Глава 15.1: Когда ты поверишь, что всё наладилось (2/2)

— А может тогда твоя сестричка вместе с твоей мамашей мне отсосут? — Кирштейн вдавил остатки сигареты в пепельницу на краю стола. — Только если они не твоя копия, — скулы на лице напряглись от накатывающей раздражительности.

— Слышь, педик, тебе проблемы нужны? — крайний из них соскочил со стула, подходя к Жану вплотную. Его рост едва переваливал за пять с половиной фунтов<span class="footnote" id="fn_30686026_1"></span>, и, честное слово, он всем своим видом походил на старого пса, который страдает ожирением первой степени.

— По-моему, это только вы тут ищите проблемы на свой жирный зад, — голос с ноткой оружейной стали и свинцовых пуль сейчас грозился выстрелить через удар в челюсть. Кирштейн следом поднялся во весь рост, демонстративно смотря сверху вниз, — Уёбывайте отсюда, — он толкнул его толстое плечо локтём.

— За свою сучку заступаешься? — оскал такого лица лишь вызывал приступ смеха. Пока глаза не сверкнули на золотую цепь на шее Жана. — Или ты сам чья-то сучка? — мясистый палец поддел украшение, но ухватиться не удалось. Последовал толчок сильнее предыдущего, заставивший отшатнуться назад.

— Всё-таки глухой тут не я, а вы. Пиздуйте отсюда, пока охрана не проверила на количество фишек, которое вы запихали в свою прямую кишку, — прыснул Кирштейн от неприязни, затем толкая от себя ещё сильнее.

Глаза Арлерта растерянно забегали по всем присутствующим. Рука потянулась вниз, и он ладонью стал судорожно нажимать кнопку вызова охраны, которая была под каждым игорным столом для безопасности.

Для прибытия охраны требовалось минута или даже две быстрым бегом. К сожалению или счастью, стол находился достаточно далеко, чтобы добраться до него за несколько секунд.

— Знай с кем разговариваешь, выблядок, мы из «Северных»! — пропищал самый патлатый из них, прячась за своим дружком.

— Да мне похер, — не успел Жан сказать другие слова, как почувствовал, что в живот упирается рука с каким-то предметом. Как он успел предположить, это был маленький складной нож.

— Ты ещё не понял? Завались нахуй, пока я тебя прям тут не прикончил, — прошипел мужчина, пальцами держа острие наготове.

— Если ты испортишь мне костюм, то я выпотрошу всех вас, чтобы сшить себе новый, — в ответ пригрозил Кирштейн. Сохраняя самообладание и трезвую оценку действий, он ловко отвлёк внимание на свой внешний вид.

Корпус его тела слегка подался назад, а нога оперлась на носок для скорости, с которой он впечатал колено прямо в пах оппонента. В этот момент им движило то самое недовольство, скопившееся за весь разговор. Резкая боль заставила неприятеля согнуться. Однако не успел тот опомниться, как Жан напряг кулак правой руки, отводя её в сторону для замаха и впечатывая его в область щеки возле виска. Кольца вместе с костяшками нанесли двойной урон.

Одна из крупье за соседним столом прикрыла рот рукой, подавляя удивлённый вскрик. Небольшое количество людей быстро среагировало на ситуацию, желая поскорее вызвать охрану. Кто-то же, наоборот, воспользовался возникшей паникой для шулерства.

Арлерт, не успев опомниться, слез со своего стула, чтобы оббежать стол со стороны, где стоял Кирштейн.

Наконец, прибыло несколько охранников, которые тотчас увидели, как один из мужиков продолжает корчится согнутым, а двое других уже было хотели рвануться ближе к Жану, движимые жаждой отомстить за друга. Тщетно для них, крепкие вышибалы быстро скрутили каждого сзади. Шансов выбраться было мало, потому что эти громилы были даже крупнее Захариуса.

