то или высадить на необитаемый остров — есть отдельные пункты в кодексе чести по этому поводу! — но это было редким явлением.

— Да, — он невозмутимо ответил.

— И… капитан корабля не будет против?

— Нет, не думаю, — он старался не засмеяться, но по голосу было понятно, что где-то был подвох. — Если хочешь, я у него спрошу чуть позже.

Арсений уже был готов ответить: «Да, пожалуйста, было бы неплохо», но тут же, глядя на нагло лыбящегося Шастуна, остановился.

— Это ты, — дошло до него. Он тут же стушевался: — Ой, то есть вы. Вы капитан. Простите, капитан. — Он был в совершенной растерянности: ему казалось, что он выглядел максимально глупо, невежественно… — Тогда я должен поблагодарить именно вас за спасение. Вы же меня и до этого не знали, так ведь? Я не помню ничего, кроме солёной воды ночью… ваша команда меня вытащила. Правда, спасибо.

Последовал лишь сдержанный кивок со стороны капитана. Разговор не клеился. Арсений не переставал рассматривать Антона — тому было не по себе, ибо было ощущение, что смотрят прямо в душу. Он чувствовал себя обезоруженным.

— Что такое? — не выдержил Шастун.

— Простите, капитан, просто… вы совсем не выглядите так, как капитан. Знаю, что я пытаюсь соотнести больше со стереотипами, но… нет, так и есть, я сравниваю со стереотипами, — он запнулся, — хотя странно, что память о стереотипах есть у человека, у которого нет памяти.

— Никогда бы не мог представить, каково это — лишиться своего прошлого.

— Как будто ты уже прошёл игру, но тебя перебрасывает в самое начало. Опыт сводится к нулю, но ты инстинктивно понимаешь, что к чему — и всё равно всё кажется незнакомым.

— Капитанов определяет не строгость и жестокость, — после небольшой паузы сказал Антон. — Ценится очень образованность, опыт и кое-какие навыки. Также капитану должны доверять, ему должны верить — капитан должен оправдывать такую преданность честными решениями и эффективным руководством. Так что нет ничего странного в том, что я не хочу тебя убить или взять в рабство за любую оплошность. Рабов, конечно, пираты держат, но не на этом корабле: мне слишком дорога преданность каждого члена команды и я не могу рисковать доверием. Страх не равен преданности. И предложение в силе: можно на ты, — он попытался дружелюбно улыбнуться. — Сразу говорю: здесь никто на «вы» ни к кому не обращается, ибо нам эти фамильярности ни к чему.

— Похоже больше на книжный клуб.

— Так кажется только до первого сражения.

Дальше было парочку вопросов про состояние, много вопросов в голове — и на всё неопределённые ответы. Шаст терялся, но потом сразу же собирал себя в руки. Разговор из-за этого так и не шёл. Пока неловкость не завладела ситуацией (а этого Антон терпеть не мог), капитан решил удалиться под предлогом того, что ему надо проследить за Димой, а Арсению — полностью восстановиться.

Уже когда он дотронулся до ручки двери, его неожиданно остановили.

— Это ведь вы… — он тут же исправился, — ты вытащил меня из воды, да?

Он не спрашивал и даже не выдвигал гипотезу, он просто… знал.

— С чего такие предположения?

— Ты обо мне беспокоишься. По-настоящему.

И почему-то именно после этих слов Антон почувствовал уверенность в том, что делает, что уже сделал. Да, он волнуется. Да, так есть на самом деле. Нет, ему не важно, что этим руководит. Ему пора вернуться в форму и перестать суетливо искать ответы на всё и сразу.

Он так и стоял прямо у двери, не говоря ничего. Повернулся. Задумался. Отбросил мысли в сторону и, прежде чем выйти, оставил бережное:

— Отдыхай.

***

К десяти часам утра жизнь на бригантине кипела и неслась по всему трюму и шкафуту, и ещё никто ни на секунду не устал от ежедневной работы на всю ставку, которая день за днём повторялась и повторялось — такова цена за поддержание в ходу судна, такова цена приключений на свою морелюбивую задницу. Солнце стояло высоко и пекло особенно сильно. Никто на корабле не любил настолько ясную погоду, но вода блестела под лучами солнца уж слишком завораживающе.