— Ты в порядке? — едва слышно пролепетал Армин в растерянности, осматривая, цел ли тот. Но не успел получить ответ, как Жан рванул вперёд от него на несколько ярдов<span class="footnote" id="fn_30686026_2"></span>.

— И проверьте их ещё, — вдобавок к предыдущему ущербу толстозадому попросил Кирштейн. — Они тут дохера чего спёрли, так что даже трусы с них снимите и в задницу загляните, — добавил он, будучи уверенным, что именно так эти парни и сделают. Как и со всеми неприятелями, на которых поступила жалоба. Такие жестокие правила применялись не ко всем, но в частности к подобным случаям. К счастью, Жана тут знали все, как облупленного, потому что его любил даже сам Дот. А кто ж осмелится противиться воле такого босса?

— Всё хорошо? — Арлерт спросил погромче, когда Кирштейн развернулся и направился к нему. Вот только его глаза отражали совсем не те эмоции, которые ожидались.

— Иди за мной. Надо поговорить.

Такой резкий тон и холодность не могли не испугать. Сердце заколотилось от страха больше, чем от этой спонтанной ситуации. Перечить Армин не стал, потому как понимал, что сейчас Жаном владеет адреналин от гнева. Лучше он выслушает его и постарается успокоить, чтобы отогнать все плохие мысли и вернуть настроение в прошлое русло.

Он не успевал идти за быстрыми шагами Кирштейна, который нёсся, точно ястреб, летающий над полем в поисках сегодняшнего ужина.

Длинный коридор для персонала вспомнился тем самым случаем, когда Арлерт был спасён от нежелательного исхода. Как случилось и в этот раз…

— Жан, подожди! — позвал Армин, протискиваясь между персоналом. Он уже упускал из вида стремительно идущую фигуру.

В этом коридоре не было кухни местного ресторана, зато были раздевалки, кладовые и несколько гримёрных, откуда сновали то танцовщицы и танцоры, то музыканты с инструментами. Все куда-то шли, за делом и без. Сегодня в центральном зале дел невпроворот у всех имеющихся работников и приглашённых. Даже если в некоторых местах было пусто да неприбыльно, то сцена казино всегда оставалась всеобщей любимицей.

Кирштейн услышал негромкий голос и смог распознать своё имя среди галдежа людей с шумом музыки. Он обернулся, замечая светлую макушку далеко позади себя. Пришлось вернуться, дабы не потерять насовсем. Руку Арлерта сжали, но сильнее, чем в толпе на площади. Этот жест был грубее, буквально говоря за себя: «Где тебя носит?».

Прежде чем добраться до хоть какого-нибудь свободного помещения без людей, Жан открыл несколько дверей, таким образом невольно застукав выпивающих официантов, что отлынивали от работы, уединившихся парочек, чьему соитию такое вторжение не помешало. Встретились даже те, кто умудрился покуривать травку в маленьких кладовых без вентиляции. Уж этот запах не спутаешь с обычными сигаретами.

В конце концов, они добрались до, вероятно, единственного свободного помещения, коим оказалась небольшая полупустая подсобка. Кирштейн завёл за собой Армина, после включая свет и закрывая дверь на внутреннюю щеколду. Не хватило и доли секунды, как того захлестнуло беспокойство. Наверняка его привели сюда не просто так. Что-то должно случиться.

— Жан, как ты? Ты в порядке? Он не задел тебя? — он приоткрыл его пиджак осматривая, нет ли раны. На чёрной рубашке такие следы было бы распознать хуже всего, да и освещение не располагало детализацией. Дрожащая небольшая ладонь ощупала торс, чтобы удостовериться, не влажная ли ткань от крови.

— Всё нормально, — холодно ответил Жан на такую проверку.