Капитан со своим квартирмейстером стояли на шканцах, следя за работой на корабле и параллельно обсуждая вопросы насчёт количества продовольствия и необходимости его пополнять (как и остальные ресурсы). Было подтверждено боцманом: если они достигнут земли за неделю, то им точно хватит. Они в любом случае приедут быстрее, чтó бы в итоге с планами и курсом не решили. Всё шло как нельзя хорошо. Кроме ворчащего Позова, разумеется.

— И теперь мы вынуждены тут стоять и печься, пока утопленник не наотдыхается.

— Мы вынуждены здесь стоять, потому что это наша обязанность, — непоколебимо поправил Антон. — Не будь старой бабкой, не ворчи.

— Мне просто это не нравится.

— Он не нравится? — капитан с подозрением изогнул бровь.

— Он не нравится, — тот кивнул. — Подозрительный какой-то. Откуда он взялся-то? Свалился с неба, ей-богу. Ни одного корабля поблизости не было, как и какого-нибудь острова! Ничего! Мы попросту тратим время и нервы.

Шастун всё ещё задумчиво следил за действиями всей команды — тех, кто был на палубе. Лицо выражало полную озадаченность вперемешку с ненавязчивой серьёзностью.

— Его нужно вернуть. Откуда бы он ни был, его нужно вернуть.

— Вернуть куда? Ты меня хотя бы слушал? — он был в недоумении. — Мы не знаем о нём совершенно ничего: не знаем ни того, кем он был, ни того, откуда он, ни того, за что его выкинули за борт.

— Он бы не выжил, если бы его просто вышвырнули в открытый океан. Хотели бы убить — убили.

— Когда оставляют провинившихся на необитаемом острове, тоже не все умирают: им оставляют бутылку рома, пресной воды и заряженный пистолет.

— Вряд ли он имеет хоть малейшее понятие о чёрных метках.

— Не с отшибленной памятью-то точно. Я всего лишь привожу в пример аналогичную ситуацию, из которой следует, что он может быть ненадёжным человеком.

Двадцать первое правило Кодекса Чести — «Чёрная метка — знак наказания, клеймо на репутации пирата за несоблюдение Кодекса.

— 1 чёрная метка: запрет на участие в битвах на 3 дня;

— 2 чёрных метки: понижение в звании;

— 3 чёрных метки: высадка на необитаемом острове с бутылкой рома, пресной воды и заряженным пистолетом на неделю (или любое другое время; остаток жизни включительно);

— 4 чёрных метки: смертная казнь одним из проверенных пиратских способов, в зависимости от серьёзности нарушений».

— А может и не быть.

— Его хотели убить в любом случае. Мы не в той ситуации, чтобы считать вероятности!

— Мы не в той ситуации, чтобы забыть о сочувствии, — отрезал Антон. Он перебирал кольца на руках, не понимая: его сердце заставляло так громко стучать раздражение или волнение. — Я был в похожей ситуации. Это было очень давно, но я помню все эмоции, что испытал, и оказаться на абсолютно незнакомом корабле с пиратами, часть которых хочет скормить тебя акулам — совсем не подарок. Если бы меня тогда не приняли, я бы десятилеткой бы и умер где-нибудь от жажды и голода. Мне разрешили остаться. А сейчас я капитан того же корабля.

Позов знал эту историю. Он там был. Был старше на шесть лет, но также был единственным подростком на корабле — так и сдружились. Дима с призрением фыркнул:

— Нам новый капитан и не нужен.

— Не цепляйся к словам, ты меня понял.

Он его не узнавал. Антон его не понимал — Позов и не старался быть понятым.

— Это другое.

— Нет, Поз, — Шастун покачал головой, устало вздохнув; он наконец повернулся к нему лицом, — это абсолютно то же самое. Когда-то ты был не против немного довериться незнакомому человеку, попавшему в беду, и позволить ему влиться в команду. Что изменилось? — Ответа не было. Были слышны лишь чайки, волны и работа. — Давай мы подождём немного, узнаем его получше, понаблюдаем и к завтрашнему утру что-нибудь решим?

— Да что тут…

— К завтрашнему утру решим. Или даже к этому вечеру — как пойдёт, — он не предлагал — он об этом сообщал. — Все вместе решим, всей командой. Это наше общее дело, и я не позволю его выставить при первой же возможности на какой-нибудь необитаемый островок, только потому что тебе он не понравился.

Дима вновь промолчал, что было принято как согласие с условиями. Чуть позже он угрюмо проговорил:

— Спасибо, я помню Кодекс, и нарушать его не собирался.