— Я видел, у него…

— Уходи с этой работы, — у Кирштейна желваки свело от напряжения. — Уходи отсюда. Я помогу найти новую или дам деньги, — глаза отражали странную смесь из злости и волнения. — Я смогу обеспечить тебя, — большие ладони обхватили щёки Арлерта, заставляя вздрогнуть от неожиданности, а сам он наклонился. Брови распрямились, больше не показывая злость, которую полностью перекрыла тревожность. — Я всё сделаю, не нужно будет ни о чём беспокоиться.

— …У него был нож, — наконец закончил фразу Армин, пока его глаза округлялись от внезапных предложений.

— Вот именно, Армин. У него был нож, — Жан сильнее сжал пальцами лицо, полное недоумения. — У него был нож! Ты понимаешь это? — он тряхнул руками. Арлерта покачнуло назад, и он схватился подрагивающими ладонями чужие запястья в надежде, что его оставят в покое. Светлые глаза всё больше обрастали неизведанным страхом. — Уходи отсюда.

— Я не могу уйти, Жан, — прошептал осипший голос.

— Почему не можешь? Я помогу. Дот ничего не сделает, я могу поговорить с ним… — вновь продолжал уверять Кирштейн в своей решительности.

— Нет. Я не буду уходить. Спасибо за предложение, но… — Армин отцепил руки Жана от себя. Ему не были противны касания, просто таким образом он ответно показывал не менее твёрдый настрой. — Это единственное место, где я могу остаться. На другой работе придётся выживать, а мне нужны деньги. Да и я больше ничего не умею, кроме как раскладывать карты.

— Не неси чушь. Ты знаешь много вещей. Ты можешь выбрать любое место. Обсерваторию, галерею или музей. Там тихо и спокойно, ты ведь любишь это, правда? Там тебе ничего не будет угрожать, — Кирштейн во второй раз потянулся к нему, чтобы прикоснуться, но его снова отстранили.

Арлерт опустил глаза. Всё, что было сказано – истина. За столь недолгое время он позволил изучить себя, доверился и не раз упоминал о своих желаниях. На несколько секунд он зажмурил глаза.

«А может всё бросить? Жить спокойной жизнью, ни о чём не волнуясь. Но… Но я обещал Эрену и его семье. Я обещал Микасе и обещал самому себе. Неужели стоит всех предать только ради того, чтобы было удобно одному мне?» — проскользнуло в голове за секунду, как вся жизнь перед наступлением смерти.

Душа и сердце разрывались на две разные стороны. Хотелось пойти за мечтой и не противиться словам Жана. Разве его слова – не правда? Разве здесь он был счастлив?

С одной стороны, обязательства постоянно лишали его свободы, обрубая крылья на корню. Мистер Йегер уже не раз вынуждал поступать против своих желаний. Использовал манипуляции, вызывая скоротечное доверие, и тут же обливая ложью, когда пути назад уже не было. Это не нравилось никому, а переживать осадок приходилось в одиночку. Делиться плохим не хотелось ни с кем. Главное, что благодаря этому были деньги, которые строились на месте и должности Арлерта, играя на руку всем, кто с этого кормится, только не ему.

Однако не случись работы здесь, Армин бы так и не научился взаимодействовать с людьми. Не встретил бы столько хорошего и плохого, ведь за несколько лет казино стало частью его жизни. И тогда бы он не познакомился с Жаном. Не узнал бы, что же значат эти чувства, о которых все так много говорят.

— Нет, Жан, нет, нет! — он слабо ударился спиной о стену, прислоняясь лопатками к холодному бетону. Попытка убежать от собственной воли сложно давалась ему под давлением со стороны.

— Я могу давать тебе деньги. Могу платить за то, что подвожу тебя до дома. Даже за то, что ты разговариваешь со мной, — Кирштейн пошёл на отчаянные меры. Другого выбора он не видел, кроме того, как в очередной раз выразить свои намерения.

— Что? — глаза Армина сверкнули таким же бликом, что и у Жана, когда тот сидел за игральным столом. — Ты шутишь? Скажи, что ты пошутил.