Девятое правило Кодекса Чести — «У всех должен быть равный голос в решении любых повседневных дел». Антон верил в то, что люди, с которыми ты будешь или не будешь проводить двадцать четыре часа в сутки, тоже относится к категории «каждый день», так что решил основываться на мнении всего экипажа.

Шастун глянул на свои карманные часы.

— Пойдём, нам пора возвращаться.

Когда они спускались по лестнице, Антон как-то скромно вкинул:

— Нам бы ему показать и рассказать, что здесь к чему: и ему освоится будет проще, и нам волноваться меньше, что он где-то накосячит.

Позов чисто из привычки кивнул, что-то угукнув, но прямо у дверей каюты встал и замер, как вкопанный. Шастуну вход перекрыл — тот спросил, что случилось. Дима в лёгком потрясении развернулся, всё поняв.

— Ты хочешь его оставить, прямо на совсем, — и это не был даже вопрос.

— Да.

— Ты хочешь его оставить в нашей команде, — механически повторил он, смотря в какую-то несуществующую точку.

— Так что насчёт небольшого обхода? Надо найти кого-нибудь, кто свободен…

Но Позов уже не слушал. Лишь заявил:

— Ни за что!

Только он не учёл, что это не обсуждается.

— Ты меня слышал? — железный тон. Дима инстинктивно выпрямился.

— Да, капитан. Экскурсия так экскурсия… скоро как раз здесь музей откроем.

Он нетерпеливо отварил дверь и уже открыл рот, чтобы что-то своенравно сказать утопленнику, но каюта оказал пустой. Никого не было. Антон проверил койку — нет Арсения.

— Он сбежал! — воскликнул квартирмейстер. Антон улыбнулся, мысленно повторив слова Димы.

Шастун достал карты и прочие принадлежности под не очень мелодичное ворчание Димы. Это даже забавляло. Когда у него спросили, почему он так спокоен, он ответил:

— Потом его найдём, — и весело махнул рукой.

Было очевидно, что далеко он уйти и не планировал — просто не мог усидеть на месте. Антон в свой первый день исходил всё деревянное покрытие корабля до дыр и потёртостей и даже попытался забраться то ли на фок-мачту, то ли на грот-мачту, с которой благополучно упал. Во всяком случае теперь он знал: если они услышат грохот, то будут знать того, кто его устроил.

Арсений незаметно проскользнул через пять минут, как его покинул капитан — настолько велико было любопытство. Каюта Шастуна была скучна. Люди и быт — вот, что в действительности интересовало.

С первого же мгновения ритмичная атмосфера пиратского корабля поразила его: воющий ветер энергично бил по плотной ткани парусов, которые время от времени регулировали пираты; свист стянутых канатов раздавался со всех сторон, особенно часто — сверху; все, кто не был занят, активно о чём-то разговаривали если не с интересом вещая свою историю, то бурно споря и восклицая; кто-то бренчал на гитаре, мыча себе что-то под нос и настраиваясь на поднятие настроение другим; а фоном был слышен шум волн. Арс с наслаждением вдохнул солёный запах моря, в котором чувствовалась лёгкая вонь немытых подмышек и просачивался сухой запах пороха. В самом деле как будто вдыхаешь свободу. Не было желания спускаться в закрытые части бриг-шхуны, так что пришлось схватить левую ветхую широкополую шляпу, одну из многих, что висели на крючке у лестницы на шканцы, и пойти осваивать новые земли. А если быть точным: доски, снасти и бочки, заполненные не весть чем. Пока Попов пытался не отлипать от тени, отброшенной фальшбортом и грузом, прикрытым брезентом, он наблюдал за всеми, пока на него в основном просто косо посматривали, ну, или не замечали вовсе. Часть взглядов были заинтересованными, некоторым было абсолютно прозрачно, кто-то улыбался, а кто-то и закатывал глаза. Пару раз на него шикнули за то, что он болтался под ногами, а пару раз вежливо и даже, можно сказать, добродушно кивнули в знак приветствия. Слишком противоречивые чувства и эмоции для последних десяти минут. Или прошло больше? Меньше? За временем он не следил: слишком увлечён.

— Это тебя сюда волнами занесло?

Арсений обернулся. С краю, в районе фок-мачты, совсем недалеко от носа корабля и бушприта, стояла бочка: на бочке шахматная доска, у бочки — сундучок, использующийся как табуретка, на сундучке — пират.