— Я не пошутил. У меня предостаточно денег, и…

— А мне не нужны твои деньги! Считаешь меня проституткой? Думаешь, меня можно купить? — шипя, Армин с презрением выскабливал вопрос за вопросом, воспринимая помощь Жана за очередную выбивку наживы. — Ты только что ударил человека за то, что он расценил меня, как кусок мяса! А теперь поступаешь так же! — тон становился громче, ударяя по ушам особенно высокими нотами гласных звуков.

— Я не это имел в виду, — Жан протянул руку, чтобы снова обхватить его щёку. Но по ладони и запястью в секунду ударил шлепок, опаляя кожу своей жгучестью.

— Ты хоть знаешь, каково это – работать? Как сложно зарабатывать себе на жизнь? Ты ничего не знаешь! У тебя нет никаких проблем и ты никогда не жил в голоде! — в груди Арлерта защипала обида, не оставляя в разуме никаких путей примирения. Ноги задрожали, а под коленями начало потеть. — Тебе не понять, что такое экономить деньги и жить каждый день, как последний! Ты ничего обо мне не знаешь! Ничего! — к горлу подступал ком, а нос уже начал скапливать влагу в преддверии того, как быстро слёзы польются из его глаз, словно горная река.

— Да, ты прав. Я ничего о тебе не знаю и у меня нет проблем с деньгами! — в теперь уже кратких словах Кирштейна проскальзывали грубые ударные, явно демонстрируя акцент. Он старался не переключаться на немецкий, хотя гнев тоже окутывал его всё теснее и теснее, заставляя голову кипеть. — Если бы мне…

— Кто дал тебе право решать всё за меня? — теперь всё тело Армина дрожало, а из глаза полилась первая крупная слеза. — Я не твоя вещь. Я вообще не твой, и мы даже не друзья! — кулаки сжались вместе с челюстью, чтобы сдержать поток рыданий.

— Да? И не друзья, и не любовники? — Жан покачал головой, морща губы и нос. Взгляд падал на что угодно, но никак не задерживался на Арлерте. Руки легли на пояс, а носок туфли стал судорожно отбивать по полу быстрый барабанный ритм.

— Если ты думаешь, что можешь купить меня за деньги…

— Да хоть раз я покупал тебя? Просил тебя о чём-то? — теперь уже перебил Кирштейн, не позволяя и слова добавить. — А ведь за этот месяц и даже до нашего свидания я ни с кем не трахался! Ни с кем! — его не находящая себе места нога со всей мощью пнула тумбу, которая стояла рядом с Армином, заставляя того вздрогнуть от громкого звука. С этого момента треклятые слёзы по инерции брызнули из небесных глаз. — Ты и сам не знаешь, что происходит в моей жизни.

— А что есть в твоей жизни кроме развлечений, алкоголя и секса? — дрожащий тембр старался не выдавать всё огорчение.

— Ты. В ней был ты, — Жан ткнул пальцем в его грудь. С каждой сказанной буквой слёзы предательски текли быстрее, крупным градом падая на пол и промачивая белую рубашку. — И нахера я тебя защищаю постоянно? Ради чего? — последний вопрос он буквально прокричал, побуждая Арлерта сильнее вжаться в стену позади.

Где-то далеко в своей голове, на распутье между чувствами и здравым смыслом Армин осознавал свою значимость для Кирштейна. На долю секунды он отбросил все гнетущие болью мысли. Захотелось прижаться к силуэту, который он сейчас различал через толстую пелену слёз. Развязать себе руки и убежать за своей мечтой вместе с ним. И плевать на эти деньги, если он кому-то действительно нужен.

— А мы, оказывается, друг другу никто, — нервная улыбка озарила напряжённое лицо Жана. — Ахуенно Вы это придумали, мистер Арлерт, — гнев просился вылиться наружу с каждой секундой, пока сердце стучало от естественного адреналина быстрее, чем от ЛСД. — Значит, буду спускать все деньги на шлюх, выпивку и дурь. Так ведь ты сказал? Ничего тебе от меня не нужно? Вот им точно от меня что-то нужно. Трахну какую-нибудь цыпочку прям сегодня. Я же имею на это полное право, как и все пристающие к тебе педики. И, знаешь, мне всегда нравились брюнетки. Всё, спасибо за внимание! Auf Wiedersehen!<span class="footnote" id="fn_30686026_3"></span> — закончил он свою пылкую речь, затем разворачиваясь к выходу.

Всякое слово из уст Кирштейна било сильнее хлыста по спине. Особенно сильно по ушам ударила дверь, которую захлопнули со всей яростью, отчего штукатурка по углам пылью осыпалась на пол. Становилось невыносимо больно, но он сделал это сам. Сам промолчал, сам громко заявил обо всём первый. За что расплачивается тоже сам.

Разжатые кулаки тут же обхватили лицо, закрывая глаза. Армин зажмурился, когда губы предательски задрожали, а мышцы на лице застыли искажёнными. Он медленно скатился спиной по стене, усаживаясь на собственные пятки. Солёная вода ни на миг не прекращала бежать, создавая тёмные озёра разочарования на форме и подаренном Жаном галстуке-бабочке. Теперь он не сдерживался, позволяя себе громко хныкать, словно маленький ребёнок, который упал с велосипеда. Воздуха и без того не хватало, так ещё и плечи крупно дрожали, заставляя икать и выхватывать урывками воздух ртом.

Арлерт постарался вытереть рукавами глаза, как волной захлестнул новый поток слёз. Ему пришлось зажать ладонью рот, чтобы не привлекать внимание снаружи своими рыданиями. В очередной раз он отказывается от собственной воли, насильно заставляя себя молчать и делать то, что ему говорят.

Ярость горела закисью азота, неся Кирштейна по коридору. Он толкал прохожих, не обращая внимания ни на кого, а возмущения пропуская мимо ушей. Музыка в зале уже казалась противно скрежещущей, а не мелодично играющей. Голос ведущего и певцов был омерзителен. Хотелось вырвать провода отовсюду, чтобы всё в конце концов затихло. Небольшие группы людей он преодолевал с такой скоростью, будто фанат пробирается к сцене с кумиром, чем привлекал к себе не очень лестную реакцию окружающих.

Наконец, он добрался до бара, ища глазами Фройденберга, который как раз делал коктейль. Всего он провел чуть больше полутора часов за игорным столом, да ещё и абсолютно трезвым. Жан добрался до друга быстрее, чем молния достигает поверхности Земли.

— Дай мне бутылку абсента, — громкий тон всё ещё оставался раздражённым, пока он тянулся за бумажником во внутренний карман.

— Подожди, я доделаю, — Марло встряхивал шейкер.

— Вот. И это тоже забирай, — Кирштейн протянул руку за бар на другую столешницу, на которой готовились напитки. Из руки выпало приличное количество купюр, а за ними звякнули ключи от квартиры и машины вместе с пультом сигнализации.

— Ты не поедешь сегодня домой? — одной рукой Фройденберг отодвинул деньги с ключами подальше, чтобы другие не успели заметить, а после достал охлаждённую бутылку спиртного из холодильных ящиков. — Эй, чувак, ты в норме? — бутыль не успел приземлиться на поверхность, как Жан уже схватил его.

— Нет, тачка пока что твоя. И нет, не в норме, — краткие, обрывистые ответы явно демонстрировали настроение.

Невозможно было не заметить такую озлобленность. Подобное с ним случалось очень редко, а если и случалось, то быстро проходило. Выглядело крайне подозрительно со стороны, но Марло решил пока не действовать, позволяя другу сначала прийти в себя. Фройденберг свернул купюры и засунул их в карман, думая о том, что подвезёт Хитч домой и сегодня, а потом заправит машину на эти деньги.