— Слухи быстро расходятся, — усмехнулся Попов, качнув головой.

— Не так уж много народу, чтобы им не разносится. Редко встретишь новое лицо не на суше. Всем даже известно, что ты ни каракатицы не помнишь — любой новый факт, и его узнает даже помощник кока, который из-под стола в камбузе не вылезает.

Пират выудил откуда-то деревянный ящик, и поставил с другой стороны от своего «стола». Арсений не заметил этот жест, так как был слишком занят изучением нового для себя человека — как и изучением всего корабля. Голова трещала от переизбытка информации, но это захватывало.

Невысокий мужчина расслабленно сидел, то и дело с любопытной ухмылкой поглядывая на незнакомца. Загорелая кожа контрастировала с расстёгнутой у ворота светлой рубахой, делая её ещё светлее, а тёмные глаза — темнее. Волосы были завязаны в хвост, брода и усы — коротко пострижены, а морщины на лбу придавали лицу доброй мягкости и умиротворённого спокойствия. Что-то домашнее исходило от этого человека. Может, дело было в аромате тёплого рыбного супа и ржаного хлеба.

Он потянул ему руку:

— Арсений, Арсений Попов.

— Сергей Матвиенко, — пират недоверчиво прищурился, прежде чем пожать руку, но всё ещё выглядел более чем дружелюбно, — будем знакомы.

Неожиданно судно на несколько секунд покосило, отчего Арсений дрогнул, всё же удержавшись на ногах. Он осмотрелся: всем, кроме него, на это кристально всё равно. Привыкли, подумал он. Скрежет металла (сабля? шпага? или просто ножи?) напряг и заставил выпрямиться. Послышался тихий смех.

— Ты хоть знаешь, где находишься?

— На пиратском корабле, — смутившись, ответил Попов. — Но у вас что капитан на самого главного здесь не похож, что корабль выглядит… обычно.

Слова нехило задели самолюбие Матвиенко. Он удивился, а позже со смешком спросил:

— Эй, юнга, а ты знаешь, чтó определяет пиратский корабль?

— Я не мальчишка.

— А я тогда не пират. И всё же? — Арсений покачал головой — не знает. — Садись, сыграем, что ли.

Он начал расставлять фигуры на их начальные позиции. Попов дырявил взглядом сначала пирата, а потом и шахматы. Шахматы на корабле — никак в голове не укладывалось.

— Ску-чно, — растягивая, проговорил Матвиенко, ловко перебирая пешки. Видимо, у Арсения были все его вопросы написаны на лице. — Здесь невыносимо скучно, когда нет других пиратов, торговцев или обычных матросов — и те являются явлением нечастым, ибо не принято на этой земле с земли сходить на воду. Глупые и богатые: боятся до усрачки. А тут время сокращай, как можешь… Жаль, на деньги ни во что не сыграть. Кстати, ходи первым. Мне больше нравится за чёрных играть.

Одиннадцатое правило Кодекса Чести — «Азартные игры (игра в карты или кости) на деньги запрещались».

Он и не планировал выиграть у того, кто, наверное, день и ночь сидит за шахматными фигурами, но и сам не был промахом в настолках. В первые минут пятнадцать он был уверен в своём проигрыше, но позже отпустил мысли об игре, ведь Серый (они очень быстро нашли общий язык) начал неспешно рассказывать:

— Принято считать, что пиратов определяет прежде всего корабль, флаг и внешний вид корабля, ведь именно эти три вещи могут поставить нас выше других, сделать из пиратов властелинов морей и океанов. — Он начал загибать пальцы: — Быстрое и юркое судно не только позволяет быстро догнать жертву, но и сбежать, будучи не обстрелянным из пушек; флаг с дурной репутацией внушает страх и заставляет сто раз подумать, прежде чем отдать приказ принять сражение; устрашающий облик подбивал самоуверенность — и вот уже противник сам сдаётся без боя. Удачливость пирата зависит от страха, который он вселяет.

— Но вы не пытаетесь держаться на страхе, — заключил Попов. Пауза. Ход ладьёй. Медленный кивок.

— Страх силён, но не надёжен. Сколько держатся обычно пиратские корабли? Месяц? Два? Тех, кто проплыл до двух лет, уже считают джентльменами удачи с длинной карьерой! А оно нам надо? Эта малышка, — он довольно стукнул рукой фальшборт, — на воде уже не первый десяток лет, она пережила смену капитана, глобальные ремонты и, казалось бы, обречённые на провал нападения — ключевое слово «пережила». Мы живём по тому же Кодексу, но с другими целями и принципами.