Жан уже в лифте открыл абсент и отхлебнул несколько больших глотков. Желание снять с себя весь стресс и утопить его в алкоголе преобладало над разумом. Благо, отель внутри работает круглосуточно, как и девушки по вызову.

Шикарный люкс с мебелью из тёмного дерева и отделкой из благородных металлов встретил своего владельца на ближайшее время. Кирштейн снял пиджак и швырнул его на кровать, а затем в секунду вспомнил, что ему требуется бумажник. В этом мешке для денег хранились ещё и другие запасы для особого случая, как раз, как этот.

Он быстро обшарил внутренние карманы, вытаскивая искомое. Несколько кредиток, водительские права и наличка, но никакой мелочи. Жан её никогда не забирал, а если и была сдача из неё, то предпочитал оставить на чай обслуживанию.

В конце концов, между всех вещей нашёлся футляр меньше спичечного коробка и гораздо тоньше. Ранее он служил ёмкостью для сухого парфюма, который удобно взять с собой. Перед глазами мало-помалу начинало плыть от ядрёного алкоголя. Длинные пальцы быстро открыли тонкую крышку коробочки, когда Кирштейн уселся на постель рядом с тумбой. Он включил прикроватное освещение, что, в отличие от основного, не так сильно било в глаза. Первая маленькая таблетка отправилась на влажный язык, после чего Жан сразу же запил её абсентом. Следом отправилась и вторая, только он пожелал разгрызть её зубами до состояния крупного порошка, а мелкие частицы втереть в обе десны. Так можно быстрее достичь кайфа, уж это он прекрасно знал. Горечь от амфетамина в сочетании с абсентом. Было бы неплохо залить его жжёным сахаром, но такие тонкости сейчас никого не волновали.

Пока ум оставался ясным, а язык ещё вязал слова во внятную речь, Кирштейн потянулся к телефону, набирая номер «массажных услуг».

— Приветствую Вас! Вы позвонили… — приятный женский голос уже обласкал слух. Вот что значит «сервис».

— Передайте телефон Нанабе или Майку, — Жан знал, если назвать их имена, то ждать долго не придётся. Как-никак, дружба со всеми порой очень выручает.

— Дурачок, это я, — так мягко обзывая, словно ребёнка, проворковала Нанаба. — Давненько тебя не было. Решил всё-таки поразвлечься? Твой мальчишка тебя не удовлетворяет?

— Не хочу ничего о нём сегодня слышать, — решительно перебил Кирштейн после вопроса. — У тебя есть брюнетки свободные? Желательно кареглазые и с длинными волосами.

— Есть. Выбирай: тебе Талию или Ириду? — к счастью, подруга не стала донимать лишними вопросами.

— У вас чё, блять, теперь Колизей? — усмехнулся Жан. — Давай Ириду. Только пусть нарядится покрасивее.

— Это греческие богини, глупый, — Нанаба тяжело вздохнула, что было слышно даже через трубку телефона. — Какой номер, Дон Жуан?

— Триста семь, — ответил уже протяжный голос. Похоже, что алкоголь достаточно быстро взял смесь экстази в свои владения. — И ещё две бутылки шампанского со льдом.

— Тогда придётся подождать. «Горничная» Ирида принесёт тебе шампанское через… — она зажала микрофон телефона ладонью, видимо, чтобы уточнить. — через десять минут. Идёт?

— Да, — сухо выдал Кирштейн и впечатал трубку в её былое место, после падая спиной на мягкий матрас.

Светлая хлопковая постель встретила его в свои объятия, как облака встречают Солнце, скрывая его для обитателей внизу. Так же, как и облака поглощают свет, чёрные зрачки забрали всё золото радужки, оставляя обруч по краям. Кровь стала разгоняться по телу быстрее, сосуды расширились, что начало проявляться в ощущении жары. Чувство было такое, будто его метали между тропиками и северным полюсом, оставляя пограничное ощущение.

Выброс гормонов спровоцировал очередной порыв эмоций. Гнев и напряжение переходили в другой поток, оседая тяжёлым грузом под языком и внизу живота. Жан слабо улыбнулся сам себе от того, как по телу разносится жар. Средний палец снова скользнул между губ, подушечкой втирая остатки с дёсен под язык, а после обсасывая его, добавляя указательный. Это создавало приятный влажный звук, которого Кирштейн сейчас так хотел. Язык слабо цокнул, шаря кончиком под губами, как змея. Вот бы опять не было никаких проблем, кроме того, что он не может жить вечно.

Он решил перестать мучить себя такими действиями, поскольку уже знал и вновь за вечер ощущал твердый член в своих брюках. Только в этот раз утешал себя тем, что ему не придётся справляться с этой проблемой в одиночку. Рука отправилась на грудь, ладонью умещаясь в середине. Далёкое биение сердца было совсем не таким, как раньше…

Начало нового дня в преддверии январского рассвета явно не удалось. Всё было, как всегда: песни Скотта Маккензи, громкая болтовня, звонкий смех и даже кое-что большее. Армин с огромным удовольствием уплетал батончик, который Жан купил ему в круглосуточном магазинчике на заправке. Конечно, он предлагал ему настоящий бельгийский шоколад, но тот и думать отказался, когда увидел лимитированную коллекцию повсеместного батончика с белым шоколадом. Делать нечего, хотелось угодить хоть так. Кирштейну даже удалось откусить немного прямо из чужих рук, и он поймал себя на мысли, что вкус не так уж плох, как представлялось.

Идиллию совместной поездки перебил резкий свист шин. Он пронёсся по дорожной полосе в секунду, почти оглушая обоих одновременно. Впереди из подземной парковки вылетела чёрная легковушка, точно не беспокоясь о том, что впереди могут стоять ограничители из-за проезжей части. Жан быстро зажал педаль тормоза, однако автомобиль не остановился, хоть и скорость была не критично высокой. Привод задних колёс стал выкручиваться, съезжая на скользкий асфальт.

Не долго думая, немыслимо мгновенным движением он дёрнул ручник, моля всех богов о том, чтобы колодки не примёрзли из-за постоянных дождей зимой. Тела по инерции дёрнуло вперёд, после силой впечатывая в сидения. Вскоре во всеуслышание его кратких молитв и отборных ругательств на немецком, ручник сработал и машина остановилась. Только вот эта остановка была аварийной.

— Твою мать, блять! Совсем ёбнулся?! — громко закричал Жан, сидя в салоне, чего Арлерт ожидал, но не такой звуковой волной.

Кирштейн засигналил, окончательно добивая уши. Но нарушителю это не помогло. Автомобиль на миг остановился, а затем рванул прочь ещё быстрее, чем до этого.

— Всё нормально? — он обернулся к испуганному Армину. — Не ушибся? — Жан придвинулся ближе, проводя ладонью по его лбу с растрёпанной чёлкой. В полутьме было сложно различить, есть ли какие-то ушибы, поэтому решение осмотреть руками показалось как нельзя кстати.

— Всё в порядке. Только… — Арлерт кивнул. — Шоколадка… — батончик теперь был неразлучен с обёрткой. Он сжал его от испуга так, что всё превратилось в однородную шоколадную массу без конкретной начинки.

— Шоколадка? — Кирштейн поразился тому, что его сейчас больше волновало состояние сладости, нежели наличие травм.

— Я испугался и случайно раздавил её.

— Господи Иисусе, чёрт с ней, я куплю тебе новую, — кратко посмеялся Жан. Сейчас это здорово разрядило напряжённую обстановку. Будь на его месте другая девица, то уже бы пищала громче клаксона или аварийной сигнализации, впадая в панику.