— Вы не пугаете, а вызываете доверие, — поняв суть, продолжил за него Арсений. — Поэтому вы выглядите как обычный корабль, саблями направо и налево не сверкаете, да и флаг у вас очень даже миленький: белый крест на чёрном фоне. Как будто знак аптеки решил прилечь. Ничего явно пугающего.

— Ходи уже, — сказал Матвиенко, чуть улыбнувшись.

Но Попов всё не унимался, немного помрачнев, как грозовая туча. Он сжал зубы.

— С помощью доверия подбираться ближе, чтобы потом внезапнее напасть… — Он вспомнил, насколько расположили к себе его самого. — Что вы со мной сделаете?

Вопрос был логичен. Его легко могли проткнуть шпагой со спины.

— Не волнуйся, с тобой всё будет в порядке: никому ты не сдался без памяти. Тебя и наказывать пока не за что, и ненавидеть.

— Ну не знаю, — он поднял брови. — Тот Дмитрий Позов, — Арсений произнёс его имя с ядовитой колкостью, — с первой же секунды был готов меня прозвать губернатором острова.

Ему пришлось быстро прикусить язык, чтобы не начать болтать о том, что, вот, например, Антон ему понравился сразу…

— Он и мне такое часто желает, — хмыкнул Серёжа, — но это любя. Скорее всего. Димке надо поработать с навыками общения, но так чел интересный — всё терпимо. К этому быстро привыкаешь.

Он не подал вид, что удивился, когда новенький сказал про «губернатора острова». Формулировка была больше локальной, чем всем известной. Пришлось аккуратно спросить:

— Ты когда-нибудь корабли видел? Вблизи? Вживую?

Быть может, если бы можно было определить хоть что-то про него, то…

— Я уже сам не понимаю, что когда-либо видел, а что нет.

Матвиенко тяжело вздохнул, поняв, что вряд ли из него можно что-то вытащить. Ну потерял память мужик и потерял — не стоит ещё сверху на него давить, и то, чуть что, перебор будет даже для пиратов. Дабы уйти от темы, Серёга начал рассказывать про шахматы (те самые, в которые они играли) из восточных земель, которые он забрал себе при делёжке краденного пару месяцев назад. Они были дорогие и необычные. И не столько внешний вид волновал, сколько факт, что они были на магнитах: фигуры притягивались к клетчатой доске, из-за чего такая вещь очень удобна при качке и в принципе в любых путешествиях на любом виде транспорта. Оказалось, что правил игры в шахматы на бригантине почти никто не знал. Из понимающих, как и с чем это едят, были капитан, квартирмейстер да кок: первый был слишком занят, второй был слишком занят первым, а последний просто сам по себе был отбитым на голову — у Матвиенко не было желания с ним связываться вне обеденного стола и камбуза. Приходилось самому с собой развлекаться. Так себе занятие, но как иначе в открытом-то море? Спрашивать, почему он ничем другим не занят, Арсений не стал.

— Если вдруг из-за этого, — Серёжа показал на шахматную доску, — тебе покажется, что я умный, то сразу тебе говорю: ты ошибаешься. Может, из здешних тугодумов я меньше многих тугодум, но нормального образования мне никто не дал. Семья такая, — коротко объяснил он, пожав плечами. — Не выбираем мы того, где родимся и сколько денег будет у наших родителей. Будут ли у нас родители… Вот когда-нибудь я всё же отучусь, накоплю на собственный корабль и соберу себе свою команду. Ну и что ты там усмехаешься? Странно слышать такое от пирата? Образование и умение знаниями пользоваться — вот, что сейчас действительно важно для капитана. Если ты не умеешь определить местоположение корабля, курс, расстояние до нужного места или даже просто привести в чувства команду раздолбаев, какой ты капитан? Ещё и людей понимать надо. Хотя это часто опускают, заменяя обычной жестокостью и деспотизмом.

— А капитан этого корабля… — он немного трусил напрямую его называть Антоном или даже по фамилии — Шастуном. — Когда он им стал? И как?

Матвиенко, заметив что-то во взгляде Попова, как-то загадочно улыбнулся только одной частью рта.

— Почти три года назад случилось. Антон говорит, что «это было совсем недавно», но для пирата это уже долгий срок. С предыдущим капитаном они были очень близки, так что после его смерти Шаст встал на его место — его выбрала команда. Наверное, он уже во время болезни прошлого капитана чувствовал, что ответственность за бриг-шхуну и всех её обителей перекладываются на него. Бедный мальчик.

— Они были… близки? Как? — кажется, Арсений был даже слишком заинтересован.

Серый покачал головой. Он сказал, что единственный, кто вправе это рассказывать, это сам Антон. Арс понимающе отстал с вопросами. Задал лишь последний, который его всё не отпускал:

— И всё-таки что со мной будет?

Он не мог расслабиться из-за неизвестности собственной судьбы.

— Пассажиров на пиратском корабле, сожалею, не держат. Тебя или действительно высадят на первый попавшийся необитаемый остров, или возьмут в команду. О, есть ещё неплохой вариант с рабством!

— Что-то мне подсказывает, что рабами здесь культурно называют наложников, — на слове «культурно» он иронично приостановился.

— Держать на корабле, чтобы трахать? — уточнил Серёжа. — Не-е, у нас такого давно не было. И никогда не будет.

— Почему?

Ответ был дан так, будто это элементарный порядок вещей, знакомый всем и каждому:

— Не по Кодексу.

Четырнадцатое правило Кодекса Чести — «На борту не должно быть мальчиков или женщин. Если кто-то из команды будет замечен принуждающим последнюю к сексуальным отношениям, а затем в переодетом виде приведет ее на корабль, он подлежит смерти».

— И никаких женщин на борту? Что вы тогда делаете, и как на это согласились?

— Поверь, мне именно эта часть морской жизни не нравится. От недели до нескольких месяцев в окружении высокомерных потных мужчин и никакого секса. Долгое воздержание для здоровья вредно, знаешь ли! Фок-грот-брамсель мне в левое ухо! Но потом, на суше, мы свободны, как западный ветер, и никто не посмеет и на секунду закрыть нам врата в бордели, — двузначно подмигнув, довольно сказал Матвиенко.

Арс всё ещё тщательно разбирал это «Не по Кодексу» у себя в голове, пытаясь разобрать эти три слова по мизерным кусочкам и определить всю важность одного документа. Так значит, от этого Кодекса всё зависит? Если он познакомится с ним, то будет ближе к самим пиратам? Сможет ли стать частью команды?

— А можно посмотреть? — На вопросительный взгляд Попов легко ответил: — Кодекс ваш, Пиратский Кодекс. Или у вас он надёжно спрятан от всех чужаков?

Матвиенко засмеялся и махнул рукой, чего Попов совсем не понял. Внутри он немного оскорбился такому наглому игнорированию, но виду не понял; пришлось подчиниться сему и принять факт, что на вопросы ему будут отвечать только тогда, когда ему захотят отвечать. Это не его территория. По крайней мере, все вокруг так считали…

Шахматная доска покрылась тенью. Силуэт человека. Оба играющих одновременно повернули голову к Диме, который только своей стойкой показывал, что стоять здесь совсем не хотел — его просто заставили. Он в наглую буравил обоих взглядом, как будто те сами должны догадаться, в чём дело.

— Опять ничего не делаешь? — как бы из далека, но сразу в лоб начал он.

— Беру пример со старших по рангу, — как ни в чём не бывало ответил Матвиенко, уходя королём от шаха. Арсений задумался. Он пытался на квартирмейстера (а Серёжа быстро объяснил, кто вообще этот квартирмейстер такой и что на судне делает; так же как и сказал, что сам здесь боцман) не обращать внимания, посветив себя своей первой, как он хотел, маленькой победе на этом корабле — победе в шахматы. Хотя бы.

Но его, конечно, доконали: от расспросов насчёт неоткуда взявшейся шляпы до претензии, что он ушёл из каюты и не предупредил. Серый тихо посмеивался, что Диме лишь бы к чему прицепиться, а мысли Попова тем временем были заняты другим вопросом: «А вот он лысый, у него загар всегда равномерно ложится или нет? Ему бы шляпу на голову надеть… так, на всякий случай».

— Поз, не душни. Видишь, мы заняты?

— Капитан хочет видеть утопленника. И ты тоже, наверное, пригодишься, — сказал он Серёже.

— У утопленника есть имя, — вставил своё слово Арсений.

— Но пока нет права голоса.

Никто Список Следущая страница