— Нельзя выбрасывать, я доем её, — Армин разжал руку, пытаясь развернуть обёртку.

— Тогда я тоже съем! — Жан поставил ручник на место и, пытаясь поддержать стороннюю беспечность, наклонился ближе к руке Арлерта. Получалось плохо, поэтому тот, заметив это, сразу же убрал её в сторону.

— Всё в порядке, Жан, — свободная ладонь Армина легла на щетинистый подбородок и щёку. Кирштейн тотчас почувствовал её ледяную прохладу, которая была очень приятная горящему от адреналина лицу. — Ты всё сделал правильно, — мягкий голос, как раз то, что было так нужно сейчас. Словно он заранее знает, как его успокоить и какие слова говорить.

Янтарь пытался поймать синеву напротив. Сложно было разобрать точное выражение лица, но приподнятые уголки губ было видно отлично. Глаза Жана забегали по силуэту и он хотел было прислониться, ближе, наконец поцеловать пухлые губы со вкусом недорогого шоколада и добавить к ним свой табачный привкус слюны. Не успел он и приблизиться, как голова Арлерта подбородком уложилась на его плечо. Щека прижалась к уху на несколько секунд, а холодные пальцы обхватили твёрдые мышцы шеи с другой стороны.

— Не переживай. Всё хорошо, — прошептал Армин, чем даже перебил музыку из магнитолы, отстраняясь после коротких объятий. Руки стали ворошить обёртку, пока шоколад не успел совсем растаять.

Кирштейн слабо кивнул, тяжело вздыхая от упущенного момента. Он вернулся на своё сидение, теперь слыша, как в ушах скрипят не шины гоночной тачки, а колотится сердце по звуку громче заведённого двигателя.

Теперь оно не стучит так, что вся кровь в жилах застывает. Оно бьётся где-то далеко, как шум морского прибоя в гавани. Это совсем не так. Даже экстази сейчас не даёт ему такого же эффекта, что в январском полумраке.

Руки поднялись вверх, пока тело ощущало весь их груз. Узоры на потолке показались чем-то очень близким и осязаемым. Как будто можно лишь протянуть ладонь и потрогать их пальцами. Именно это Жан и пытался сделать. Пальцы изгибались, словно друг за другом накладывали мазки масляной краски прямо на потолок, воображаемый холстом. Пусть полотно не белое, не идеально чистое. Но разве что-то мешает творцу исправить это?

Внезапно он вспомнил картины Клода Моне, которым так восторгался Арлерт. И нельзя отрицать – Кирштейн тоже. Поразительное сходство с живописцем Жан отметил в том, что его, судя по всему, мало волновали люди. Он очень редко тратил на них даже полотна или хотя бы листы бумаги, посвящая себя абсолютно иному. Армин же восхищался импрессионизмом и решительностью, заверяя, что его картины – это божье послание людям. А для Кирштейна каждая секунда этих восхищений, как и мир для Моне, стала уникальна и неповторима. То, что все называют это грубым и неприятным – не умеют видеть картину целиком. Как и для него – Арлерт был особенной картиной с многогранной историей, среди серой обойной бумаги других людей. Недавно Жан узнал о нём чуть больше. Правда, совершенно не при тех обстоятельствах и времени, которых хотел. И уж точно не со слезами на глазах.

Щелчок двери вывел из собственных грёз, погружая в происходящее. Он повернул голову, следя за тем, как заходит девушка с распущенными волосами тёмно-каштанового цвета, выкатывая тележку впереди себя, на которой красовалось два ведёрка со льдом и шампанским. Сейчас он забудет обо всём и просто хорошо проведёт время.

— Здравствуй, милый. Тяжёлый день был? — тембр её голоса был совершенно не такой, как он ожидал. Или это только потому, что он ни капли не схож с голосом Армина?

— Иди сюда, — не отвечая ни на приветствие, ни на обычный вопрос, подозвал рукой Кирштейн, расстёгивая свой ремень.